Михаил Успенский - Остальное - судьба

— А вдруг… — начал Горох.

— А сие уже зависит от нашей доброй воли, — сказал Матадор. — Придётся поверить, вариантов нет…

— Скоро вы там? — крикнул Киндер. — Замучился я этого парня душить и чемоданчик держать…

— Ты и до чемоданчика добрался? — сказал Матадор. — Ну-ка, Мыло, прими у него кейс да проверь — мина там чи гроши…

— Як що — то Мыло, — проворчал злокачественный сталкер. — А як що, то куркуль полтавський…

— Ладно-ладно, — сказал Матадор.

И Мыло уверенно прошёл к вертолёту, и принял от Киндера чемоданчик, и раскрыл его, и…

— Гроши! — весело воскликнул он.

— Суки и твари, — сказал Дэн Майский. — Шакалы позорные. Все. Одна слава напрасная про Зону идёт, что там настоящие мужики. Всю жизнь вам разбавленное пиво пить, перекрашенных официанток трахать и футбол третьего дивизиона низшей лиги смотреть. Тоже мне, доктор наук, коллега! Всех продал, подожди — и тебя скоро кто-то продаст. Перегрызёте вы глотки друг дружке из-за этого кейса, а бабки фальшивые окажутся…

— Так и будет, — неожиданно поддержал его бандит Горох. — Все понятия нарушили! Вот что значит жиды! Это всё Матадор придумал. Белого, спасителя своего, и то сдал…

— Эй! — крикнул Киндер. — Я начинаю!

Горох жалеюще поглядел на Майского, пожал плечами — дескать, извини, парень, не мы тут командуем, а то бы я тебя обязательно выручил — и положил свой автомат на бетон. Телохранители его поступили так же.

— Так, задрали штанины, показали щиколотки, — приказал Матадор. — Отстегнули пукалки… Урод, проконтролируй… Молодцы… Теперь очень медленно идите к машине… Киндер, там пулемёта нет?

— Нет, — сказал Киндер. — Там вообще всё поснимали, он же двухместный… Как бы среди них лишних не оказалось!

— Встретимся ещё, — сказал Горох. — Эй, как тебя — Урод? В штаны-то не лезь, ничего там у меня не заначено, мы к друзьям летели… А Зоне вашей мы кранты скоро приделаем!

— Подбирайте товар, — сказал Матадор. — Живой он, живой, мы честно играем, артерию потрогай… Сотрясение мозга у него есть наверняка, а так здоровый. Интересно, кому это Белый на Материке понадобился?

— Кому надо, мне не докладывают, — проворчал Горох и, демонстративно подняв руки, направился к вертолёту.

Двое подручных подхватили тело в белом комбезе и легко потащили туда же.

А вот устраивались они в вертолётике долго, кряхтя и переругиваясь по причине тесноты.

— Здоровый кабан попался, — пожаловался Киндер. — Я-то думал, все пилоты миниатюрные, вроде меня… Пусть бы Топтыгин его держал, ему легко…

— Топтыгин бы его сразу задавил, по неосторожности, — сказал Матадор. — А я никогда не лишаю людей последней надежды…

— Победители, мать вашу в пять, — сказал Майский. — Банка с пауками. Вы что, вправду меня собрались арабам сдать?

— Ещё один урок Зоны, — сказал Матадор. — Не болтай лишнего с ближним своим…

— А я-то вас за людей… — начал журналист, но голос его потонул в шуме винтов.

— Всё ж таки краше бы було йому дистанционку мою за пазуху сунуть, — сказал Мыло. — А то вспорхнули, блин, як вольны пташиночки! И усё. А де Горох? А никогиньки нема…

— Сталкерское слово — кремень, — важно сказал Киндер.

— Вы, надеюсь, журналиста не покалечили? — спросил тот, кого называли Уродом.

Он уже опустил платок, и оказалось, что никто ему полморды не откусывал. Нормальное лицо, каких тысячи. — Это хорошо, что нет. А ещё мне весьма любопытно было бы узнать, кто на Материке моей особой так интересуется, что готов пожертвовать кучу бандитов. Кстати, вы гостя-то развяжите, что ему мучиться, мы и так в аду…

— Это мы с дорогой душой, — сказал Мыло и ужасной своей финкой, перекованной из танкового плунжера, разрезал путы Майского — сперва на ногах (ловко увернувшись от немедленного пинка), потом на руках…

— Знакомься, Белый, — сказал Матадор. — Это журналист Печкин, пришёл написать заметку про нашего мальчика… Про нашего мальчика, с которым ничего не случится…

…Так и прилипла с той поры к Майскому кликуха — Печкин.

…Вот ты, Печкин, спрашиваешь, кто такие крестники. Отвечаю: крестники — это те, кого спас Белый. Нечто вроде ордена. И число их растёт, потому что это Зона, и всё время приходится кого-то спасать…

О том, как Белый появился в Зоне, я тебе как-нибудь потом расскажу. А вот как он меня-то вытащил — это целый роман.

Когда власть принялась вытирать о науку ноги, я понял, что в родном НИИ делать мне больше нечего. За бугор уезжать показалось мне делом недостойным, да и возраст уже был не тот, чтобы всё с нуля начинать. Вот сынок мой, тот укатил в Штаты, торгует сейчас недвижимостью. Романтика! Всю жизнь мечтал!

А я, стало быть, так и остался советским человеком. В лучшем, заметь, смысле этого слова. Между «совком» и «советским человеком» такая же разница, как между «жидом» и «евреем». Потому что «советский человек», как ни крути, звучит гордо.

Да отсохнет моя правая рука, если забуду тебя, Империя.

Решил я продать свою хатку на Охте и переехать куда-нибудь на юг, в тот же Крым. Но там такая история вышла… Короче, остался я и без денег, и без крова, и ещё слава богу, что не убили меня эти чёрные риэлторы. Бомжевал натурально и, вероятно, сдох бы под забором, если бы не встретил одного знакомца. Он-то и подсказал мне завербоваться на Янтарь.

На Янтаре учёных и без меня хватало, так что взяли без пяти минут доктора наук простым лаборантом с испытательным сроком.

Но не задержался я на Янтаре, хотя с Зоной познакомился основательно. Там, в научном центре, всё как положено: интриги, доносы, подсиживания, охота за грантами. Даром что вокруг Зона с её ужасными чудесами. А ты думал, что в мире науки понедельник по-прежнему начинается в субботу? Хрен-то.

В одном рейде проводником у нас был Мыло. Когда мы с ним единственные в живых остались, он и говорит — да не возвращайся ты туда, нечего тебе там делать. Совпали мы характерами, понимаешь. Противоположности сошлись. Казалось бы — что общего у физика с колхозником? А много чего нашлось. Та же Империя…

Тут как раз и Большой появился со своими реформами. Жить стало немного полегче.

О своём боевом пути много распространяться не буду, в другой раз поведаю. Короче, после встречи с одним пугливым солдатиком на Периметре остался мой связчик без ног. Он один ходил в Предзонье, без меня. А тот солдатик его и подстрелил. Но нашёлся хороший человек, не прошёл мимо…

Мыло лежит в больничке, а сталкер Пилюлькин говорит, что надо его в Германию отправлять, чтобы спасти конечности. Денег надо. У Мыла сбережения хорошие есть, у меня кое-что. Но всё равно не хватает. Куда сталкеру податься?

Подался я, естественно, к Большому. Так и так, выручай, отец родной… Бар «Хардчо» тогда ещё не фунциклировал, один голый модуль стоял внутри развалин. Вот там мы и толковали, сидя на ящиках с оборудованием.