Дмитрий Виконтов - Родиться в Вифлееме [СИ]

Собственно, тут жил не только дед. Когда-то тут была деревня или даже маленький городок, — но первая эпидемия оспы-М на заре Серого Времени превратила его в город-призрак. В библиотеке деда Джеймс нашел несколько книг, повествующих о трагедии — у деда даже оказалась копия дневника пастора этой деревни. Леденея от ужаса, мальчик читал перемежающиеся проповедями и молитвами строки, в которых слова «кара» и «смерть» встречались едва ли не в каждом абзаце. Последняя запись заканчивалась жирной, почти продавившей бумагу точкой, венчавшей короткий, косой росчерк вниз.

Дед, заставший Джеймса с этим дневником, сперва рассердился не на шутку, но, чуть поостыв, рассказал, что дом, в котором они живут, принадлежал когда-то тогдашнему мэру. В этом доме собрались последние уцелевшие, умудрившиеся дольше всех продержаться в схватке с болезнью. Здесь их останки нашли спустя почти семнадцать лет, когда вторая волна болезни — или, как ее называли в учебниках, Великий Мор — уже катилась по всей планете. Нашли, чтобы всего через десять дней присоединиться к ним в вечности.

Новые жители появились только на закате четвертого десятилетие следующего века — проблему перенаселения, так беспокоившую предков, оспа-М решила радикально.

Деду этот особняк достался от собственного отца, приобретшего дом незадолго до начала Двухлетней войны. По его словам, этот дом, до Серого Времени стоивший целое состояние, достался за сущие гроши. Волна миграции в новые колонии, даже с учетом всплеска рождаемости и решения ГКСК об ограничении роста городов миллионным населением, обрушила весь рынок недвижимости. Жесткие меры Экономического Совета плюс снижение ограничения для городов до пятисот тысяч жителей немного помогли, — но именно что «немного». По сути, даже теперь плата практически за любой дом на планете состояла из стоимости земли, где этот дом стоял и какого-то символического вознаграждения продавцу. Мест для жилья хватало всем.

И все же здесь очень уж приятно было жить. Здесь не было ни суеты городов, не было засасывающего ритма жавшихся к космопортам сателлитов, зато в достатке было солнца, свежего, прохладного воздуха и блеска реки, серебряным языком облизнувшей холмы на горизонте. Постепенно в городок-деревню возвращалась жизнь: сто, может, сто пятьдесят человек построили новые или же — как и прадед Джеймса — отремонтировали уже существующие особнячки под свой вкус. Высаживаемые новыми хозяевами сады вместе с буйно разросшейся растительностью скрыли постепенно последние следы старой деревни.

Уже не точка, а небольшое светящееся пятнышко скользнуло в ложбину перед одной из самых крупных рощ, на несколько секунд исчезнув из виду. Джеймс воспользовался моментом и вернул налившееся черным голофото на место.

Машина, вынырнув с противоположной стороны сейчас беспросветно темного массива зелени, стремительно миновала развилку и понеслась дальше. Вдоль дороги вспыхнули ровным желто-оранжевым светом фонари, едва окутанная ореолом бледно-белого сияния она перемахнула мост через реку и начала плавно сбавлять скорость; внизу у ворот так же зажегся свет, отреагировав на сигнал пилота слайдера.

Джеймс удивленно качнул головой: оказывается, это к ним. Деда часто навещали старые знакомые, служившие под его началом офицеры. Но так, посреди ночи…

Машина плавно вывернула на ведущую к дому дорожку; преграждавшая путь решетка отползла в сторону. Подсознательно мальчик ожидал увидеть что-то из наиболее популярных моделей, но оказался обычный «Гепард», похожий на обрубленный с боков панцирь черепахи. Очень скоростная, очень надежная, но очень некрасивая и порядком устаревшая модель — правда, некогда она была едва ли не единственным слайдером, пошедшим в крупномасштабную серию.

Пока машина скользила к крыльцу, Джеймс обратил внимание на длинные, сплошные белые полосы, от передних фар до хвостовых стабилизаторов, из-за которых слайдер казался закутанным в кокон серебристого света. Дедовы гости явно были не простыми посетителями, решившими на ночь глядя развеяться: кому попало лицензию «чистой трассы» не выдавали. С ней пилот мог запросто где угодно выжать из машины всю скорость и плевать на ограничители, регуляторы движения или другие машины.

Плавно поднялись двери слайдера; одновременно с этим разом погасли фонари вдоль трассы. Два стройных, подтянутых человека в одинаковых темных костюмах выбрались из машины; один из них сказал что-то пилоту и зашагал вслед за товарищем к крыльцу. Там их уже ждал дедов адъютант, успевший каким-то образом надеть свой мундир — словно и не ложился спать. Что, в принципе, могло быть правдой: дед с адъютантом часто засиживались до утра, играя в шахматы или работая с документами.

Внизу, чуть в стороне от разговаривающих с адъютантом приезжих, на землю легли четкие прямоугольники света: кто-то включил освещение в гостиной. Один из гостей повернул голову — на его правом глазу тускло блеснуло стекло визора, на краткий миг вобравшее упавший на него свет — и тут же выплюнувшего его радужным всплеском.

Машинально мальчик поднял руку и коснулся едва заметного бугорка на виске: ему еще предстояло перенести три операции, прежде чем он сможет носить свой собственный визор. Можно было, конечно, обойтись всего одной процедурой, но дед решительно заявил, что нечего носить всякие паршивые суррогаты; отец с матерью не возражали, Джеймс, собственно, тоже. Правда, что такое «суррогат» он так и не понял.

Люди внизу закончили беседовать; адъютант пропустил их в дом и вошел следом, закрывая за собой дверь. Джеймс отвернулся от окна и задумчиво посмотрел на дверь. Если он сейчас спустится вниз — его тут же отправят обратно: своего деда он знал очень хорошо. А послушать, зачем они сюда приехали, хотелось страшно. Чрезмерным любопытством Джеймс не страдал, но очень уж странным выглядел этот визит посреди ночи.

Мальчик шагнул к двери… и вдруг быстро подбежал к кровати, ныряя под одеяло. В какой-то миг ему пришло в голову, что и его привычки дед знает прекрасно. Словно подслушав его мысли, дверь тихо отошла в сторону.

— Джеймс?

Джеймс закрыл глаза, стараясь дышать спокойно. Не дед. Даже не адъютант.

— Джеймс, ты… спишь? — зевнув на середине фразы, бабушка осторожно подошла к кровати и посмотрела на мальчика. Поправила одеяло и, удовлетворенно кивнув, пошла к выходу. У двери она еще раз посмотрела в сумрак комнаты, вслушалась в сонный ритм дыхания внука и вышла. Дверь так же тихо поползла обратно.

Джеймс не шевельнулся, считая про себя удары сердца. То, что пришла бабушка, а не дед или адъютант — его удивило, но не расслабило: провести ее тоже было очень нелегко. К тому же он не слышал звука сработавшего фиксатора — значит, бабушка просто не закрыла до конца дверь, и стояла в коридоре, проверяя, не рванет ли ее непутевый внук к якобы закрывшейся двери.