Сергей Хорунжий - Гражданская самооборона

— Смотри ты, не повезло босоте, значит, — усмехнулся Егор. — По крайней мере, со мной, кроме Васьки, больше никто на свет не выбрался.

— А это и не удивительно, — махнул рукой отец Фёдор. — Мне эту историю один забулдыга из местных, из Курских, рассказывал, он, кстати, и был тем самым блаженным, который каким-то образом чуял, что там происходит, внизу… Он же меня и спас, — раздумчиво потёр лоб говоривший.

— От чего?

— Я, видишь ли, захотел покинуть этот мир, совершить самый тяжкий земной грех, а Максимыч, не дал, вернее, выходил меня, после неудачной попытки, а потом, я ему ответил тем же. Так мы и выручали друг друга, пока здесь не оказались…

— Так этот дедок жив? — вскинулся Горыныч. — Ой, извини, Тоха, ёлки, отче! Тьфу, ты…, — замялся в конце концов Егор, осознавая, что ведёт себя как-то не очень…

— Ничего, ничего, — улыбнулся когдатошний его, самый близкий дружок. — Для тебя ведь всего несколько дней прошло, — и, изменившись в лице, грустно закончил. — А здесь, целая жизнь пролетела, да такая, что не приведи Господь! А посему, приучила меня и к смирению, и к пониманию, и к тому, что время безвозвратно проходит…

«О-хо-хо! Братишка мой, родненький! Ты гляди, как тебя…», — посочувствовал про себя Гор.

А Тоха, будто мысли его прочитал:

— Что, небось, жалеешь меня? Думаешь, всё, сдулся капитан Ивашов! — и, заметив смущение в глазах у своего собеседника, продолжил. — Брось, командир, не стоит. Я хоть и не сладко эти годы прожил, зато не без пользы. Благодаря нашим общим усилиям, ну и моим скромным умениям, которым обучал я отроков тутошних, выстояли мы и преуспели…

— Ничего себе преуспели, извини, что перебиваю, конечно, — приложил руки к груди Горыныч. — Чего-то я твой оптимизм не очень разделяю, после всего увиденного.

— А что ты мог понять и уразуметь с двух дней-то, а? — лукавая ухмылка пробежалась по Тохиному лицу. — А потом, девчонка твоя, она ведь из Тимирязевки, а они там, словно сычи сидели, от всех отгородившись, всё пытались самостоятельно решить и вот, видишь, что приключилось…, — он опять нахмурился. — Никогда себе не прощу, упустили мы эту ниточку пока глобальную сеть плели, а наши недруги её раз!.. и порвали!

— Погоди, погоди, Кр…ой! ваше прео…, да, ёма ё! — вконец запутался Горыныч. — Всё никак не соображу, как к тебе… или вам, обращаться-то, а?

И тут отец Фёдор, несмотря на своё солидное положение и преклонные года вдруг стал прежним близким и родным…Крокодилом!

— Горыныч! — он покосился в сторону двери, не видит ли кто и негромко, но с прежними интонациями в голосе проговорил. — Когда мы про меж собой базарим, ой! прости меня грешного, Господи! — Тоха закатил глаза к небу и перекрестился. — В общем, когда вдвоём, говори, как тебе захочется, ты же всё-таки мой командир, а на людях…ни-ни! А то оконфузюсь…

Егор заговорщицки подмигнул, принимая правила игры, и вернулся к прежней теме:

— Так выходит, что не всё так плохо?

— Выходит, — согласился с ним его собеседник.

— И чего…, вы нам поможете?

— А ты в этом сомневаешься?

— Да нет, — Горыныч облегчённо вздохнул. — Теперь, уже нет!

— Вот и славно, — улыбнулся отец Фёдор, подымаясь со своего места. — Рад, что вселил в твою растрёпанную душу хоть какую-то долю оптимизма. За сим, должен тебя оставить, извини, время за беседой пролетело незаметно, а дела мои никто не отменял…

— Погоди, Ан-тон, — всё-таки не решился на фамильярные прозвища Егор. — А мне-то чего делать?

