Игорь Негатин - Есть время жить

Я молча кивнул.

— Вполне возможно, — продолжал Эдгар, — на мировой арене наши политики всегда были шестерками. Если это так, то некоторые события становятся более понятными. Я прав? Дело, которое вы предлагаете, интересное. Даже скажу больше — важное. Вы вроде бы неплохо поработали с Линасом? Думаю, не будете против, если он и дальше будет работать с вами. Кстати, на будущее у меня большая просьба: не пытайтесь меня обмануть, это может плохо закончиться…

Через десять минут мы уже усаживались в машину. Ощущения были, сами понимаете, какие… Приехали, блин, великие комбинаторы. Эдгар, несмотря на его криминальные дела, мужик не глупый. Иначе бы до такого почтенного возраста не дожил. Почему мы опять идем на контакт с бандитами? Эх, господа, не пытайтесь оценивать наши поступки с точки зрения моральных норм мирного времени — пустое это занятие…

Накрыли нас сразу за Кармелавой, у поворота к ракетной базе. Я как раз притормозил, одной рукой доставая из пачки сигарету, всего лишь на миг отвел взгляд от дороги. И началось… До сих пор удивляюсь, как нас одной очередью не накрыли — видно, на том свете еще крылья и арфы не приготовили. В общем, пригнуться еле успели, матом в белый свет, как в копейку, шарахнули и, вывернув обратно на дорогу, рванули в сторону Йонавы, чтобы из-под обстрела выйти. Тут нас достали второй раз. Засадили, видно, полрожка, а то и полный. Только и было слышно, как пули стучали по машине, сыпалось стекло, а спина моментально взмокла, словно в бане. Страшно, когда тебе в спину стреляют, очень страшно. На дорогу мы выскочили, даже скорость смогли не потерять, а вот далеко уйти не получилось. Следом за нами из лесу выскочил джип, что-то вроде фронтеры, особо разглядывать времени не было. Айвар завалился на сиденье, стреляя через разбитое заднее стекло, в общем, понеслось…

— Уходим, Робка, уходим, а-а-а, черт! — Айвар стрелял часто, видно, даже не целился особо. — Валим отсюда!

Выжимаю педаль в пол, вжимаясь в сиденье и пригнув голову. В голове мелькает: Господи, помоги, Гос-споди, рано нам еще! Спиной, задницей, каждой клеточкой тела чувствую, как пули с тупым звуком рвут жесть машины, и она начинает терять скорость, заваливаясь влево, словно подранок с перешибленной лапой.

— Тяни, малыш, тяни!

Вдруг рядом что-то сверкнуло, а следом наступила темнота…

Как добрались до дачи, если честно, не знаю. Все как в тумане. Даже как от этих четверых отстрелялся — не помню, хоть убейте. Первых двух снял еще до остановки, удачно приложил, а как с оставшимися разбирался — выпало из памяти. Только очнулся — слышу, как металл, остывая, щелкает, и Робби, весь в крови, завалился грудью на дверь. А ведь он успел остановить машину, удержал ее на дороге, иначе ушли бы в кювет — и все, пишите письма мелким почерком. Обе машины в хлам; мертвых отморозков даже не обыскивал — не до этого было. Контроль только сделал, чтобы не обратились, и все. Наскоро перевязал Роберта, закинул на спину и понес. Последние несколько километров на руках тащил, думал — или рожу, или сдохну. Уже на подходе к дачам встретился с бандосами. На наше счастье, они к соседям ездили, оброк собирали. Как машину услышал, решил, что по наши души едут. Главное, не столько страшно, сколько обидно, ведь почти дошел, и на тебе — умирать подано! Пока место присмотрел, где бы завалиться поудобнее, пострелять напоследок, среди деревьев знакомая машина мелькнула — видел ее, когда клинику штурмовали. Повезло нам, через полчаса были на даче, а еще через час примчался Линас, Док со своими инструментами, а с ними пять человек охраны. Видно, дело, которое утром с Эдгаром обсуждали, сильно их заинтересовало, раз так быстро прилетели. Черт с ними, главное, помогли бы. Аста, дуреха такая, ведь врач, а Робку увидела — и все, ушла в ступор. Пока не тряхнул хорошо, выла, как по мертвому. Потом, по приказу Лешки, грели воду, женщины тащили какие-то тряпки, устанавливали свет. Где-то через два часа Док вышел и что-то начал бурчать себе под нос. Попросил горячей воды и ушел мыться в баню.

