Александр Зорич - Полный котелок патронов

— Да я и не собирался винить кровососов, честно говоря. — Я даже как-то смутился. — Я просто хотел ясности!

Майор Филиппов тяжело вздохнул и отер со лба пот тыльной стороной ладони. Его лицо, казалось, постарело за время нашего рейда лет на десять. Что ж, Зона способна загнать в гроб даже самого физически сильного и морально устойчивого человека.

Филиппов посмотрел на альбиноса как на вредное насекомое и зло сказал:

— Ладно. Научно-популярных лекций хватит, наверное, на сегодня. Я хочу знать, когда мы сможем забрать нашего ефрейтора Шестопалова?

«Когда-когда… Ставлю десять против одного, что никогда. Знаем мы эти эксперименты! Фокус-покус-чирвирокус — и там, где был здоровый мужик, после эксперимента остается пускающий слюну овощ. Это в лучшем случае! Потому что в худшем остается труп».

Мы с Костей переглянулись. В его стальных глазах я прочел: он того же мнения по вопросу.

Однако мы с Тополем… в очередной раз ошиблись!

— Я полагаю, — сказал альбинос Тау, как-то очень театрально приосаниваясь, — что своего товарища вы сможете забрать минут этак, — он посмотрел на свои навороченные часы, — через десять. Как раз отойдет наркоз, машина введет ему стимулирующую сыворотку. Потом он выпьет горячего чайку, я пожму ему руку… И, собственно, все!

Филиппов на глазах повеселел. Даже плечи его развернулись. Как видно, он тоже мысленно списал Шестопалова в «безвозвратные потери».

— Мы бы тоже не возражали выпить чайку. Можно и чего-нибудь покрепче, — намекнул я.

А почему нет? Все равно ведь ждать! И главное: они из нашего ефрейтора брали генетический материал, так пусть хоть вискарика нальют!

— Разумеется. Сейчас распоряжусь, — степенно кивнул Тау.

Он поднес к губам правое запястье, на котором красовался приметный золотистый браслет, и скомандовал в него:

— Немедленно три кресла, три чашки кофе и три раза по сто… нет, по двести… кашасы из моего бара.

Я наклонился к Костиному уху и тихонько спросил:

— Напомни мне, чисто как любовник бывшей жены минигарха, а что такое эта… кашаса?

Костя сделал лицо красавчика из молодежной рок-группы, прочистил горло и горячим полушепотом сказал:

— Кашаса, мой недалекий друг, это крепкий спиртной напиток, изготавливаемый в Бразилии на основе стеблей сахарного тростника.

— То есть ром?

— Ну типа как бы да, но все-таки нет. Все-таки кашаса!

— А на вкус?

— Ну типа как ром. Но все-таки не ром!

— Понял. Ждем жидкость на экспертизу, — подражая Вениамину Тау, заключил я.

Подручные альбиноса оказались не по-человечески расторопными — первыми вкатились (сами вкатились!) из какой-то боковой подсобки три удобных кресла со спинками и подголовниками. К правому подлокотнику каждого кресла был пристегнут небольшой складной столик. На этих-то столиках и красовалось заказанное.

Все кресла расположились в паре метров от нас.

Я заметил, что себе альбинос сиденья не попросил — как видно, рассчитывал не только ездить нам по ушам своими лекциями, но еще и веско расхаживать перед нами на манер ведущих популярных передач про науку для детей и юношества.

— Прошу присаживаться, господа, — галантно предложил Тау.

Нас два раза просить не надо было — за этот день мы напрыгались как кенгуру.

Я с наслаждением подал пример беспечности и гедонизма, устроив свою задницу в центральном кресле и пригубив — да-да, ту самую кашасу, которая оказалась ну просто обычным ромом, помноженным на оголтелый пиар!

Рядом со мной плюхнулся Костя, тоже мастер спорта по гедонизму.

Майор Филиппов с наиподозрительнейшей миной сел последним. К кашасе, насколько я мог заметить, он и вовсе не притронулся.

Боялся, что ли, умышленного отравления? Так, откровенно признаться, загандошить нас этот чокнутый профессор мог и безо всякого яда. Достаточно было выпустить на нас еще одного языкатого хамелеона — братца того, который схватил Шестопалова, а потом лишился половины тела от взрыва глубоковакуумной гранаты «Раумшлага».

Что? Какой еще братец хамелеона? Вот о чем, возможно, спросите вы.

А такой. Ну кто, скажите, поверит, что профессор сделал себе только одного боевого монстра? Я лично не верю. Потому что я — бдительный. А вот, кстати, сейчас историю про это расскажу. Под кашасу-то.

Эту байку я еще никогда не рассказывал. Хотя она не байка, а, строго говоря, быль, произошедшая в лично моей, чрезмерно богатой событиями жизни. В принципе эта байка характеризует меня с хорошей стороны. Почему же я ее не рассказывал? Тут психоаналитик надобен, чтобы на этот вопрос ответить…

В общем, дело было в далеком две тысячи мохнатом году, когда я, тогда еще не Комбат, а Сэнсэй (я вроде говорил, что была у меня по молодости такая претенциозная кличка?) попал в мясорубку из разнообразных неприятностей.

Вначале я угодил в руки к бандосам, которые присвоили весь мой трудовой хабар.

От бандосов я кое-как сбежал, но недалеко — попал в лапы к военсталкерам.

Те передали меня милиции (в те годы был такой порядок).

А в милиции меня под конвоем препроводили в Особый Комитет По Делам Нарушений Периметра.

В Комитете меня должно было принять некое официальное лицо, призванное избрать меру пресечения — то ли штраф, то ли пятнадцать лет на урановых рудниках.

Шучу, шучу. Но дело и впрямь могло тюремным заключением окончиться, и притом нисколько не условным.

Меня долго везли в офис этого самого Комитета. Потом я долго сидел в очереди. И наконец, оказался в кабинете Того Самого Лица.

На руках у меня были наручники. Самые настоящие. Стальные.

От наручников крутило суставы. И было очень гадко на душе. Все те ужасы, которыми пугали меня мои интеллигентные мама и папа, вдруг всплыли в моей душе как живые. «Доигрался, Владимир? Вот сейчас как сядешь годиков этак на пять!» — вещал внутренний голос внутреннего прокурора.

Должностное лицо оказалось женским. Причем достаточно привлекательным, хотя привлекательность эта была из разряда «неброских». Волосы «комиссарши» (так я окрестил ее про себя) были забраны в неприметный пучок, на бледном лице не было и следа косметики.

Одета комиссарша была в серый деловой костюм. Из украшений — два жемчужных «гвоздика» в ушах. Ногти коротко острижены. Никаких улыбочек. Голос стальной, без интонаций, как у робота.

У меня даже возникло подозрение: а вдруг она киберженщина? В те годы как раз предрекали появление первых удачных сигомов, о чем много трындели в прессе и по телику.

— Садитесь на этот стул, Владимир Сергеевич. Меня зовут Елена Игоревна, — своим ровным голосом представилась комиссарша. — Сейчас я буду задавать вам вопросы, а ответы вводить в свою базу данных. Надеюсь, эти ответы будут осмысленными и достаточно лаконичными. Тем для обсуждения у нас много, а времени у меня крайне мало.