Михаил Успенский - Остальное - судьба

— Ага! Один уже слазил…

— Нет там никого! Если бы там химера была, она нас уже порвала бы на мелкие фрагменты… А суки эти точно на крыше, мне Клинтон говорил, у них там схрон… Два старика, не хрен делать, ребёнок управится…

— Вот сам туда и лезь, проводник хренов… Ни хрена не знаешь, а нанялся… «Партизанен, сдавайсь!» Додумался!

— У меня что — время было подготовиться?

— Настоящего миротворца надо было подставить!

— Так ты же сам, козлина, водилу замочил!

— Тахимбалда ачигин бабара! Утым бабара! Ычк, ычк!

— Сам ачигин!

— Заткнитесь, псы! Здание нам не надо. Нам крыша надо! Нам надо, чтоб на крыша никого!

— Не подойду я к этой лестнице! Мы так не договаривались! Мы договаривались, что они сами слезут!

— Поднимись, сколько сможешь, граната брось!

— А хренушки! Поехали назад. Доложим, что всё чисто. А тех, что на крыше, пусть с «вертушки» рассобачивают. Им даже проще будет. А мы и так уже Тахира потеряли! Пусть думают, что старики туда залезли, когда мы уехали. А до того на крыше никого не было!

— Куда, псы неверные?

Тут раздался звук выстрела, после чего залегла тягостная пауза…

— Келете торчак, усум егерен…

— Идиот, а что мы скажем про Тахира и этого… Волной смыло?

— Ты Зону знаешь, ты и выдумывай… Скажем, что их эти… зомби загрызли… Связи-то нет! Дополнительных инструкций нет! И нас нет!

Матадор утёр пот со лба:

— Везёт нам сегодня. Команда у Пекинеса под стать нам попалась…

— Настоящие-то бойцы все в Зоне орудуют, — сказал Киндер. — А тут явно набрали первых попавшихся. Иностранцы они, миротворцы они… Самодеятельность какая-то.

Матадор поднялся и поглядел вдоль крыши.

— Уезжают, — сказал он. — Два трупа нам оставляют, вот это нехорошо: жарко, собаки почуют, прибегут, а сегодня я даже с собаками воевать не желаю, добренький я…

— Собаки не проблема, — сказал Киндер. — Вертолёт проблема. Вот он нас облетит да шарахнет ракетой…

— Не шарахнет, — сказал Матадор. — Ему тут садиться, ему тут, вероятно, людей ждать… На нас же не написано, кто мы такие. Если ждём на крыше — значит это мы и есть…

— Не пролезет, — сказал Майский. — У них наверняка есть какой-то сигнал. Не три костра, конечно, но маячок какой-нибудь красненький… аварийный знак… Когда брали заложников в отеле «Рэдиссон-Дели», тоже на крыше вертолёт ждали, и знак был, фальшфайер…

— Не понимаю, — сказал Киндер. — Неужели у бандюков армейский вертолёт?

— Я, конечно, не эксперт, — сказал Майский, — но кое-какой опыт имеется. И литературу читал. Маленький будет вертолёт, не «демуазель» одноместная, конечно, а что-то вроде «ниссан-чоппер».

— Никогда не слышал, — сказал Матадор. — Тут военные-то летать побаиваются, а если ПДА не работают, то и вообще дураков нет вслепую лететь…

— Бесшумных «вертушек» ещё не придумали, — сказал Киндер. — Услышим — уйдём вниз. Если Большой такой умный, то сам их пусть и встречает. Подставил нас, как пацанов… Только где же они меняться-то будут, где выкуп передадут, где Белого отпустят?

— Видпустять воны, — вздохнул Мыло. — Може, вбилы вже катюги нашого андела…

— А вы ещё не поняли? — сказал Дэн Майский. — Не нужен им никакой выкуп. И вывозить бандюганов никто не будет. Автобусы до Польши — это же курам на смех! Поляки нынче всех выдают за милую душу, а таких с особым удовольствием… А нужен им…

Журналист замолчал; а может, и продолжал говорить Дэн Майский, только никто его уже не услышал, потому что повис в воздухе низкий рёв, заглушающий и поглощающий все прочие звуки. Ревело отовсюду — сверху, снизу, со всех сторон света. Жалким писком по сравнению с ним казалась теперь хитрая сирена для самых пугливых. Сталкеры повскакивали, забыв об осторожности, заткнули уши руками, начали раскачиваться, потому что содержался в этом чудовищном ревуне какой-то ритм, оглупляющий, обездвиживающий, завораживающий, лишающий воли и даже инстинкта самосохранения… Одного лишь хотелось, чтобы кончился этот звук, а там будь что будет — стрельбы, плен, пытки, смерть, — наплевать, это мелочи, только бы не слышать никогда ничего подобного и не вспоминать об этом…

Казалось, ревела сама Зона, внезапно осознавшая свою противоестественную сущность, свою искалеченность, ущербность, монструозность, мерзость, ублюдочность, изгойство, выключенность из нормальной жизни планеты, многолетнюю тоску, мрак, одиночество, обречённость и безнадежность…

Тысячу лет, не меньше, это продолжалось — и вдруг разом оборвалось…

Сталкеры начали понемногу приходить в себя.

— Тушканчик народывся, — сказал наконец Мыло, и все вымученно улыбнулись.

— На Выброс не похоже, — сказал бледный Матадор. — При Выбросе мы бы уже все того…

— Радар, — сказал Киндер. — Точно Радар. И звук этот нам только померещился…

— Вздор, — сказал Матадор. — Был бы Радар такой мощный, он уже бы нам выжег все мозги…

— Мне, кажется, точно выжег, — простонал Майский. — Потому что я что-то такое теперь слышу… Только понять не могу… Словно батальоны идут по брусчатке…

— Смотрите! — воскликнул Киндер и побежал к торцевой стороне крыши — не к той, где была пожарная лестница, а к противоположной, глядевшей в глубину Зоны.

Там, где недавно чернела полоска леса, стояла мутно-белая стена тумана, а из тумана двигались ровные цепи каких-то созданий.

— Грр, — враз хрипели тысячи глоток. — Грр. Грр.

Это и в самом деле походило на маршевую поступь.

— Собаки… — еле слышно сказал Мыло. — Псиной смердить…

Слепые собаки бежали, держа строй, и враз, как по команде, рычали:

— Грр. Грр. Грр.

— Так не бывает, — сказал Матадор. — Хоть в Зоне всё бывает, но именно так — никогда.

Строй — его никак нельзя было назвать стаей — неумолимо приближался к зданию.

В колонне шли тысячи собак — бельмастых, лишаястых, облезлых, голодных…

Сталкеры стояли вдоль торца крыши и передавали друг другу единственный бинокль.

— Не может быть в Зоне столько собак, — уговаривал себя Матадор. — Зона не прокормит. И строем они не ходят, они не такие умные, как военкеры… Хорошо, что мы на крыше, а вниз меня что-то не тянет… Как бы они сами к нам не полезли…

Ширина собачьего строя была метров сто, не меньше. Грр. Грр. Грр. Жррать. Жррать. Смеррть. Смеррть.

— То не собаки, — внезапно сказал Мыло. — То тильки одна собака, але её багато. То мара. Ось, побачь!

И протянул бинокль своему связчику.

Матадор взял бинокль и всмотрелся.

— Молодец, Мыло, — сказал он. — Это обман. Это кинотрюк. Психическая атака это, а не…

И точно — умноженные собаки не обегали здание, а шли сквозь него, как сквозь воду. Вернее, они и были водой. И всё прибывали, прибывали…

— А вон другие какие-то идут, — сказал Майский. — Совсем другие…