Андрей Чернецов - Конь бледный

— Скинхед херов… — Шиз с ненавистью ткнул слегка дымящийся труп ногой. — Любитель немецких обдолбанных гомиков из «Рамштайна»…

Стылый осторожно проскользнул в коридор и, присев на одно колено, коротким жестом указал напарникам на несколько сорванных с петель дверей. Болид и Шиз метнулись вперед, держась правой стены, чтобы, если что, не блокировать Стылому линию огня. Все помещения расположенные по левую сторону, выходили окнами прямо на здание цеха.

Стылый замер рядом с единственной закрытой дверью в коридоре. Шиз уже заранее сжимал в руке гранату с выдернутым кольцом.

— На счет «три»… — едва слышно прошептал Стылый. — Раз… два… три…

От мощного пинка дверь едва не слетела с петель, внутрь полетела, вращаясь, граната. Сталкеры поспешно вжались в стену по разные стороны от проема. Раздался взрыв, с оглушительным грохотом на пол упало что-то очень громоздкое. Шиз заглянул в помещение, любуясь оторванной по локоть человеческой рукой.

— Порядок! Тут чисто!

В коридоре внезапно появились «грешники», спустившиеся с третьего этажа. Как видно, обстрел из подствольников успокоил далеко не всех. Внешний вид представителей клана «Грех» пугал. Боевики были с ног до головы забрызганы кровью погибших товарищей, измазанные сажей лица перекосила нечеловеческая, звериная злоба. Заметив противников, те, что бежали впереди, мгновенно вскинули оружие, но в тесноте наполненного дымом коридора лишь помешали друг другу, паля над головами упавших на пол сталкеров. Стылый перекатился на спину, из неудобного положения всаживая в «грешников» длинную очередь. Один из боевиков, оседая на пол, рефлекторно нажал на спусковой крючок автомата. Пули прошили коридор насквозь, вонзаясь в правое плечо едва успевшего уйти с линии огня Стылого. Срикошетив от кевларового наплечника, горячий свинец ушел в противоположную стену.

Если бы не подоспевшие вовремя напарники, Стылому было бы совсем туго. Истерично загрохотал АКМ Шиза, звонко зарявкал пистолет «Фора» Болида.

«Грешники» бездумно перли напролом, обуреваемые жаждой мести, и это в конечном счете их погубило. Через десять секунд все было кончено. Стылый, истошно перхая, согнулся в три погибели, срывая с лица респиратор. Еще пара вражеских гостинцев все-таки успела в него попасть. Бронекостюм стоически принял удар на себя, останавливая свинец, но выпущенные почти в упор автоматные пули обладали чудовищной убойной силой. Корчившийся на полу Стылый чувствовал себя сопливым мальчишкой, избитым в вонючей подворотне опытными борцами.

Болид неспешно подошел к постанывающему сталкеру, не сводя взгляда с противоположного конца коридора:

— Бродяга, ты там как?

— Сносно… — сквозь зубы процедил Стылый.

— Сильно тебя приколбасило?

— Не то слово…

— Но броня выдержала?

— Чудом… ох, мать моя женщина… сейчас, погоди… я уже почти могу нормально дышать…

— Восемь сраных выродков! — Шиз внимательно изучал трупы уничтоженных «грешников». — Болидище, да ты просто Рембо х…ев… Троих из «Форы» уложил… причем в башку… при видимости сорок процентов… силен, ничего не скажешь…

С помощью подставившего руку Болида Стылый тяжело поднялся на ноги.

— Нужно выбраться на крышу и уже оттуда оценить обстановку…

— Пошли! — кивнул Шиз. — Сдается мне, самое интересное еще только начинается…

— Как вы думаете, отче, мы успеем? — с надеждой взмолился Плясун.

— Будем уповать на Господа, чадо! — ответствовал Опрокидин с твердой убежденностью в голосе. — Все в деснице Его! Но нам тоже не следует тянуть канитель…

Они заметили неподалеку круглый зев туннеля, образованного гигантского сечения трубами, сваренными друг с другом, и бросились туда. Куда он ведет, кто его знает, но проверить не мешало. Вдруг, да и выведет к нужному месту.

Удары кованых сапог о ржавый металл гулко отдавались в ушах. Мелькали над головами тускло светившиеся лампочки, горевшие по той же неведомой причине, что и в подземельях «Агропрома».

— А ведь вы не возразили ему, батюшка, — как бы между прочим ввернул журналист на ходу.

— Кому? — не понял отец Иоанн.

— Да Ряхе же. Когда он сказал, что нужно мочить всех «грешников».

— Совершающий преступление в отношении ребенка — демон, — глухо, но категорично ответил батюшка после долгой паузы. — А уничтожение демона — дорога в рай…

Чадов ничего не сказал, только как-то странно покосился на соратника. Что-то изменилось в святом отце за время их недолгих странствий. Какая-то твердость появилась, отчасти потеснив идею полного всепрощенчества и всеобщей любви. Ой, да что там говорить, если Степан чувствовал, что и сам внутренне преобразился. Ему казалось, что он наконец постиг нечто, доселе ему неведомое, что его естества коснулись некие персты, начавшие лепить из черствой и циничной душонки что-то светлое, такое, чему найти верную и точную формулировку журналист пока не мог.

— Остановитесь! — донесся вдруг из полумрака громкий зловещий голос.

Десяток крепких мужчин, облаченных в черные балахоны поверх защитных костюмов, заступили «крестоносцам» дорогу. Оружия отчего-то не было видно. Наверное, брать его с собой в храм не положено. Как и у всех остальных нормальных верующих.

— Остановитесь, во имя Владычицы Смерти и ее Вестника!

— «Ваш отец диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего; он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины; когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи», — процитировал евангелие от своего тезки Опрокидин.

— Что ты там бормочешь, падаль? — с угрозой вопросил один из сектантов, самый здоровый на вид.

Легкая неуверенность прокатилась по затылку Степана, громко застучало в груди сердце. Дыхание участилось, и парень с трудом удержал себя, чтобы не сделать пару упражнений успокаивающей гимнастики. Проклятые инстинкты!

Несколькими движениями размял плечи. Взмахнул руками и глубоко вдохнул. Придется драться врукопашную. Любой выстрел здесь чреват непредсказуемыми последствиями. Рикошет не выбирает, кого поражать. Поэтому, переглянувшись с батюшкой, они закинули автоматы подальше за спину и встали в боевые позиции.

«Грешники» приближались единым строем. Совсем как в пошлом анекдоте: «…и дружным строем отправились на…»

От глупого воспоминания стало очень весело. Журналист заулыбался в полный рот и произнес двусмысленную фразу вслух, чтобы подбодрить и Опрокидина. Батюшка понял шутку и одобрительно хохотнул.

Сектанты непонимающе переглянулись. Мало того что нашлись дураки, голыми руками собравшиеся уложить десятерых. Так еще ухмыляются. Тут явно пси-излучение замешано.