Василий Звягинцев - Время игры

Хорошо.

Тишина, нарушаемая лишь естественными в ночном лесу звуками, нежная отварная телятина с острым соусом «кэрри», ароматный сыр, жестяная коробочка маринованных трепангов, в меру поджаренные тосты.

И можно не спеша размышлять. Так, как положено джентльмену в «предлагаемых обстоятельствах».

Планы? А никаких специальных планов у путешественника и нет. Ближайшая цель достигнута. Каким образом? Ну, скажем, на этом самом автомобиле. Своим ходом он добрался в Крым из Баку, куда, в свою очередь, приплыл пароходом из Энзели, а туда — верблюжьим караваном из Абадана через Тегеран.

Все необходимые отметки в паспорте имеются, как и несколько рекомендательных писем — от Королевского географического общества, от русских, еще царских консулов в Индии и Персии. Очень похожие на настоящие, не придерешься.

Да вообще-то в нынешней Югороссии кому какое дело до богатого путешественника-иностранца, исколесившего полмира и вот добравшегося и сюда. К примеру, желает он ознакомиться с достопримечательностями Севастополя, при осаде которого дедушка нашего героя в 1855 году потерял ногу.

Или руку?

Нет, лучше все-таки ногу, поскольку старый сэр Роберт был страстным охотником, каковую страсть привил и любимому внуку, и продолжал стрелять тигров уже со слоновьего загривка, вплоть до безвременной кончины в возрасте восьмидесяти шести лет.

А посетив «места боевой славы», сэр Ричард отправится далее, тем же автомобилем или поездом, как ему будет благоугодно. Ни в средствах, ни во времени он, слава богу, не стеснен.

Еще Шульгин думал о том, что такой сюжет жизни куда предпочтительнее любого другого, и, возможно, все предыдущие события оказались необходимыми и возможными как раз для того, чтобы позволить московскому мальчишке послевоенных лет, страстному любителю определенного сорта книг и трофейных приключенческих фильмов вроде «Тарзана» и «Королевских пиратов», осуществить свою истинную мечту.

Побыв предварительно врачом, цирковым артистом, соратником форзейлей и противником аггров, белогвардейским генералом и кандидатом в Держатели Мира.

Именно для того, чтобы превратиться в конце концов в некую инкарнацию лорда Джона Рокстона, аристократа-плейбоя (хотя и нет пока в этом мире такого термина).

Хорошо бы…

Жаль только, что предстоит еще слишком много трудов, чтобы сделать нынешний мир вполне соответствующим означенной жизненной установке.

А посему, в ожидании дальнейшего, невредно и поспать, но предварительно…

Шульгин докурил действительно великолепную сигару, солидный запас которых его теперешний «альтер эго» всегда возил с собой, поскольку откуда взяться настоящей «Короне» или «Упманну» в варварских странах, где приходится странствовать?

— Джо! — окликнул он слугу. — Открой наш пятый чемодан, и приступим, пожалуй.

…Светский человек, тем более англосакс, должен путешествовать с комфортом. Иметь меньше пяти громадных, твердой кожи, окованных медными полосами кофров с надежными замками ему просто неприлично.

Ибо, где бы он ни оказался, кроме походного снаряжения, необходимо иметь и несколько выходных костюмов, и смокинг, соответствующие комплекты обуви, пару дюжин сорочек, манишек, крахмальных воротничков и манжет и так далее, и так далее.

Именно столько чемоданов и было погружено в кузов вездехода, прикрытый брезентовым тентом.

Один — с вышеназванными предметами роскоши.

Второй — с суровыми походными и охотничьими доспехами.

Третий, самый тяжелый — с оружием и боеприпасами.

Четвертый — с предметами личной гигиены.

И, наконец, пятый был загружен всевозможными «спецсредствами», необходимыми в нелегкой и малопредсказуемой жизни международного авантюриста.

Шульгин поднялся на крыльцо, вошел в холл с закопченным камином, разделся до пояса и уселся на широкую тахту.

Слуга включил электрический аккумуляторный фонарь, подвесил его на кованый крюк, торчавший из стены, откинул крышку чемодана, который сразу превратился в подобие лабораторного шкафа с выдвижными полками, сплошь уставленными пузырьками, фарфоровыми, пластмассовыми и стеклянными баночками, ступками и пестиками для растирания мазей, футлярами со всевозможными инструментами странного для непосвященных назначения.

Но слуга к «непосвященным» не относился. В данный момент включилась программа, согласно которой робот становился не меньше как магистром фармации, гримером, косметологом и средневековым алхимиком одновременно.

Не прошло и получаса, как Шульгин, предварительно подстриженный и побритый в соответствии с легендой, лежал на спине с головой, обмотанной подобием тюрбана, лицом, облепленным остро и пряно пахнущими салфетками, торсом и руками, натертыми пощипывающей кожу мазью.

— Теперь постарайтесь заснуть, сэр. Процедура займет не меньше трех часов. А потом продолжим…

Заснуть Шульгин и сам был не прочь, сутки выдались нелегкие, а если не получается? Едва шевеля губами, он пробормотал:

— Если бы ты мне хоть через трубочку граммов сто бренди сюда подал, я бы тебя послушался.

— Как прикажете, сэр.

«Тоже вот привычка, — думал Шульгин, медленно цедя жгуче-терпкий напиток через пластиковую соломинку. — Добро бы я действительно напивался, как нормальные мужики, а то ведь нет. Сколько ни пей, а голова практически ясная, ни забыться, ни „стать другим человеком“ не получается.

Так что — процесс ради процесса. Приятен сам момент, те две-три минуты, когда ощущаешь вкус, букет, можно сказать, и по пищеводу потекло, и самый первый толчок в мозгу — достало, значит. А дальше уже лишнее…

Пьешь скорее по привычке или от наивной надежды, что каждый следующий глоток будет как первый… — в который уже раз Сашке, начиная с молодых еще лет, приходилось отвечать самому себе на вопрос: „Для чего же ты, братец, все пьешь и пьешь, не пора ли остановиться?“ И каждый раз он отвечал по-разному, но сводилось все к простейшей формуле: „А вот нравится, и все“».

Потом уже начинались дополнительные толкования, ничего принципиально не меняющие.

И если раньше, в первой, нормальной, так сказать, жизни, он еще задумывался подчас о возможном вреде для здоровья, то после появления браслета-гомеостата вопрос отпал сам собой. Пей хоть непрерывно круглые сутки, через два-три часа в организме не оставалось ни молекулы спирта, не говоря о полном отсутствии каких бы то ни было следов его действия. Мечта алкоголика…

Но пока что медленно, тщательно потребляемый напиток свое действие оказывал.

Как там у Ремарка? «Алкоголь ценен прежде всего тем, что превращает тоску обыкновенную в тоску сладкую, и человек переполняется десятикратно усиленным ощущением самого себя…»