Дэйв Волвертон - На пути в рай

Понятно: я был так серьезно ранен, что медики решили до полного выздоровления держать меня в криотанке. И пока я был там, меня заодно омолодили.

Поддерживая под руку, врач отвел меня обратно к койке.

— Оставайся здесь, — сказал он. — Ты еще под действием успокоительного. Через несколько часов начинаем выгрузку на Пекарь. К тому времени тебе станет лучше.

Я долго лежал в постели, прежде чем до меня дошло значение его слов «начинаем выгрузку на Пекарь». Новость ошеломила меня. Я проспал больше двух лет! Но никакая болезнь не требует двух лет а криотанке. Два года на корабле означают, что на Земле прошло двадцать лет. Я почувствовал, что меня лишили чего-то очень важного, и начал мысленно проводить инвентаризацию. Чего же не хватает?

На соседних койках разговаривала. Кто-то объяснял:

— Во время большого мятежа корабль начал вращаться. Это самураи придали ему вращательное движение и выпустили из нас воздух. Вот что случилось. Потом всех тех, кто начал смуту, они заморозили… — На говорящем, жилистом худом латиноамериканце, было синее кимоно самурая.

Я снова поднялся и побрел мимо коек. Ни врачи, ни латиноамериканцы, одетые как самураи, не заметили, как я вышел.

Он сказал, что заморозили всех, кто начинал смуту. Меня поместили в криотанк не для лечения. Это была тюрьма. И теперь я решил попытаться сбежать. Пошел по коридору, огибающему по окружности весь корабль, и вскоре оказался у основания лестницы.

Поднялся на несколько витков, устал и решил передохнуть. Я не мог рассуждать логично: мне казалось, если я буду продолжать подниматься, я попаду на небо. И я продолжал подниматься все выше и выше, становился все легче, пока не добрался до места, где вообще ничего не весил.

Я находился в центральной трубе, проходящей через весь корабль, на пересечении коридоров, где в пол уходила старая лестница, похожая на спуск в колодец канализации. Но только теперь она не вела вниз. Справа от меня находилось место, где мы с Перфекто сбросили труп к лазарету. Так как корабль находился на орбите, ускорение больше не создавало искусственного тяготения. Но тем не менее межзвездный транспорт медленно вращался вокруг своей оси, тем самым создавая силу тяжести, и этот коридор, этот канализационный спуск — ось вращения. И все комнаты преобразованы, приспособлены к новому направлению «вниз».

Я схватился за старую лестницу, оттолкнулся и поплыл по коридору, мимо одного канализационного колодца за другим, в полосах света и тьмы, поплыл в невесомости. Искусственный шелк кимоно прилипал к телу. Седые волосы развевались, и я плыл по коридору, как призрак. Трение воздуха чуть замедляло мой полет, но достаточно было пальцем оттолкнуться от стены, и я снова летел быстро. Словно скользишь в глубокой воде, когда нырнул, только легче, свободнее, не встречая препятствий. Я повернул, выплыл из воздушного шлюза на дне корабля и начал подниматься к первому уровню, направляя свой полет по мере необходимости.

Я превратил это в игру, учился заново сосредоточиваться и все время размышлял: десять лет я экономил, работая морфогенетиком, чтобы купить омоложение. А теперь я старик, получивший новую молодость как возрожденный убийца. Отличная космическая шутка, но я не склонен был смеяться над ней. Я столько лет стремился к молодости, но теперь она мне не нужна.

Воздух здесь был так неподвижен, что я слышал шелест своей одежды, словно удары молота о камень.

Я призрак, подумал я. Я призрак. В неподвижной темноте за собой я, ощутил еще чье-то ледяное присутствие — за мной летит Флако. Холод охватил меня, и волосы, на затылке встали дыбом. Я не пытался убежать от него. Я почти надеялся, что он меня догонит. Чувствовал себя, как женщина, испытывающая огромное желание заплакать. Но мне нужны не слезы, мое главное желание — самоуничтожение.

Я долго сражался с отчаянием. Чувствовал, что предал Абрайру. Видел, как ее насилуют, и был абсолютно беспомощен, не мог остановить их. Может быть, с того самого дня, как изнасиловали и убили мою мать, я больше всего боялся оказаться в положении, когда лишенные совести люди целенаправленно уничтожают других, а я бессилен остановить это. Люди без совести приводят меня в ужас, они страшнее зверей, потому что мучают свои жертвы, заставляют их испытывать боль. А я не могу их остановить.

Я знал насильников Абрайры. Знал, что должен ожесточиться и убить их. Я сам должен на это время стать человеком без совести. Но мысль эта вызвала во мне отвращение. Волны вины и отчаяния захватывали мою душу, и я не сопротивлялся им. Когда я был ребенком, мать часто говорила мне: «Вина — это хорошо. Это способ, которым твое тело сообщает тебе, что ты ведешь себя как животное». И я верил ей. Открыть себя чувству вины, позволить ему уничтожить тебя, если это необходимо, — мой единственный способ доказать самому себе, что я не такой, как Люсио, что я — человек.

Я плыл темным туннелем, когда вдруг шлюз надо мной неожиданно раскрылся и вдоль лестницы ко мне поплыли сотни других призраков в белом — пациенты из криотанков направлялись к основанию корабля. Я отклонился в сторону, вплыл в боковой коридор и ухватился за лестницу. Я находился в темном коридоре, но из другого пробивался свет, и я был мягко освещен сзади. Несколько человек проплыли мимо, и я увидел глаза химеры с густыми волосами, как у Перфекто, с маленькими ровными зубами, оскаленными в улыбке, как у дельфина. Зрачки его расширились, челюсть отвисла. Он привязался ко мне.

Я вспомнил, что в обоих случаях, когда раньше ко мне привязывались химеры, я находился в одинаковом положении: стоял в темной комнате, освещенный сзади. Перфекто привязался ко мне на станции Сол, когда я ждал в затемненном коридоре, у компьютерного терминала; Мигель привязался ко мне, когда я из освещенного коридора вошел в темную комнату. В генетической памяти химер должно быть заложено: человек с определенной фигурой, в определенной позе, с седыми волосами, освещенными сзади так, что они будто светятся. Я чувствовал себя словно святой из папье-маше, каких носят по улицам в религиозные праздники. Если бы я хотел нарочно привязать к себе химеру, я не мог бы выбрать лучшего положения.

Через несколько минут мимо проплыл еще один химера, у него тоже отвисла челюсть; затем третий. И у меня появилось трое новых друзей на всю жизнь. Я поплыл вслед за ними, и мы проскользили до воздушного шлюза на восьмом уровне и там выстроились в линию. Когда семьдесят пять человек поместились в шлюз, он закрылся, и мы ждали, пока он откроется вновь; когда вошел последний из нас, дверь захлопнулась, и шлюз начал опускаться, как лифт. Мы оказались в доке челноков.

У входа в док стояли тридцать солдат в форме ОМП с парализующими ружьями. Три робота службы безопасности, класса «уничтожитель», размещались в стратегических точках, наверху их черных металлических корпусов виднелись стволы пушек. У входа в челнок были установлены сканер сетчатки и звуковое устройство обнаружение. Солдаты быстро проверяли каждого наемника, нет ли у него незаконных кибернетических имплантантов, потом пропускали в челнок. Рядом с капитаном ОМП стоял седоволосый генерал Гарсон. Он дружелюбно болтал по-испански с капитаном, низкорослым человеком явно арабского происхождения.