Алексей Махров - Эпицентр Тьмы

— Подставляй котелки! — характерно упирая на букву «о».

Сергиенко — волжанин, то есть его родители родом из Нижнего Новгорода. Он рассказывал, что перед самой Тьмой они приехали в Москву в отпуск погостить у родственников. И именно в столице их и застала катастрофа. А вот как они выбрались из разрушенного города и как добрались до Электрогорска, семейная история умалчивает. Зато мама и папа Сергиенко с самого начала состояли в силах самообороны, так что Димка — потомственный «военный». И «оканье» у него тоже потомственное. Мало того, изредка в разговоре Димка такие словечки подпускает, что я только диву даюсь! Любимая присказка Сергиенко — «скауты недорезанные»! Причем выдать он ее может когда угодно и кому угодно, например: «А ну, пошевеливайся, скаут недорезанный!»

По котелку на двоих и — давай, наворачивай аппетитно пахнущую мясом и пряным копченым салом гречку. Весело стучат ложки. Я тоже подхожу к раздаче и получаю двойную командирскую порцию в отдельный котелок. Впрочем, добавки хватит на всех — спасибо складам Росрезерва, — недостачи в пище мы не испытываем. И крупы, и тушенки, и консервированного шпика хватит надолго. И готовит Дима вкусно, видимо, это у него тоже потомственное. Казалось бы, надо взять простые компоненты в нужной пропорции и просто сварить. Но почему-то у других дежурных получалось просто «какое-то варево», а у Димки — «Пища» с большой буквы. Поэтому после нескольких проб мы дружно взвалили приготовление обедов и ужинов на командира второго отделения. Сейчас у нас по расписанию завтрак. Первое отделение отсутствует, оно в поиске, вернется только вечером.

Анька Семенова, пулеметчица из моей пятерки, рослая и чрезвычайно выносливая, невзирая на семнадцатилетний возраст, девица, разливает по кружкам щедро сдобренный сахаром чай. Настоящий чай. Не из брусничного листа и сушеной морковки, как я привык. Правда, Степа Рогозин, избалованный южным изобилием, от вкуса этого, как он выражается, «так называемого чая», пролежавшего на складах тридцать лет, изволит морщиться. Мол, запаренный банный веник и то ароматней. Но мне нравится и такой. Последний раз я пил настоящий чай в далеком детстве. Я протягиваю свою кружку…

— Вам, товарищ майор, послаще? — стреляет глазами Аня. — Сейчас снизу черпану…

Ну вот. Только этого мне в походе не хватало — Аня с самого начала на меня глаз положила. И, похоже, ревнует к Катюше. Кстати, совершенно безосновательно. Катя, можно сказать, «допущена к моему телу» исключительно в медицинских целях. Именно она колет мне в позвоночник морфин. Не в том я положении, чтобы молоденьким девчонкам голову морочить. Тут, может, жить пару месяцев осталось.

— Взвод! Закончили! Пять минут: оправиться, собраться! Шевелись, ребята!

Бойцы заспешили «в кустики» — поднялись из перехода на платформу станции, где мы устроили в одном из служебных помещений «отхожее место». Вернувшись, они проверят оружие и снаряжение и уйдут на сутки по новому маршруту. Тяжелого оружия в эти рейды ребята не берут — ходят налегке. Да и не потаскаешься особо с «Кордом» мимо замерших в тоннелях поездов.

Формируя отделения, я действовал по проверенному еще в Пионерии принципу «два плюсовика — один минусовик». То есть на одного малька приходилось по двое парней постарше. Ребят такое возрастное разделение поначалу здорово озадачило, а младших так и вовсе обидело: нам, мол, не доверяют, что ли? Но объяснение оказалось простым и вполне рациональным: до шестнадцати лет, а особенно — в тринадцать-четырнадцать, человек легче запоминает и удерживает в памяти подробности. Его пальцы чувствительнее, что при возможном разминировании или обезвреживании ловушек совсем немаловажно. И главное: он гораздо внимательнее!

А мышцы? А мышцы нарастут! Питание у нас высококалорийное, и нагрузки мальки выдерживают вполне удовлетворительно. По крайней мере, если и жалуются, так не на усталость, а на «маленькие», по их мнению, порции. Хотя уж на это жаловаться грех — просто аппетит у ребятишек хороший.

Кроме круп и тушенки, в паек включены богатые фосфором рыбные консервы. А также сухари, печенье, карамельные конфеты, сахар, чай. И мой любимый шоколад!

Почему любимый, если я ел его за последние годы всего раза два? Ну, точно, если детство не считать, — два! Первый раз — это когда раненый в госпитале лежал. На первой Зарнице зацепило. Мне тогда шоколад прописали — кровопотеря была большая. Вкусный такой, соевый. Даже какао два раза давали! Только оно мне меньше понравилось. А шоколад — это да!

Второй раз я шоколад попробовал после захвата Тарту, когда у убитых балтийских и скандинавских солдат в рюкзаках обнаружились плитки с надписью «CHOCOLATE». Они были замечательно коричневые, с белым налетом. Мы тогда честно разделили лакомство на всех и съели. Каждому по полдольки досталось… Потому и любимый, что редкость это большая.

А тут — тридцать плиток на взвод! С ума сойти — по целой плитке на человека! Плюс резерв. Хоть каждый день по кусочку жуй! Здорово мы затарились, ничего не скажешь.

Тем временем второе отделение уже построилось. Я обхожу шеренгу, проверяю правильность подгонки снаряги и оружия. Затем традиционные прыжки на месте — проверка на стук и бряк. Хотя в тоннелях это и не нужно — таиться — нет тут никого. Но это чтобы бойцы не расслаблялись. Все чисто — ребятишки уже вполне четко усвоили простые правила.

— Удачи, товарищи! — напутствую я. — Сергиенко, командуй!

— Отделение! Колонной по одному! Негуляев и Петров — головной дозор, Мартынов — арьергард. Марш!

Отделение строем, чеканя шаг, покидает стоянку. Это они перед своим командиром форсят. Конечно, дальше, в тоннелях, они каблуками по бетону стучать не будут.

Так, ушли ребята. Ушли по «синей» ветке на восток. Там уже все до самой «Курской» проверено. Вечером первое отделение с «красной» линии вернется. И если опять без хороших вестей, то надо будет над изменением тактики поиска подумать. Ведь, кроме основных выходов, на станциях наверняка существует масса второстепенных. Например, аварийные колодцы и вентиляционные шахты.

В принципе мы тут можем хоть год просидеть. А что? Еды и воды в избытке, если регулярно пополнять запасы в Электрогорске. Радиационной опасности нет — общий фон высоковат в сравнении с северными краями, но вполне терпимо. Лучевая болезнь нам не грозит. Прямой и непосредственной угрозы в лице мутантов-людоедов тоже не наблюдается. Нет никого в метро… Да и кто мог выжить в бетонных тоннелях? Кто выжил при первых ударах, поспешили покинуть подземку.

Правда, еще в бытность мою пионером младшего отряда мы любили перед отбоем рассказывать разные байки. В том числе и про «подземный город» огромную сеть противоатомных бункеров Москвы, где, без сомнения, и укрылись наши родители. А там таки-и-и-и-ие запасы продовольствия, что хоть год живи! А вот когда радиация спадет, то родители из бункеров вылезут и придут к нам.