Михаил Успенский - Остальное - судьба

— Да, не вас я тут ожидал, — сказал усатый. — Теперь и не знаю, что думать…

— Да ведь и мы тебя не ждали, Горох, — сказал Матадор. — Я слышал, что повесили Гороха где-то на Материке в стенном шкафу за хорошие дела…

— Это, наверное, шаман Мазафака тебе сказал! — рассмеялся Горох.

— Может, и Мазафака, — ответил Матадор. — Случается и ему иногда правду молвить…

— Так ведь теперь и вас повесят, — сказал Горох. — Только не в шкафу, а на перекладине перед баром, как предателей славного сталкерского дела… А нет — так ребята Пекинеса до вас доберутся.

— Ты о нас не беспокойся, — сказал Киндер. — Ты о себе беспокойся. С тебя же за товар спросят, а не за тех, кто тебе его передал. Вот он, товар-то…

И только сейчас заметил журналист, что под ногами у детинища лежит человек в белом когда-то комбезе, ныне покрытом грязью и кровавыми пятнами.

— Вы его что — пристрелили? — сказал Горох. — За мёртвого вообще ничего не получите…

— Как можно! — возмутился Матадор. — Нет, Белый из своего собственного пистолетика заряд словил, а пистолетик у него, ты помнишь, гуманный…

— Ничего я не помню, — сказал Горох. — Я не то что вы, я Белому вашему по жизни не должен.

Дэн Майский попробовал пошевелиться и понял, что руки и ноги у него связаны.

— Гады, — просипел он. — Я всё Большому расскажу…

— А это ещё кто у вас? — удивился Горох.

— Так, человечек, — сказал Киндер. — Знаешь ведь, как это бывает — в ненужное время в ненужном месте…

— А почему тогда он у вас ещё живой? — сказал Горох. — Я бы от такой снаряги не отказался…

— Снарягу не чапай, — сказал Мыло. — Снаряга наша. А хлопец живой, так його яки-то арабы шукають, а в тих арабив грошив, як у дурня махорки…

— Это уже наш частный бизнес, — сказал Матадор. — Он нам тоже живой нужен, иначе бы давно его небольно пристрелили, ободрали и с крыши сбросили. Мы же не палачи. Знаешь ведь, какая у Белого любимая присказка: «Вы не мучайте друг друга, мы и так живём в аду». А теперь, видно, придётся ему помучиться, поскольку арабы той присказки сроду не слыхали, и легко его не отпустят. Сам виноват: выпил стопочку — и вся душа наружу…

— Ага, — сказал Горох. — Значит, хорошая прибавка к пенсии?

— Значит, — сказал Киндер. — Не твоё дело.

— Так я и не претендую, — сказал Горох. — А это что за два друга кислых — хер да уксус?

— Это, — сказал Матадор, — всё, что осталось от бригады Пекинеса. Топтыгин, дитя тайги, да Урод…

— Не помню таких, — сказал Горох. — Эй, пацаны, обзовитесь!

— Не обзовутся, — сказал Матадор. — Топтыгин молчит, пока старший не велит говорить. У него хорошее воспитание, древлеотеческое. Я же сказал — дитя тайги! А Урод — что Урод, у него полморды излом оттяпал. Пекинес их поэтому и приставил к Белому, что за неполноценных держал. Однако хватило у них ума понять, что никакой Пекинес им теперь не нужен… Вот потому он там, в цехе, и остался — Пекинес. Это его, а не Белого кровь…

— А вы-то им зачем нужны? — сказал Горох. — Они бы и без вас мне Белого сдали…

— Не скажи. — Матадор погрозил пальцем. — Ребята понимают, что дело тонкое, что одни могут и не справиться. Пекинес же им всего не рассказывал, держал в полном неведении. Они про твой вертолёт не знали! Потому мы их и взяли в долю… Или они нас…

— На взаимовыгодной основе, — сказал Киндер.

