Алексей Свиридов - Возвращение с края ночи

— Бабах! — веско сказал «Мангуст».

Мини-коптер разлетелся буквально в труху. И стена позади него брызнула осколками кирпича. Такой результат Сашке понравился. И не ему одному.

Солдатики загомонили радостно, вот только что не аплодировали.

«Се маленек коло турбин быти закопан! Цели завладения и побита, — доложила бегущая строка. — Шуката друга цели»

— Шукай, шукай, — одобрил Сашка и начал осматривать окрестности.

Кроме большей резкости и как бы большего объема, город не приобрел никаких черт. Вот разве что стали видны почти прозрачные струи дымов, клубясь уходящие к небу. Почему-то без очков их Сашка не замечал. Да вот еще солдатики стали какими-то размытыми, будто несущественными деталями в пейзаже. И в этом был некий тайный глубокий смысл. Как же без этого.

«Натужна дистанта. Обережно!»

— и очки пометили точкой и теми же непонятными цифрами некую цель на периферии зрения.

Сашка поворотил туда голову, и очки немедленно приблизили цель, увеличив квадратик, в котором находился еще один вертолетик с растопыренными в стороны объективами.

— А достану! — азартно сказал сам себе Сашка.

«Мало-мало завладения есть!»

— заметили очки.

— Да ни хрена подобного! — возразил Сашка и шмальнул пару раз по «зыркалке».

«Есть завладения!»

— констатировали очки, когда аппаратик в небе начал разваливаться и осыпаться вниз сверкающими на солнце обломками.

— Да сам вижу, — констатировал Воронков не без удовольствия.

И он начал с упоением сбивать маленькие летательные аппараты.

Вражеский огонь (в основном минометный) сделался более вялым и неприцельным.

Бравые солдатики уже без потерь продвигались туда, где качались в небе дымы и гремели стеклянные пушки.

После третьего мини-коптера, сбитого враз, без всяких изысков, едва тот выглянул из-за руин, охота осложнилась. Маленькие аппараты начали вести себя гораздо осмотрительнее. Но тем интереснее было их отыскивать взглядом при помощи очков, выцеливать и сбивать.

Очки были хорошим подспорьем. Они могли указать на наличие цели даже на такой дистанции, где невооруженный глаз ее не видел. И приблизить и показать почетче. Мало того, очки сами оптимизировались. Они словно смогли понять, что чугуняка, торчащая на тротуаре и умильно-напоминающая водоразборную колонку, спины солдатиков, Джой и прочие предметы не интересуют Воронкова.

Количество меток с цифрами уменьшалось, очки помечали все меньше предметов и, наконец, стали вычислять только «зыркалки», все остальное оставив в покое.

Вот, правда, незнакомые, впервые встреченные предметы все же помечались. И приближались, предлагаясь в качестве возможных целей.

Одной из таких предполагаемых целей был выбран огромный сундук, кем-то брошенный посреди улицы. Судя по следу на брусчатке, усыпанной крошевом кирпича, его долго тащили, приподняв за одну сторону. А сундук был метра полтора в длину и не меньше метра в высоту. Окованный прихотливой вроде бы посеребренной металлической вязью из листьев и птиц.

Сундук заинтересовал-то Воронкова именно потому, что очки настойчиво предлагали его расстрелять, указывали изменяющуюся до него дистанцию. А когда Сашка, не прекращая охоту, приблизился к нему на дистанцию метров в семь, метка налилась кровью и замигала, а цифры увеличились, сделались кричащими.

А текст пошел ультимативный вовсе:

«Дистанта неминуча! Служба еси не справляша! Задарма пропадаша!»

Сашка чертыхнулся и снял очки.

«Вот дался этот сундук! — с удивлением думал он, глядя на потемневший и утративший всякую привлекательность без очков параллелепипед с ручками на торцах. — Нет, все же эти очки, похоже, не армейская штучка, а скорее игровая. Для какого-то не нашего пейнтбола или чего-то похожего. Слишком много в программе раздолбайства заложено. Для боевой работы совершенно не подходит».

Но стройная мысль вдруг пресеклась и перебилась свежим и интригующим озарением, что ведь очки эти вели себя по-разному в каждом из миров, где он их надевал. И может быть, именно здесь, именно в этой странной войне они так распустились, что стали отпускать замечания вроде последнего.

И с невеселой усмешкой Сашка пожалел, что не надевал очки в бункере, где нашел «Мангуста» и шинель. Может быть, там очки приказали бы ему стать смирно и дали бегущей строкой текст залихватского гимна? А запросто.

И с этими соображениями, простив очкам назойливость, он снова надел их.

И в этот самый миг увидел, как некие заряды, врубаясь в брусчатку и кроша ее разрывами, быстрым пунктиром приближаются к нему.

— Джой! Прячься! — крикнул он, не будучи уверен, что переорал грохот взрывов, и метнулся за груду кусков развалившейся стены.

Пунктир разрывов снарядов, шедших по навесной траектории откуда-то из-за домов, дострочил аккурат до сундука. Последний снаряд разнес его в клочья, разметав содержимое по всей округе. В сундуке, оказывается, были длинные, как платье до пят, полноразмерные, так сказать, серебристые кольчуги, одна из которых со звуком, с которым ссыпается куча денег, плюхнулась в метре от Сашки, выбив целую кучу пыли из-под себя. И к ним во множестве кольчужные перчатки.

Вся эта стальная мануфактура и галантерея разлетелась и живописно попадала тут и там, придав пейзажу какой-то совсем уж сюрреалистический вид. Будто некий Добрыня-Попович-Муромец примерял, примерял, да не выбрал и разметал платьица по окрестностям, а заодно и терема с хоромами порушил с досады.

«Цели завладения и побита, — доложила бегущая строка. — Шуката друга цели!»

— Вот тут врешь! — заметил Сашка, отыскивая глазами, куда запрятался Джой, — Ни хрена не завладения! Только побита. Но мы тут ни при чем. Так что никаких звездочек на фюзеляж и дырок в кителе.

Джой высунулся из-за каких-то полусгоревших ящиков. Чихнул и осмотрелся. Оскалился, увидев хозяина, и высунул язык.

Видно было, что все происходящее вымотанного пса совсем не забавляет. Количество впечатлений, видимо, напрочь перекрыло все возможные собачьи ресурсы их обработки и усвоения.

Кроме «домой и спать» Джой уже давно ничего не хотел.

Сашка и сам хотел того же больше всего.

Но было ощущение какое-то правильное, отрадное, дескать: «последний бой, он трудный самый»! И вот отвоюем сейчас еще самую малость положенного и тогда…

Что именно тогда, он и сам себе не готов был признаться, но чувствовал, что либо ТОГДА сразу ДОМОЙ, либо навсегда здесь.

Последнего он надеялся избежать всеми доступными способами.

Но и усталость и переизбыток потрясений в долгом путешествии привели к тому же примерно отупению, приглушению всех чувств, которое он испытывал в мире исполинских суперлиственниц.