Алексей Махров - Эпицентр Тьмы

— Да… — кивнул я. — Самоходки — это хорошо! Не завидую я бредунам! Шансов у них никаких!

И действительно — хоть как-то противостоять полнокровной бригаде спецназа с приданной артиллерией бредуны не смогли. И уличных боев не получилось — южане просто выжигали своими реактивными огнеметами любые попытки сопротивления. Уже к полудню разрозненные группы бредунов начали сдаваться. Дольше всех продержались люди Фюрера — но и они сложили оружие, узнав, что их вождь трусливо сбежал с небольшой группой верных люзоблюдов, бросив всех остальных на произвол судьбы. Как выяснилось позже — правильно сбежал, никто бы его щадить не стал, ибо всего за ночь он и его подельники натворили такого, что привело в шок даже видавших всякое бредунов. Только растерзанных женских трупов на месте его стоянки нашли почти полсотни.

Мы спокойно выжидали, пока в городе стихнут последние выстрелы. Не хотелось попадать под «дружественный огонь». Вскоре после установления полной тишины к нам, предварительно связавшись по рации, подъехал роскошный бронеавтомобиль, виденный мною до этого только на картинках. «Тигр» какой-то новой модификации, с пулеметной башенкой на крыше.

Из броневика неспешно вышли Белоусов и Тихий. Тогда я скомандовал своим бойцам выходить и строиться. Но торжественного парада не получилось: генерал молча пожал мне руку, а Тихий обнял сначала меня, а потом ротного старшину.

— Спасибо вам, ребята! — просто сказал Белоусов коротенькому строю выживших бойцов. — Без вас наша победа обошлась куда большей кровью! Спасибо, сынки!

Потом были доклады и демонстрация захваченного склада, кутерьма сдачи раненых в спешно развернутый полевой госпиталь. И только ближе к вечеру мне удалось отвести в сторону Тихого и спросить:

— Зачем?

— Зачем нам все это было нужно? — уточнил полковник. Я кивнул.

— Понимаешь, Борис… Это очень глубокая стратегическая игра… — задумчиво потерев подбородок, сказал Александр Сергеевич. — Ладно… Ты делом доказал, что тебе можно доверять! Есть информация, что твоя родная Пионерская республика планирует массовую миграцию на юг. А это пятьсот-шестьсот тысяч человек. Как они до нас доберутся — хрен знает! Может, на плотах по Волге сплавятся, может, пешком пойдут… Но нашему руководству эта идея не нравится. Причем не нравится сильно!

— Да разве они вас объедят? — усмехнулся я. — Или у вас земель мало? Сами посеют — сами пожнут!

— Плодородных земель хватает. Но ты же сам говорил — нравы в Пионерии царят еще те! Они ведь там до сих пор коммунизм строят! Причем ни своих, ни чужих при этом не жалеют! А у нас в Союзе Южных славян общественный строй — капитализм. Пусть и с человеческим лицом. Так зачем нам под боком гнездо экстремизма?

— Вы вот так сразу уверены, что именно экстремизма? С чего бы это?

— Вот ты мне сам скажи: неужели твои бывшие коллеги будут смирно сидеть рядом с буржуинами? — в лоб спросил Тихий.

Я пару секунд подумал.

— Пожалуй, вы правы — не будут! Но вы бы хоть детей приняли — там ведь жизнь несладкая! Я колбасу и сахар впервые попробовал лет пять назад. Не считая детских лет, понятно!

— Да мы и сами над этим думали… — обреченно махнул рукой Тихий. — И сейчас думаем… Однако даже самым маленьким деткам в Пионерии мозги уже промыли! Помнишь, в каком возрасте у вас в октябрята записывали?

Я помнил. И еще я помнил, что в Пионерской республике, как в Спарте, — в двенадцать-тринадцать лет мальчики и девочки уже опытные бойцы, привыкшие к крови. И что будет, если на Югороссию разом обрушится сотня тысяч таких волчат, — хорошо представлял.

— Так вы здесь решили форпост на путях возможной миграции пионеров поставить? — догадался я.

Тихий посмотрел на меня с уважением и молча кивнул.

А что? Очень удобно: Электрогорск будет использоваться как постоянная база некоего заградотряда, вернее, передового дозора. Ведь земли здесь большой воинский контингент не прокормят, а возить топливо и продовольствие с юга — задача нетривиальная. Слишком велико расстояние.

А так… Южане фактически привязывают к одному месту большую группу бредунов, которые потом годами будут отрабатывать оказанную при штурме помощь, патрулируя окрестности на большом удалении. Имея десять тысяч бойцов и мехтягу, можно перекрыть постами полтысячи километров.

— Ну как? Ты с нами? Или по старой памяти захочешь предупредить своих? — заглядывая мне в глаза, спросил Тихий. — В принципе мы выиграем от обоих вариантов. Останешься — получим хорошего бойца и командира, мне Громов уже доложил, что ты неплохо командовал. Решишь уйти — предупредишь пионеров, что мы настороже, и, возможно, они от своей затеи откажутся. А нам это только на руку — меньше крови.

— Я подумаю! — серьезно сказал я. — А пока у меня есть еще одно незаконченное дело…

Отвернувшись от Тихого, я пошел на кладбище. Здесь сейчас было настоящее столпотворение. Недорезанные горожане хоронили своих, и рядом рыли братские могилы их обидчики-бредуны. Южане не спешили — похороны бойцов бригады были назначены на завтрашнее утро. Я, мельком глянув на свежие могильные холмики, прошел в глубину территории. Старое кладбище, на удивление, было большим и ухоженным. Навскидку здесь лежало тысячи три…

Бесцельно побродив среди крестов и надгробий, я заметил на дальнем конце знакомые фигуры и подошел. Здесь отдавали последние почести погибшим солдатики сил самообороны. Предав тела товарищей земле, уцелевшие мальчишки неумело построились в коротенькую (их осталось всего два десятка) шеренгу и дали нестройный залп. Постояв еще несколько минут, ребята стали расходиться.

Я подошел к Панкратову и попросил его найти могилу полковника Истомина. Понятно, что она должна была быть в самой старой части кладбища, но точного места Василий не знал, поэтому мы проблуждали минут двадцать. И потратили бы еще столько же, если бы не присоединившаяся к нам Катя. Оказалось, что полковник Истомин для нее — герой и она регулярно возлагала на его могилу цветы.

Надо было видеть Катины глаза, когда я, почтив память Истомина минутой молчания, отсчитал от его надгробия десять шагов и стал счищать землю с плиты чьей-то запущенной могилы. Наконец мои усилия увенчались успехом: открылась надпись. Именно то, что я ожидал. «Петр Петров». Всего два слова. Ни дат жизни и смерти, ни эпитафий.

— Вася! А ну-ка, помоги! — скомандовал я Панкратову и, взявшись за край плиты, попытался сдвинуть ее в сторону.

— Что вы делаете?! — Катя в шоке от увиденного кощунства, попыталась оттащить меня за рукав. Я отмахнулся. Ее брат уже бросился мне на подмогу.

Наши усилия быстро увенчались успехом — собственно, плиту держала только скопившаяся по краям земля. Под плитой открылась глубокая яма — три вкопанных бетонных колодезных кольца. А вот на ее дне… На дне ямы виднелась крышка люка с кремальерой.