— О! — сказал Матадор. — Блестящая формулировка, даром что факультет физвоспитания…

— Я сам за себя могу заплатить, — сказал вдруг Дэн Майский. — Большой заплатит…

— Помолчи, — скривился Матадор. — Живой пока — ну и живи…

— Ага, — сказал Горох. — Понимаю. Значит, это всё Большой и организовал. Ну, голова! Но всё равно от вас-то уж я такого не ожидал! Ветераны! Бродячая совесть! Традиции!

— Яки ж могуть быть традиции у Зони у таки смутны часы! — сказал Мыло и сплюнул.

Дэн Майский счёл за благо молчать и ждать, что эти негодяи предпримут дальше. А он-то ещё считал себя знатоком людской натуры, инженером человеческих душ… Иудушка Матадор совершенно спокоен, иудушка Мыло, как обычно, хихикает в кулак, а иудушка Киндер… Где же иудушка Киндер?

— Он прав, — сказал Матадор. — Конечно, мы с ним крестники Белого. Но не век же платить по этим счетам! Я не собираюсь под забором подыхать, а хочу тихо скончаться на вилле под Марбельей. Мыло грезит о ридной полтавской хатыночке на четыреста этак квадратов. Киндеру тоже надоело служить на побегушках у Большого, ему в российской сборной по стрельбе самое место. Топтыгину нужно матушку лечить, верно, Топтыгин?

— Ну, — буркнул Топтыгин, словно булыжник упал на бетон. — Вас слушать, дак с души подымат. Всякий выпучиватся, выжуравливатся… Сколько будем в прохлад-то сидеть? До потух зари? Я уж от безделья в пень пришёл…

— Видишь, Горох, какой молодой кадр! — гордо сказал Матадор. — Говорит как при царе Алексее Михайловиче! Век бы слушал, жаль, я не филолог. А Уроду нашему нужна пластическая операция, и тогда он выскажет этому миру всё, что о нём думает. Боюсь, это будут не самые приличные слова…

Горох склонился над неподвижным телом и приподнял голову:

— А зачем вы его изувечили-то?

— Верно, зачем, Топтыгин? — сказал Матадор. — Это излишняя жестокость.

— Дак я говорил ему: не уроси, на гнев напятишься, чибышок отрежу! Раз говорил. Два говорил. А он уросит и уросит!

— Чибышок — это нос? — в ужасе спросил бандит Горох.

— Не, — добродушно сказал Топтыгин и расплылся в детской улыбке. — Не весь нос, а самый чибышок… Лучше бы чайку-да заварить!

Тут только Майский заметил, что к сбруе Топтыгина сбоку приторочен старинный медный чайник. Вдруг дитя тайги добавило что-то уж совсем непонятное:

— А палемка-то у меня бриткая!

— Ну вы, отцы, даёте, — сказал Горох. — Мало того что продали благодетеля своего, так ещё поиздевались! Большой не похвалит…

— Сколько я тебе толковал — Большой тут ни при чём, — сказал Матадор и посмотрел на часы. — Может, и нет уже сейчас никакого Большого… Так что будем рассчитываться или будем болты болтать?

— Сперва стволы положите, — сказал Горох. — А то дадите очередь по винтам нам вслед. На всякий случай. Чтобы не было стыдно перед Белым…

— Деньги вперёд, — сказал Матадор. — Говорили же коммунисты на великих стройках: «Время — вперёд!» А время это те же деньги, как говорят капиталисты. Так на так и выходит. Кстати, пока ты чибышок рассматривал, а остолопы твои нас бдительно пасли, Киндер уже вашему пилоту ножичек к горлу приставил. Поворотись-ка, сынку!

Сынку поворотился и увидел, что всё именно так и есть. Охранники Гороха недоумённо и смущённо глядели друг на друга.

— Как это? — просипел Горох. — Как он…

— За то и ценим, — сказал Матадор. — Так что положить стволы придётся вам. А без пилота вам крышка. Вам и без Белого крышка, но мы отдадим обоих, потому что устраивать здесь перестрелку бесполезно. Взаимоуничтожение гарантировано.