Андрей Валерьев - Форпост. Найди и убей

«Ну и где же этот Ваня?»

Объяснять Алине ничего не пришлось. Как только они отошли от костра на приличное расстояние, женщина вывалила на Ивана все то, о чем он только что думал. Только вслух, тараторя при этом, как Трындычиха.

— Тссс. Да, да, да. Я все это знаю, любимая. Мы прямо сейчас можем вернуться в наш дом, поужинать, сходить в Ваньку. Никто и слова не скажет. Буду, наверное, все так же мотаться по округе и жить как раньше. Понимаешь?

— А как же… — Алина растерянно заглядывала в глаза мужу. В темноте это было нелегко. — А Романовы?

— Их убьют. Тебя это волнует?

Алина ахнула и отступила от мужа на шаг. Холодный и равнодушный тон, которым были сказаны эти жуткие слова, потряс ее. Это был не ее Ванечка!

— Звонарев — объективно самый полезный член общины, больше всех работает. — И лучше всех. Он единственный, у кого руки не из жопы растут. Остальные, в том числе и я, — балласт. Ведь так?

Алина отвернулась.

— Да. Как скажешь.

А там… — Она с надеждой обернулась к мужу.

Ваня покачивался с пятки на носок.

— Да нечего рассказывать. Впустую сходили.

Ваня искренне порадовался тому, что вокруг царила ночь. Вранье далось ему нелегко.

— О нас надо думать, а не о Романовых.

— Я знаю, милый, но я так не могу. Прости меня, пожалуйста. — Алина обошла мужа и попыталась вернуться к костру.

— Тихо-тихо. Я еще не закончил. Это была одна сторона медали. Теперь другая. Если вернемся, то мы уже НИКОГДА, — Иван выделил это голосом, — никогда не «поднимемся». Если сейчас сдамся — то все. Это путь в «бомжи». Так или иначе. Рано или поздно. Это же не Машку сейчас трахнули, а меня. И не эти придурки, а Серый. Ты что, всерьез решила, что после этого я к нему, словно собачка, прибегу?

Маляренко привлек к себе жену. Алина прижалась к родной груди и разревелась:

— П-п-простииии. Я же чуть сейчас не ушла-а-а.

— Тсс. Давай сядем и успокоимся.

Успокаивалась Алина долго. Проревевшись, она вытерла слезки, глубоко подышала и уже своим «фирменным» деловым тоном осведомилась о дальнейших планах мужа.

— Вот так-то лучше. Во-первых, я могу вернуться и грохнуть Серого. — Иван замолчал, следя за реакцией жены. Та просто кивнула, уверенность мужа в том, что он справится с этим делом, ее восхитила. Мужчина! Ее собственный! Внизу живота начал разгораться огонек, Алина встряхнулась и постаралась сосредоточиться на разговоре. — На этом бунт подавлен. Все. Но Звонарев — действительно очень нужный человек. Нужный всем. И потом, без него будет очень, очень трудно. И нам с тобой тоже.

— Не надо этого делать. Пусть живет. Пойди утром, попроси у него одну палатку и еще чего-нибудь, чтобы прожить.

Иван лег на спину и уставился на Млечный Путь.

— Красиво. Чего мы все делим и делимся, а? Нас тут — раз-два и обчелся, а все воюем, интригуем. Зачем?

— Не знаю, — Алина легла рядом и взяла мужа за руку. — Я часто думаю — как жаль, что мы не встретились раньше. У меня были небольшие сбережения. Уехали бы в Таиланд. Знаешь как там здорово?

— Не знаю. Но догадываюсь. — Иван помолчал. — Ты по-настоящему мудрая женщина. Я сделаю так, как ты сказала. Честно говоря, это и был мой основной план. Выпросить что-нибудь и уйти. Не связываться с ними. Пусть живут так, раз иначе не могут. Слишком мало нас, чтобы резаться. — Иван рывком сел. — Думаешь — трусливо, да?

— Думаю, это умно. И храбро. — Алина со смехом вскочила, взъерошила мужу волосы и принялась стягивать с себя джинсы. — И сейчас ты сам поймешь, что ты настоящий мужчина!

— Сергей Геннадьевич! Там Иван по тропинке идет! — Запыхавшийся дозорный нервно сжимал копье.

«Боится, урод», — Звонарев мрачно посмотрел на Алишера, потом на закаменевшего Юру. Тот отложил ложку и с вызовом уставился на нового предводителя.

— Иди на пост! — Настроение у прораба было хуже некуда. Из всех жителей поселка только его безмозглая Ксюша с воодушевлением восприняла смену власти. Звонарев сплюнул с досады. По зрелом размышлении, вся эта фигня была совершенно лишней, и слушать надо было не эту дуру, а себя. А теперь — чего? Пару таких противников, как Иван и Володя, и врагу не пожелаешь. Да и Юрка, хоть и молчит пока, но не одобряет, не одобряет.

«Тьфу ты, мля! Идиот!»

Серый тяжко поднялся на ноги и потопал к калитке.

Вопреки ожиданиям, экс-вождь пришел один. И даже без оружия. Иван подпирал плечом проем калитки, сунув руки в карманы штанов, и вполне доброжелательно улыбался. Вокруг него уже толпились бабы, с которыми он трепался о последних новостях. Увидав ковыляющего к ним Звонарева с тремя напряженными мужиками за спиной, женщины шустро разошлись по своим делам, не забывая, впрочем, часто оглядываться. Улыбка Вани стала просто лучезарной:

— Какие люди! Сергей Геннадьевич! Здравствуй, дорогой!

Звонарев занервничал — как себя в этой ситуевине вести, он и понятия не имел.

— Э…

— Пойдем, потолкуем, — Иван подошел, обнял за плечо растерявшегося прораба и повел его на выход. — Не боись, Серый. Живым и здоровым будешь. Я тебе слово свое даю, а слово мое — дорого стоит. Усек?

Звонарев кивнул и неожиданно для себя успокоился. Маляренко, действительно, слово свое держал всегда.

Иван подмигнул бледной Ксении, оцепенело взирающей на «саммит» со стороны, и цыкнул остальным:

— Здесь ждите!

Когда-то, давным-давно, дядя Паша свалил на самой опушке рощи здоровенное дерево. Видимо, с прицелом на дрова. Но потом почему-то до него никак не доходили руки. Ветки и сучья попилили в костер, а ствол так и оставили лежать. И теперь его иногда использовали как завалинку, с которой открывался совершенно замечательный вид на степь. Там-то мужчины и обосновались.

— Я тут вчерась все-таки смотался с Романовым.

— Ну и? — Звонарев по привычке достал из кармана складешок и заготовку ложки.

— Ни хрена интересного, правильно, что пешком сходили. Куча камней — и все.

— Получается, обманул?

— Получается так, Геннадьич. — Иван устало потер лицо.

Звонарев сложно и грязно выругался, помянув родственные связи Романова с козлами и прочими животными.

— Что дальше?

— Скажи мне, Звонарев, — тихим голосом Иван сменил тему, — чего ты хочешь? «Всех убить — один остаться?» Хочешь рулить — рули, но людей-то зачем стравливать? Мы, хоть и в диких местах, но ведь мы — не дикари. По крайней мере — пока, — добавил он с горечью. — Я тебе откровенно скажу: Романов мне — никто, а его жена — тем более. Его проблемы — это его проблемы. Впрягаться за него я не хочу. Пока ты меня и мою жену не трогаешь — будешь жить. Понял? Был у меня здесь друг — умер. Других нет. И ты мне — никто. Теперь. Хотя вроде раньше ладили…