Сергей Зайцев - Рось квадратная, изначальная

– Чего лаешься, батько, – не на шутку обиделся Жила. – Кто же спорит, что ты у нас самый умный, вот и растолкуй, чем попусту воздух сотрясать…

– Ну-ну, поговори мне ещё, – прикрикнул Хитрун, но тут же остыл – лесть Жилы, хотя и нечаянная, сделала своё дело – и принялся объяснять наиболее доходчиво, почти как малым дитятям, от которых бандюки умом своим не особенно-то и отличались, иначе бы в ватагу не попали. – Напротив любого Раздрая, олухи, всегда торговый кон есть. Так? Так. А вокруг любого кона всегда какой-нибудь люд ошивается, даже ночью, так? Так! Одни бездельники норовят в это время что-нибудь стянуть, что плохо лежит, а другие, из хозяев или нанятых сторожей, присматривают за лавками, чтобы плохо не лежало. Одна стража ведь за порядком не уследит, так уж испокон веков заведено, не мной придумано. А где вы тут хоть один огонёк в этой тьме видите, а? Ни стражников, ни сторожей, ни спиралей – вообще никого. А через Бездонье гляньте – вон они, огоньки, хоть и далёкие, но есть.

Вся ватага, а с ними и Скалец внимательно слушали ватамана, пораскрывав рты. Ужасная правда хоть и медленно, да верно просачивалась в их черепушки. Но и после того как ватаман умолк, ещё не скоро самые догадливые решились подать голос.

– И вправду, пся крев, темно, как в заднице у камила…

– И тихо здесь, как повымерло всё в одночасье…

– Ой! – тонко вырвалось у Скальца. – Да неужто…

– Ах ты, пся крев! А как же мы обратно? Раздрая нет, с олдями тоже ничего не вышло…

– Ну, вижу, вижу – созрели, – хмуро молвил Хитрун. – А раз так, будем думать, как судьбу перехитрить. Впрочем, думать нечего, выход у нас только один. Соображаете какой?

– Благушу найти, разогни коромысло! – простонал Скалец, с отчаяния хватаясь руками за голову – за те места, что ещё не были отбиты.

– Вот-вот. Сдаётся мне, что двинут наши герои прямиком к Станции, так как больше вроде и некуда. Значит, и нам туда надобно, да так, что аж кровь из носу, а надобно. Потому как акромя них никто теперь не сможет вернуть нас обратно… А заодно, думаю, и пограбить можно будет – народу здесь нет, а добра наверняка навалом…

– Ежели только елсы нас раньше не оприходуют, – ляпнул Ухмыл и сам себе зажал рот.

Ватажники снова умолкли, испуганно поблёскивая друг на дружку глазами в темноте, сами в этот момент смахивая на елсов, а Скальцу стремительно поплохело. Ведь, по слухам, тут, в Проклятом домене, только нечисть всякая и обитала, а нормальный люд давно повывелся. Да что же это деется, мысленно стонал он, с трудом удерживаясь на ослабевших ногах. Да за что же ему такое наказание? Да кто же его так сглазил, разогни коромысло, чтоб ему пусто было, что вот так всё наперекосяк пошло-поехало, что и не остановить?! Неужто всё из-за Благуши? Или из-за Милки? Или ещё из-за кого? Сообразив, что перебирать варианты можно до бесконечности, а значит, как ни кинь, грешков у него вагон и маленькая тележка, Скалец застонал уже вслух. Пропал! Нет, ну точно пропал, разогни коромысло!

– Так, – твёрдо сказал Хитрун, единолично владея ситуацией, – вижу, окосели все от страха. Ну ничего, дорога из вас дурь-то эту всю повыветрит. Нашли во что верить, в каких-то елсов, ну словно дети малые, неразумные. Нечего здесь стоять, нам ещё на Станцию поспеть надо, а то вдруг на Махине смоются птахи наши перелётные…

И тут Скалец увидел за спиной Хитруна некое явление, вид которого мгновенно ввёл его в ступор. Мгновением позже это явление заметили и остальные ватажники, в неведении остался лишь ватаман, да только некому было ему об этом сказать – окаменели уже все.

– Да что это с вами, чего гляделки-то выпучили? – недовольно рыкнул Хитрун, заметив, что его никто не слушает. – Куда это вы уставились?

Запоздало почуяв неладное, он резко обернулся.

В двух шагах за его спиной стоял какой-то мужик, ростом с самого ватамана. Мужик был абсолютно голый и жутко волосатый, словно бы шерстью пёсьей покрытый, а между ног его нахально болтался огромный инструмент. В правой руке, упирая концом в землю, этот тип сжимал древко внушительного вида трезубца, а в левой – горлышко не менее чем пятилитровой бутыли. Судя по характерному запаху, разящему из бутыли на несколько шагов, от которого чуткий нос Хитруна прямо-таки затрепетал, плескалась там самая что ни на есть палёная сивуха.

– Эй, парни, а вы как здесь оказались? – спросил мужик, удивлённо разглядывая окаменевших от ужаса людей. – Людям здесь быть не положено!

После чего, откидывая голову назад, отработанным движением приложился к горлышку бутыли и глотнул… и тут все ясно разглядели на его макушке короткие витые рожки, при движении головы блеснувшие отражённым светом звёзд.

– Эх, пропала вечеринка, – вздохнул мужик, опуская значительно полегчавшую бутыль и обводя взглядом всю компанию ещё раз. И с явной досадой хлестнул по кривым ногам длинным и не менее волосатым, чем остальное тело… да-да, вы правильно подумали, именно хвостом и хлестнул. – Придётся мне теперь вести вас к…

Куда он хотел их отвести, сказать мужик не успел.

Вид хвоста народ и доконал, не оставив больше ни у кого сомнений, что же им сподобилось узреть этой беспокойной ночью.

– А-а-а! – не дослушав, тонко и пронзительно заорал Скалец и рванул от Раздрая прочь – куда глаза глядят.

Паника, как известно, штука заразная, к тому же бандюки и так изрядно нервничали, попав в такое отчаянное положение, поэтому крик Красавчика упал на благодатную почву и спровоцировал повальное бегство – и снова, раздувая усы и выкатив от натуги глаза, свою ватагу победно опережал сам ватаман.

Отдадим Хитруну должное – не потому он всех обогнал, что испугался больше всех, совсем не потому, а просто больно уж здоров собой был наш батько Хитрун, да и ноги у него были подлиннее, чем у остальных крайнов.

Не смог догнать он только Скальца, у которого практика сматывания удочек от разгневанных женихов и мужей многочисленных его зазноб была куда как богаче, чем у Хитруна – практика побегов от стражи.

Как выяснилось чуть позже, глаза Красавчика глядели в нужном направлении – в сторону Станции, куда ватага, отмахав без малого целую веху на одном дыхании, вскоре и прибыла – причём значительно быстрее, чем рассчитывала.

Но благодарить за это елса – а это был не кто иной, как елс собственной персоной, живой и взаправдашний, – никто, ясное дело, не стал.

К тому времени, когда путешественники наконец вышли по торной дороге из веси к Станции, начало светать. Не сговариваясь, вся компания приостановилась на невысоком пригорке, от которого до Станции оставалось всего два десятка шагов, – остановилась, чтобы полюбоваться изумительной по красоте картиной.