— Тебе? Помнится мне, что ты возмущался тем, что события вокруг несутся галопом — вот и отдохни, осмотрись, а там и решим, куда тебя пристроить…

Егора проводили в комнату, которую отвели им для отдыха.

Извинились, что не могут предоставить отдельных помещений, но без подобострастия.

Васьки не было на месте, где-то гонял вместе с собаками, а вот Ника ждала, мучаясь неизвестностью.

— Ну что? — первый вопрос, который вырвался у неё, сказал о многом, так же как и глаза, выжидательно-испуганные.

И Гор не стал выпендриваться, а быстренько, насколько у него это получилось, всё выложил. С каждым сказанным словом он подмечал, как девушка издёрганная последними днями и событиями менялась буквально на глазах: успокаивалась, приходила в себя, то и дело, повторяя одну и ту же фразу: «Ну, я же говорила, я же просила его!..» В итоге, когда Егор закончил своё повествование, Ника разрыдалась…

— Ты чего?

— Про папу подумала, про то, что давно предлагала ему сюда сходить, а он, всё опасался…, — девушка не могла остановиться, а Гор утешая слегка приобнял её за плечи и тут, как это обычно бывает с малышнёй, которая всегда появляется не вовремя, нарисовался их младшенький.

— Сего ета вы тута делаете? — прищурился с подозрением пацанёнок. — Сто ли лесыли сполтом позаниматься?

От такого вопроса на взрослых напал не то что ступор, а самый настоящий столбняк и пока оба соображали, что же им ответить маленькому нахалёнку, он, как ни в чём, ни бывало, продолжил:

— А я вассе-та за вами плибёг, тама нас кусать позвали. Тузик с Филей узэ лопают, а я к вам, а вы тут…

Что «тут», договорить Ваське не дали, а молча подхватили салабона, в четыре руки умыли его, как он не орал и не трепыхался, вопя, благим матом «…я зыть утону!» и побежали в трапезную, где их ожидал сытный обед. Густой наваристый борщ и каша с грибной подливкой понравились всем, а когда им принесли компот из каких-то ягод, мальчуган, поглаживая своё раздувшееся пузо, веско заявил:

— Эсли бы меня так всегда колмили, то я бы отседова… ни-ку-да!

— Что, братишка, выходит, ты за котлету с супом даже Родину бы продал? — так, от нечего делать озадачил малыша Егор.

— У меня, её нету, Лодины етой — выворачивая карманы, самым серьёзным тоном пропыхтел Василёк. — А пилозки с конфетками я люблю больсэ…

После такого ответа взрослые хохотали до слёз, а мальчишка обиженно от них отвернулся, не совсем понимая, что такого смешного он сказал. Правда, веселье внезапно закончилось, так как в помещение, где уже почти никого не было, заглянул Кирилл и, заметив Егора, кивнул ему, чтобы тот вышел.

— Что-то случилось?

— Ты нужен, — ничего не объясняя, заявил главный монастырский охранник и повёл за собой, указывая дорогу. Пройдя длинными коридорами и многочисленными переходами, они тихо вошли в маленькую, как раз на двух человек, комнатёнку, из которой хорошо просматривалась большая скромно убранная зала с длинным столом посередине и внушительными деревянными креслами по бокам. Там сидели люди, с одной стороны: отец Фёдор и двое монахов, важных и степенных, а с другой… старый знакомый — Глобус, а рядом с ним какой-то «попугай» разодетый, словно кукла во всё парчово-блестящее. Длинные волнистые волосы спадали ему на плечи густой львиной гривой, а для пущей важности он держал в руке трость с какой-то непонятной издалека фигуркой вместо рукояти, сверкавшей драгоценными глазами.