Василий Звягинцев - Время игры

Тот же «слег» из «Хищных вещей века» — великолепная, кстати, аналогия пресловутой Ловушки.

Или — не аналогия, просто — разновидность. Таким образом из той реальности вырубали неудобных людей.

«Ну, это мы еще посмотрим, кто кого распнет», — вспомнил Шульгин очередную подходящую к случаю цитату.

Антон в одной из бесед назвал наиболее простой способ защиты от «ловушек» — крайняя бдительность и осторожность. Заметишь резкое и немотивированное изменение обстановки — всеми силами уклоняйся от столь же резкого ответа. Любой ценой старайся удерживать статус-кво. И до последнего не воспринимай происходящее как окончательную данность.

Тогда, пожалуй, обойдется.

Легко сказать. Вся жизнь с известного момента только и состоит из совершенно немотивированных изменений…

Впрочем — нет. Не так. Это ведь они сами учиняют в этом мире не из чего не вытекающие безобразия, а окружающая среда реагирует как раз в пределах стандартной логики.

Но чем их встретит Узел?

…Время «полета» в астрале не поддавалось исчислению. Если исходить из того, что скорость мышления постоянна здесь и на Земле, добирались они до Узла минут десять. А если допустить, что скорость нервных процессов сопоставима со скоростью света, то и один квант времени — огромный срок.

Перед «стартом» профессор, продолжая умствовать, заявил, что мы, к счастью или к несчастью, являемся обитателями такой хроносенсорной ниши (масштаба времени), где сущее дано в своей максимальной членораздельности, а наша философия есть только следствие этой заброшенности, помещенности именно сюда. Кем бы мы были, окажись в другой нише времени — невозможно представить, легкий холодок ужаса пробегает по коже.

— Ну вот сейчас мы это и проверим, — с не соответствующей моменту легкостью в голосе сказал Сашка. — Столь ли велико будет искажение при попытке иного способа умозрения…

По предыдущим выходам в астрал, своим и Андрея, Шульгин убедился, что восприятие окружающего зависит от своеобразной «настройки» мозга в момент «внедрения» в Сеть.

Непредставимая человеком «объективная реальность» перекодируется в доступную, наглядную форму, как-то связанную с тем, какая мысль или эмоция доминировала в сознании или подсознании «контактера».

Так, первый раз Шульгин оказался почему-то в заснеженной уссурийской тайге, а Мировой Разум воплотился в образе шамана-тунгуса.

В катакомбах же информация из Сети поступила в предельно абстрактной форме нечеловеческих символов.

…Момент столкновения «астрального тела» Шульгина с поверхностью, или оболочкой Узла, ощутился как-то очень материалистически. Словно при прыжке из окна второго этажа на плотный грунт.

Он «открыл глаза», если это применимо к эманации чистого разума, которой Сашка себя полагал. И увидел, что стоит во внутреннем дворике Замка — главной базы форзейлианского резидента Антона.

Все вокруг было так знакомо…

Только явственно ощущалась в сине-золотом воздухе ранней осени, бабьего лета, аура запустения.

Словно тут давным-давно не жили.

По гранитной брусчатке свежий, чуть знобящий ветерок гонял сухие, желтые снаружи, красные изнутри листья канадских кленов. У стен они собирались в порядочные кучи, и их никто не убирал.

— Куда это нас занесло? — прозвучал за спиной знакомый, надтреснутый от непрерывного курения и регулярного потребления крепких и крепчайших напитков голос. Шульгин обернулся.

Удолин стоял на шаг сзади и потирал ушибленное при неловком приземлении колено.

Натурализм прямо потрясающий. Впрочем, так тоже бывало. Трудно сказать, зависела ли материальность структур Сети от способа проникновения в нее или исключительно от фантазии Игроков.

«Ловушка, Ловушка, — почти пропел Шульгин, оглядываясь по сторонам. — Если это ты, то я в тебя не верю».

Наверное, это уж слишком глупо, а может быть, и нет, кто знает. Не зря же в сказках и прочем фольклоре герои постоянно произносят волшебные слова и заклинания. Как правило, им это помогает.

— Это не Ловушка, это просто вход в Узел, — услышал он гулкий, совсем не похожий на удолинский тенорок, голос внутри черепа. — Ловушки будут позже. Что тебе здесь надо?

— А ты кто? Неужто сам Держатель? Или охранник при Узле?

— Зачем ты пришел? — повторил голос. — Ты можешь потеряться навсегда и без участия Ловушки…

«Фарс какой-то, — продолжал удерживаться в рамках здравого смысла Шульгин. — „Аленький цветочек“ в постановке ТЮЗа».

— Как пришел, так и уйду, — ответил он грубовато действительному Стражу Замка, оставленному здесь Антоном, или собственной галлюцинации. — Я здесь не чужой. Замок меня знает…

Это он вспомнил случай, когда они с Андреем бродили по запретным для непосвященных горизонтам, и Шульгин ощутил нечто вроде благожелательного интереса со стороны ноосферы Замка.

Голос ничего на это не ответил.

— Так где мы, Александр Иванович? Сдается мне, вы это знаете…

— Скорее всего — да. Вы себя как, нормально ощущаете?

— В смысле?

— В самом прямом смысле. Самочувствие как? Ничего не болит, голова не кружится, выпить хотите?

— А есть? — оживился профессор.

Судя по своим чувствам, Сашка предполагал, что никакой это не астрал, а просто в ответ на волевой посыл кто-то из Игроков или лиц, ими на то уполномоченных, просто перенес их с Удолиным в совершенно подлинный Замок. Тем же способом, что Антон переправил сюда Воронцова прямо с сухумского пляжа.

Может, и сам Антон тут по-прежнему обретается? Если его «двойник-38» сумел до него докричаться в сталинской Москве, отчего ему не быть здесь и сейчас?

Но расслабляться не стоит.

— Должно быть, Константин Васильевич. Тут много чего было еще в прошлом году… — Формально ведь они покинули Замок примерно в июле 1920 года.

— Пошли…

Внутри все обстояло совсем не так, как раньше. Вернее, не обстояло никак. Замок, похоже, на самом деле был эвакуирован, о чем Антон тоже предупреждал.

Коридоры, зал, комнаты первых трех этажей были совершенно пусты.

Шульгин хорошо помнил планировку, помнил, где был «оружейный магазин», где библиотека, где спортивный зал с тренажерами и сауной.

Сейчас все выглядело так, будто строители сдали помещение «под ключ» лет двадцать назад, а хозяева так и не въехали, и теперь Замок медленно приходил в запустение и медленно начинал разрушаться.

Однако надежды Сашка не оставлял. Он знал за собой способность к визуализации, поэтому упорно шел вперед, со всем старанием представляя место, в котором хотел очутиться.

— Сколько можно тут бродить, господин Вергилий? — брюзгливо ныл профессор, поначалу воодушевленный грядущим угощением, а теперь все больше впадающий в уныние. Он с трудом поспевал за целеустремленно преодолевающим лестницы и галереи спутником. — Ясно же, тут совершенно пусто. Пойдемте обратно, на солнышке погреемся, подумаем, как обратно вернуться…