Александр Конторович - Пепельное небо

Телефонный звонок.

- Иван Егорыч? Здравствуйте, это Михалков говорит.

- Да, Никита Петрович, добрый день! Как ваше самочувствие?

- Вашими молитвами! Всё хорошо. Как там наш буйный товарищ поживает?

- Обычный 'сапог', и что вы только в нём нашли? Прост, как грабли. Его сейчас Марков дожимает.

- Дожмёт?

- Ну, лет на пять он себе уже точно заработал, если на его художества беспристрастно глянуть.

- Всего?

- Чтобы доказать его вину в убийстве пока недостаточно улик. Он, похоже, это понимает и ведёт себя нагло.

- А что, перспектива сесть даже и на пять лет, его не страшит?

- Судя по его поведению, нет. Он мужик крепкий, язык подвешен. На зоне не пропадёт.

- Значит, ему есть от кого там прятаться… Есть, что скрывать. Вот что, Иван Егорыч, я к вам подъеду завтра. Можете устроить мне с ним встречу?

- Да без проблем. Только зачем это вам?

- Хочу сам с ним поговорить.

Дверь камеры со скрипом приоткрылась.

- Рыжов! На выход!

В сопровождении двух полицейских топаю по коридору. Вот и второй этаж, сюда меня обычно водят на допрос. Передний конвоир стучит в дверь и, дождавшись ответа, подталкивает меня вперед.

На этот раз в кабинете Маркова нет. На его месте сидит крепкий солидный дядя в хорошем костюме. Седые волосы аккуратно зачесаны набок.

- Присаживайтесь, Сергей Николаевич.

- Спасибо. А вы, простите, кто таков будете?

- Это так важно?

- В моем-то положении? Да ещё как!

- Можете звать меня Иваном Ивановичем. Вы считаете свое положение достаточно серьёзным?

- А вы нет?

- Хм… оно может быть и хуже.

- Да куда уж!

- Поверьте, есть куда.

- Это вы на Умарова намекаете? Так не выйдет. Прямых улик нет, а на косвенных даже наш суд обвинительного приговора не вынесет. Тем более, учитывая нашу 'любовь' к преступникам и повальную тягу к гумманизации…

- А по другим статьям?

- Лет пять-шесть могу и схлопотать, - согласно киваю я. - Годика через два подам на условно-досрочное. И выйду.

- Не боитесь в лагерь-то попасть? Вы же в прошлом офицер спецслужб… там таких не любят.

- Так я не в обычный лагерь и попаду. Там все такие будут. А касательно боязни… так опосля Африки тот лагерь раем покажется. Можете сами попробовать.

- Воздержусь… А Марков-то вас недалёким 'сапогом' считает! Ошибается капитан.

- Вот майором и не станет.

- Не хотите с ним на контакт идти?

- Я на идиота сильно похож? Щас, буду я ему задачу облегчать! Вот нагадить - завсегда и с удовольствием.

- Есть чем?

- На суде и поговорим.

Седовласый удовлетворённо кивает.

- Вы считаете всё происходящее провокацией?

- Подставой.

- Суть дела это не меняет. Да, вы правы. Всё дело специально подстроено.

- Кто б сомневался!

- Но доказать вы этого не сможете.

- Попробую.

- Поверьте, не выйдет. Тут, знаете ли, тоже не лопухи.

- И что вы от меня хотите?

- Отчета о вашей последней командировке.

- Он есть в секретариате управления. Раз вы до меня добрались и Хлебова построить смогли, то без проблем сможете его получить.

- Уже получили.

- Так что ж вам ещё надобно?

- Ваш отчет был тщательно изучен. На первый взгляд, там всё правильно.

- На второй - тоже.

- А вот на третий… Зачем посылать боевого офицера, специалиста по силовым операциям и опытного спеца по организации 'несчастных случаев' для проверки второстепенных подразделений? Да ещё не по вашему профилю деятельности.

- У данного спеца работы по основному профилю давно уже нет. И не предвиделось в дальнейшем. Года три уже на разработке подозрительных лиц сижу. Я уходить хотел, генерал и выдвинул условие - проведёшь инспекцию, подпишу рапорт. Или будешь бегать по коридорам до посинения в глазах. Все огрехи тебе припомнят.

- Даже так? Звучит логично. Вполне в духе Хазина.

- Проверяйте…

- Вы так не хотите на свободу?

- Я вам не верю. Сейчас и здесь вы можете мне небо в алмазах пообещать. А вот когда я расколюсь…

- Есть что сказать?

- А то ж! И схлопотать лет десять за разглашение гостайны. Я же не всё время бумажки перекладывал. Сдаётся мне, вы на некоторые, не столь уж и отдаленные, события нацелились. Так что здесь я вам не помощник. Воюйте сами. От э т о г о срока даже вы меня не отмажете.

Дядька снова кивает.

- А вы умный человек! Ни одного противоречия не нахожу - всё правильно изложено.

- Так оно и есть.

- Не так… И вы это знаете. Ладно, не вышло у нас с вами разговора, жаль… Подумайте, время п о к а ещё есть…

Вернувшись в камеру, долго сижу на краю лежанки. Прочие её обитатели мне не особо докучают, самый приставучий позавчера схлопотал по рылу, и на всех остальных это произвело должное впечатление. Так… всё идет, как меня и предупредили. Нарисовался-таки представитель заказчика. Теперь вся надежда только на тех, кто сейчас остался за этими стенами. Очень бы хотелось надеяться на то, что уж они-то не зевнут.

Через пару часов, аккурат перед ужином, в камеру подсунули ещё одного постояльца. Мужик уже в годах, по обрюзгшей ободранной морде легко читалось его недалекое прошлое и предполагаемое будущее. Войдя в камеру, он понуро застыл у дверей. Желающих пустить его на ночлег рядом с собой тут явно не наблюдалось. Вздохнув, он снял с себя пиджак и, свернув, положил на пол. Уселся и тут же охнул, схватившись за поясницу.

- Эй, страдалец! - негромко окликаю его. - С краешка место есть. Только сразу предупреждаю, набздишь или ещё что - на полу у двери спать будешь!

- Благодарствую! - обрадовано откликается он. - Я тихонечко!

А разит от него…

- В ногах лежать будешь!

- Да-да! - соглашается мужик. - Я туточки, тихонько!

Утром допроса не было. Часам к одиннадцати нас всех вывели во внутренний дворик - подышать воздухом.

Первое время дежурный полицейский ещё поглядывал в нашу сторону, потом достал из кармана сигареты и щелкнул зажигалкой.

- Ну, как тебе тут? - еле слышно прошептали у меня за спиной.

- Хреново, Степаныч! Сил больше терпеть нету уже. Так и заехал бы в рыло некоторым особо упертым здешним обитателям.

- Обожди пока. Нельзя тебе себя раскрывать. Всё дело псу под хвост пойдет.

- Да знаю я… Что там с генералом? Неужто и впрямь помер?

- Хуже, Сережа. Застрелился Петрович.

- Как это?

- Шансов не было. Против химии он не потянул бы. Зато двоих с собой забрал.

- Кто?

- Из наших… есть ещё такие… христопродавцы.

- И что на службе?

- Сообщили, мол, инфаркт. Бумаги описали сразу же, искали долго.

- Ещё кто?

- Профессор. Этот на машине разбился.

- Сам?

- Оторваться от хвоста пытался. Так что, сам понимаешь - все концы в воду.

- Я ещё есть. Самое время и меня… того…

- Сбрендил? Про тебя, кроме меня, и не знает никто. И эти… дюже шустрые, только догадываются. Толком же ничего и не понятно никому.