Еще когда шла операция, подошел Линас и отвел меня в сторону:

— Айвар, понимаю, что ситуация сложилась не в нашу пользу, но поверь, это не мои люди.

— Верю. — Я отбросил сигарету и вытащил новую. — На хер было бы огород городить, засаду делать, если мы и так у вас в гостях были. Причем безоружные. Могли сразу и разобраться, по-тихому. Какие-нибудь мысли есть?

— Нет. Мы, когда сюда ехали, тормознули на несколько минут. Это не деловые. Партаков [37] Партак — татуировка. , даже модных, на телах нет. В хорошей физической форме, лет от двадцати пяти до тридцати. Оружие хорошее. Один калашников и два G-36. И еще… — Линас, подбирая слова, щелкнул пальцами: — Они какие-то безликие, словно из инкубатора.

— Думаешь, военные?

— Вполне могут быть. — Линас зло прищурился. — Где они вас поджидали?

— У поворота на ракетную базу.

— Что они там могли делать?

— Черт знает, может, искали что-нибудь?

— Может быть, того самого уцелевшего в бою вояку? — Линас пристально посмотрел на меня.

Я промолчал. Хрен тебе, а не информация. Доверять такие вещи — себе дороже. Хотя он прав, искали наверняка Каролиса. А там ведь рядом хутор… Вида? Блин, ведь могли и найти! Черт, как все не вовремя…

Наконец из бани, вытираясь на ходу, вышел Док.

— Что с Робертом?

— Две пули, осколок, кровопотеря и наверняка контузия. — Алексей вытер бороду. — По вашей машине что, из граника шарахнули? До завтра, а то и до послезавтра проваляется без сознания, а там посмотрим, организм сильный, должен выжить.

— Должен?

— Да, должен! Мы не в клинике; все, что мог, я сделал. Считай, в полевых условиях операцию провел. Посмотрим, вроде нормально все прошло. Где Аста? Попроси ее, пусть она мне чаю сделает…

Нет! Тот, кто сейчас лежит в другой комнате, — это не он… Это не может быть Роберт. Надеюсь, что сейчас ты где-то рядом, что все еще с нами, и сам с удивлением смотришь на свое беспомощное тело, распростертое на смятых шерстяных одеялах. Может, даже рядом со мной, стоишь у меня за спиной и смотришь через плечо, как я пишу в твоем дневнике. И улыбаешься… Робби, ты так редко улыбался! Ведь теперь все позади. Ты будешь жить! Я так хочу! Ты должен!

Если бы ты знал, сколько раз хотела подойти к тебе, взять за руки и посмотреть в глаза. Просто посмотреть в глаза, даже не говоря ни слова… Может, даже один долгий взгляд смог бы изменить события и удержать тебя здесь, с нами? Кто знает… Теперь мне так хочется многое тебе сказать, но ты этого не услышишь. Ну почему, почему, почему я не сказала этого раньше? Ведь все мы знали, что ходим по краю пропасти, что каждый день может быть последним, и все равно — даже в аду проявилась неистребимая человеческая привычка откладывать все самое важное на некое далекое «потом», которое может и не наступить… Вот и я поддалась такой простой, такой объяснимой человеческой привычке, и все откладывала, откладывала самое важное… А объяснения всегда найдутся — настроение не то, нужно найти подходящий момент, подходящее время и место… Да разве это важно? И чем дольше пишу, тем отчетливее понимаю, что именно эти простые слова и могли удержать тебя здесь, с нами, в этом аду. Но разве я имела право удерживать? Или это просто запоздалая попытка оправдаться, снять с себя горькую ответственность за поступок, вернее — за не-поступок, и найти никому уже не нужные оправдания? Совсем я запуталась… Ведь не-поступок тоже может оказаться поступком и потянуть за собой целый ворох тяжелых последствий. Не сказанное вовремя слово, не протянутая вовремя рука… И все: момент упущен, события пошли по другому пути, и это может оказаться путь в никуда, в кромешную темноту, из которой нет возврата.