Лев Жаков - Охотники на мутантов

Они прошли дом с синими наличниками, миновали избушку без крыши, покосившееся здание с маленькими окошками и вывеской над развалившимся крыльцом: «…П…ЕКА»…

Дорога повернула, огибая огород, заросший бурьяном по пояс. Лесник поднял ружье. Справа за выкрашенными зеленой краской заборами стояли два одинаковых дома, а по левую руку открылось большое здание с цоколем из крупного камня. Широкое окно, ржавые железные ставни, над ними жестяная вывеска: «ПРОДУКТЫ». Рядом на крыльце сидел здоровяк в камуфляжных штанах и черной майке, в руках у него был пулемет.

Видимо, по дороге излом передавил горло – Рамир незаметно для себя потерял сознание. А когда очнулся, первым делом удивился тому, что еще жив.

Излом крутился рядом, бренчал чем-то на крыльце. Цыган лежал на утоптанном мху перед избушкой, вросшей в землю по самые наличники. Стянутые за спиной запястье болели, ноги тоже были связаны. Рюкзак валялся в стороне, раскрытый, мутант уже покопался в нем. Рядом лежал автомат с завязанным узлом ремнем, в стороне – пистолет и снятые с бедра ножны. Разоружил, связал… так почему не убил?

– А я люблю свеженькое, чистенькое. – Хозяин повернулся, и Рамир увидел в его руках мясницкий тесак. На крыльце были разложены крючья для подвешивания и растяжки туши. – Пока туман тебя не высосет, тело горчить будет, так что я подожду, а чего же, куда мне спешить…

Говорят, изломы – телепаты почище контролеров, вспомнил Цыган.

В тумане все имело необычный вид, серая дымка скрадывала очертания, заставляя мозг домысливать картинку, и самые обыденные вещи казались странноватыми, какими-то неправильными. К примеру, сколько Рамир ни гнал от себя этот образ, хижина излома упорно казалась избушкой Бабы-яги. Просто подогнула свои куриные лапы, а сама хихикает за спиной… Он вздрогнул, кое-как обернулся. Дом как дом – низкая бревенчатая халупа… Затаилась, чертова тварь, прикидывается!

Рамир потряс головой. В затылке вспух алый шар, боль стрельнула между висками – зато сознание прочистилось. Все-таки действует на него эта пси-аномалия, исподволь в мозги заползает. Цыган повернул голову влево, потом вправо. Метрах в полутора от него лежал камень. А по левую руку в траве белела кость… человеческая кость! Поблескивающая, будто лакированная. Кость и камень… Надо что-то делать, время идет, пора выбира… Рамир поймал взгляд излома и сморгнул. Припомнилось вдруг чужое и мудрое: «Времена не выбирают, в них живут и умирают. Большей пошлости на свете нет, чем клянчить и пенять, будто можно те на эти, как на рынке, поменять. Что ни век, то век железный…»

Словно заподозрив что-то, догадавшись о хитрости пленника, излом оставил свои крючья, подошел ближе. Глаза на невыразительном лице бегали из стороны в сторону.

– Покушать не хочешь пока? – спросил мутант, опускаясь на корточки. Длинная рука поползла к рюкзаку, вытащила нераспакованный брикет сухпайка, вернулась к хозяину. Излом сунул брикет под нос Цыгана. – Ням-ням? – сказал он, заглядывая в лицо.

«Что ни век, то век железный», – твердил про себя Рамир.

Водянистые глаза излома сузились, он нерешительно отодвинулся, уголки губ опустились. Видимо, не имея доступа к мыслям жертв, мутант терял уверенность в себе. А сталкер бубнил про себя, забивая скороговоркой всякие отчетливые мысли:

«Крепко тесное объятье, время – кожа, а не платье, глубока его печать…»

– Девушку убивать не хочешь? – выпрямившись, желчно спросил мутант. Теперь он куда меньше напоминал человека, этакого добренького дядюшку с трехдневной щетиной на впалых щеках. – А я тебе скажу, что придется. Слон ведь не простак, его не обведешь. А ты мечтал, как слиняешь от Умника да Слона перехитришь? Ха! Выходит, браток, ты еще глупей, чем я о тебе подумал поначалу!

«Ты себя в счастливцы прочишь, а при Грозном жить не хочешь?»

Обиженно надув губы, как ребенок, чья хитрость не удалась, излом отошел от сталкера и мстительно забренчал мясницкими крюками. Достал точильный брусок, демонстративно отвернувшись, стал править огромное лезвие тесака.

«Не мечтаешь о чуме флорентийской и проказе? – твердил Рамир, беззвучно шевеля губами. – Хочешь ехать в первом классе, а не в трюме, в полутьме?»

– Хочу, не хочу… – пробормотал излом. – А ты что же, не хочешь со мной разговаривать?.. Ну и ладно. Обойдусь, тебе же хуже. Я-то давно тут живу, в Могильнике, мог бы присоветовать кое-чего, а то и рассказать об этой Крепости, куда девушку твою ведут. Я много чего знаю, многое видел, чего и не снилось твоим умникам…

Он оглянулся с надеждой. Но Рамир на его предложения не велся, слишком это все было наивно – точить тесак на глазах у жертвы и при этом втираться к ней в доверие. Хотя скорее всего излом и не пытался, а просто хотел вывести сталкера из себя, напугать, сломать ментальную защиту, чтобы туману было легче высосать жизненные силы…

«Время – это испытанье, не завидуй никому», – продолжал Рамир, пытаясь вспомнить, как там дальше. Руки с каждой секундой немели сильнее, и надо было все сделать быстро…

Он пополз на спине, твердя: «Что ни век, то век железный…»

Приходилось перебирать ногами, качаться с плеча на плечо. Поясница тут же заныла, но он не обращал внимания, повторяя раз за разом: «Время – кожа, а не платье, время – кожа, а не платье…»

– Ничего, еще заговоришь, кричать будешь, биться головой станешь, ругаться на меня, старого… – Излом оставил крюки и отошел к наполовину выступающему из тумана сооружению, которое с первого взгляда напомнило сталкеру средневековую пыточную дыбу.

«…Глубока его печать. Словно с пальцев отпечатки, с нас черты его и складки, приглядевшись, можно взять», – зачастил Рамир, отгоняя образ освежеванного человеческого тела, свисающего на крюках со скользкой от крови деревянной перекладины. Когда излом пошел к пыточному сооружению, Цыган замер, а теперь опять пополз. Расстояние было всего ничего, но двигался Рамир медленнее полудохлой черепахи.

«Времена не выбирают, в них живут и умирают…»

Он улегся спиной на человеческую кость.

«Большей пошлости на свете нет, чем клянчить и пенять…»

Сначала ненароком вдавил ее в землю, но потом кое-как обхватил пальцами и вытащил. Округлая со всех сторон, гладкая – такой ни за что не перерезать…

«…Будто можно те на эти, как на рынке, поменять…»

Излом резко повернулся.

«Крепко тесное объятье! Время – кожа, а не платье!»

Мутант рысью подбежал к нему, и Цыган замер на спине, уставившись в серое небо, повторяя, как молитву:

«Глубока его печать.

Глубока его печать.

Глубока его печать…»

Излом наклонился, заглядывая ему в лицо, скривив рот. «Глубока его печать… Глубока его печать… Глубо-ка-его-печать, глубока-его-печать-глубока-егопечатьглу-бокаегопечать…»