Евгений Истомин - Архангелы: Битва за Землю

Вера в перерывах между схватками пыталась высмотреть выражение лица доктора, скрытого от нее белоснежной безразмерной рубахой.

— Лариса Федоровна, не молчите, — наконец сквозь зубы прошипела она.

— Дыши, дыши, девочка.

В дверях появилась пышная медсестра Дарья, нагруженная всякой всячиной, точно мул. Она умудрилась, помимо прочего, притащить даже две здоровые бадьи с водой.

— Раскрытие — десять сантиметров, — сообщила ей врач, не поворачиваясь.

Дарья без лишних разговоров принялась выкладывать на стол инструменты, какие-то пузыречки и колбочки, застилать диван чистым хрустящим покрывалом.

Следом в дверях появился здоровенный детина в пуховике, вероятно тот самый Валера.

— Куда прешь-то? — рявкнула доктор. — Брысь отсюда! Даша, ну ты поглядывай хоть немного! Похоже, что не поедем мы никуда уже. Вера, перебирайся на диван. Даша, помоги ей. Валера, жди в машине.

— Я что, здесь рожать буду? — пискнула Вера.

— А что такого? Я рядом, все, что нужно, у нас есть. Еще как родишь.

— Но ведь семь месяцев! Недоношенный… Лариса Федоровна ответила не сразу, и эта пауза, продлившаяся чуть больше, чем следовало бы, не слишком успокаивала.

— Все будет хорошо, дочка, — произнесла наконец докторша. — Ты у нас уникальная роженица, мне ли не знать, все-таки наблюдала тебя семь месяцев. Такого идеального протекания беременности мне встречать еще не приходилось. И сейчас ты за десять минут управилась с тем, что у других занимает больше десяти часов. Все будет хорошо. А теперь тужься, похоже, что пришло время. Тужься, дочка. Даша, тащи сюда стулья и ноги помоги забросить. Вот так. Тужься. Упрись ногами. Дыши ровно. Покричи, если хочешь.

Но Веру уже не надо было просить «покричать», уж она покричала от души. Ее бросало то в жар, то в холод, а в какой-то момент даже показалось, что она совершенно потеряла связь с реальностью и вернулась, только когда услышала плач младенца.

Лариса Федоровна положила ребенка ей на грудь.

Вера измученно улыбнулась.

Ей и прежде доводилось видеть новорожденных, и тогда они вызывали смешанные чувства — вроде бы положено умиляться, сюсюкать и причитать: «Какой красивый, весь в маму», а на самом деле сморщенный страшненький розовый комочек вызывает скорее брезгливость, отчего становится неловко. Но только не этот. Глядя на этот розовый комочек, хотелось именно улыбаться.

Когда роды завершились, Лариса Федоровна провела необходимые измерения и вернула младенца.

— Для семимесячного — удивительно полноценный и здоровый ребенок, — произнесла она, сочетая на лице одновременно удовлетворение и негодование. — Как запишем имя?

— Вероника, — произнесла молодая мамаша. Она и сама не знала, откуда у нее в голове взялось такое имя.

— Отец…

— Грассатор.

Докторша фыркнула:

— Иностранец… Намучаются те, кто будет называть ее по имени-отчеству.

Вера усмехнулась уже свободнее. Силы возвращались к ней, причем быстрее, чем она предполагала.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Лариса Федоровна, закончив заполнять бумаги.

— Нормально.

— Это хорошо, что нормально. В больницу съездить все же нужно.

— Конечно.

Спутниковый телефон запищал откуда-то из-под дивана, вероятно спихнутый туда в кутерьме. Докторша не без усилия нашла его и передала Вере.

Голос Грассатора прозвучал так, словно с ней разговаривала сама смерть:

— Вера, ты в опасности. Уезжай. Немедленно!

Ощущение беды тут же охватило девушку. Сейчас, когда ребенок лежал рядом с ней, она вдруг стала бояться за него еще больше, чем раньше.

— Лариса Федоровна, уходите, — жестко произнесла она, прикрыв трубку рукой.

— Что, простите?

— Уходите немедленно! Вместе с медсестрой! И машину уберите от дома. Все возвращайтесь в клинику и не показывайтесь оттуда какое-то время.

— Но…

— Делайте, как я говорю.

Вера поднялась с дивана и подошла к шкафу с одеждой. Теперь ей понадобится что-нибудь из старого. На ходу снова поднесла трубку к уху:

— Что случилось?

— Мы с Аресом почувствовали ребенка.

— Я родила, Грасс. Только что.

— Да, но почувствовали мы его еще полчаса назад. А значит, почувствовал и Экзукатор. Может быть, даже раньше нас.

— Господи! Но что мне делать? Я с новорожденным ребенком!

— Все будет хорошо. Направляйся к Красноярску, я и Арес уже летим туда, как только приземлимся, выдвинемся тебе навстречу. Все будет хорошо. А сейчас — беги!

Вера, одеваясь, повернулась к Ларисе Федоровне. Та, стоя на месте, не сводила глаз с Веры, затем вдруг ожила и отдала распоряжение сбитой с толку медсестре:

— Даша, собирай инструменты и вместе с Валерой отправляйтесь в клинику, я скоро подойду.

Дарья кивнула и засуетилась.

— Вы тоже, Лариса Федоровна, — сказала Вера, накидывая свитер.

— Нужно укутать ребенка. Я займусь. Об остальном спрашивать не буду.

Когда Вера накинула куртку, младенец уже был превращен врачом в некое подобие кокона из пеленок и шерстяного покрывала.

— И вот еще что, — чуть поколебавшись, Лариса Федоровна положила рядом с дверью пустую сумку, — знаю, что ты на машине, но если придется пешком, то лучше возьми. Ребенок в сумке — несколько дико, но будет удобнее. Прощай.

Накинув пуховик, докторша двинулась к двери.

— Лариса Федоровна! — окликнула ее Вера, поднимая сверток с ребенком на руки. Та обернулась. — Спасибо вам. За все. И — простите.

Та ничего не ответила, просто вышла из дома.

Подавив подступившие слезы, Вера уложила младенца в сумку, немного постояла над ним, стараясь внушить себе, что так нужно, что это необходимо и временно. Затем достала из тумбочки два пистолета, сунула их в карманы и взяла сумку за длинные ручки.

Старый российский автомобиль, натужно урча двигателем, медленно, но уверенно взбирался по горной дороге, что и неудивительно — других дорог за свое долгое существование он просто не знал. Милорад Велькович взглянул на часы: он ехал уже третий час, значит, скоро должен быть на месте. И ведь что удивительно, вчера внук показал ему на компьютере расстояние между городом Валево, куда Милорад перебрался два года назад, после смерти жены, к дочери и ее семье, и родной деревушкой Горка, а это всего пятьдесят километров, но петлять по серпантину предстояло не меньше трех часов. Впрочем, для человека, всю жизнь прожившего в горах, это нормально. Не пешком, и ладно.

Наконец впереди показалась табличка с названием поселка, а за поворотом и первое здание, когда-то бывшее почтой, а теперь заброшенное и полуразрушенное. Горка — не самое высокое селение этой гряды, но именно здесь заканчивалась дорога. Выше цивилизация не забралась, и там жили уже вовсе отшельники.