Лев Жаков - Во имя Зоны

Лестница на второй этаж осыпалась, ржавые перила едва держались, одна секция оторвалась и качалась, поскрипывая, почти перегораживая проход, словно калитка. Бородатый отвел ее в сторону, предупредил:

— Полы гнилые.

Доски на полу вздулись, местами провалились, качались под ногами и предательски скрипели, обещая в любую секунду сломаться. Коридор был завален мусором, фонарь Бородатого выхватывал из темноты то кучу битого кирпича, то лежащую поперек дверь, то книгу без обложки. По правую руку располагались классы. Бородатый привел их в дальний, в самом конце коридора.

— Самая чистая и теплая комната, — сказал он, распахивая хлипкую с виду дверь. — Ребята кинули вам матрасов и одеял, так что спать будете как в лучшей гостинице. — Великан хохотнул. — Оружие можете в соседней комнате положит, там полки удобные.

— Спасибо, — сказал Долг.

Бородатый пожал плечами — мол, как хотите, мое дело предложить, — и кивнул брату:

— Слышь, Рваный, на пару слов.

Амбал подошел к бородачу, тот приобнял его за плечи и отвел к дверям, пока сталкеры скидывали поклажу и разбирали сваленные кучей на одном из матрасов одеяла. Поставленные одна на другую парты были сдвинуты в дальний конец комнаты, стулья беспорядочно накиданы сверху. Зеленая школьная доска висела на одном гвозде, углом упираясь в пол. В классе было два окна, одно закрыто железным щитом, другое неровно заколочено досками, между которыми пробивался слабый лунный свет.

— Слышь, Илюха, — повторил бородач, сжимая плечо брата. — Слышь, может, останешься с нами? На фига тебе этот долговец с кривой рожей, да еще бандит, да армейский — я же вижу, что никакой он не сталкер. Не компания они тебе, брат, спутался с шушерой. Не ходи завтра. Стоило идти в «Свободу», чтобы тебя потом какой-то долговец мордовал и по струнке ставил! Айда со мной, выпьем, вспомним детство, как у бабки Клавы в саду яблоки воровали…

— А дед Саня тебе солью в задницу запердюлил! — засмеялся Рваный, хлопая Бородатого ладонью по груди.

— Неделю сидеть не мог, — хохотнул главарь свободовцев. — Айда, у меня водка осталась! А ты, помню, свалился с яблони да на ежа — визгу было! Я думал, ты ногу сломал, чё ль, перепугался — а у тебя под жопой еж, вот умора! — Он увлек брата по коридору.

— Я потом хромал три дня и спал на животе. А ты тем летом еще чуть не утонул…

— Вот и ладушки. — Бородатый пальцами расчесал бороду. Рваный оглянулся. Долг стоял в дверях и смотрел братьям вслед. Рваный споткнулся, остановился.

— Ты чё? — удивился Бородатый. Рваный освободился из его медвежьих объятий.

— Да я это, с нашими останусь, — ответил он, смутившись. — Прости, Федя.

— Да ты чё, ну выпить-то с братом можешь? Потом вернешься, я сам отведу, чтоб не заблудился! Чё они, не заснут без тебя? Ты им колыбельную на ночь поешь? — Бородатый тоже остановился.

— Нет, ты чего! Просто все тут, и я тут… — Рваный поправил фенечки на запястье. — Так оно правильней будет. Мы же вместе, на одно дело идем. Потом выпьем, когда вернусь. Бородатый нахмурился:

— А вдруг никакого «потом» не будет? Я тебе говорю, а ты знаешь, что я всегда в курсе: Протасов подмял под себя всю Зону. Он тут главный, официальный пост занял. Теперь вся армия в его распоряжении. И ты еще думаешь, что у вас есть шанс? Илюха, ты не малолетка, башкой своей волосатой подумай: вас патруль еще по дороге туда обнаружит. Не первый, так второй или третий. Безнадежное дело, Илюха, отступись. Эти пусть идут, а ты с нами. Оставайся, а?

— Нет, Федя, я пойду. — Рваный отступил на шаг, и в свете фонаря Бородатого заметнее стали морщинки вокруг глаз, набрякшие веки.

— Ну как знаешь, брат… — медленно проговорил Бородатый, провожая уходящего обратно по коридору Рваного. — Я предупреждал.

Сталкеры уже улеглись. Рваный в тусклом лунном свете, пробивающемся сквозь щели между криво приколоченным досками, закрыл дверь, нашел свободный матрас, прохудившийся, с комками ваты, и залег, бросив «калаш» на ближайшую парту.

— Я смотрю, вы с ним не очень похожи, — заметил Цыган. Он лежал под окном, совершенно сливаясь с тенью.

— Двоюродные, — буркнул Рваный. Он заворочался, устраиваясь поудобнее.

Ботаник сидел под доской, обхватив колени и упершись в них подбородком. Сержант уже спал, похрапывая. Долг лежал, накрывшись одеялом с головой.

— Вова, ложись, — окликнул Рамир лаборанта. Тот вздрогнул.

— Опять бессонница, — прошептал он и провел ладонью по глазам.

Скоро в классе стало тихо, слышалось ровное дыхание спящих и негромкий, сочный храп Сержанта. Ботаник сидел в одной позе больше часа, затем поднял голову, услышав скрип в коридоре. Он долго прислушивался, затем лег на бок, скрючившись. Стоило установиться ночной тишине, как к нему приходили кошмары. Лаборант еще не спал, а уже грезил, и все ему мерещилось, как генерал расправляется с ним, с Ботаником. И все какими-то изощренными методами, на манер средневековых пыток. То скальпель под ногти загоняет, то ногу без наркоза отпиливает, то вскрывает череп и, вынув мозг, вставляет туда артефакт или сборку… Ботаник вскрикнул, когда последняя сцена промелькнула перед глазами особенно ярко, правдоподобно. Этот кошмар часто мучил Ботаника, потому что безумия он боялся даже больше, чем смерти. Или нет?

Ботаник всунул в рот кулак, задавливая стон, и сел. Сон не шел. Завтра, похоже, предстоит еще более тяжелый переход, и надо бы хоть немного поспать… Но во сне кошмары были ярче, с ужасающе выразительными деталями, и Ботаник понимал, что не сможет заснуть. Он поднялся, выглянул в коридор. Там было темно и пусто, по-особому пусто — как бывает в брошенных помещениях. Из-под железных щитов пробивались полоски света.

Ботаник закрыл дверь и, подумав, задвинул засов — вдруг генерал сюда заберется, пока он, Вова, спит? Лаборант тут же одернул себя: что за глупые страхи! Но по спине уже поползла холодная струйка, и Ботаник не смог заставить себя открыть задвижку. Он перешагнул через спящие тела, протиснулся мимо парт к заколоченному окну и посмотрел между досками. Ночной пейзаж умиротворит, успокоит, и он как-нибудь заставит себя заснуть.

Двор школы словно вымер, в лунном свете видны черные пятна кострищ, в кустах поблескивает… Что может поблескивать в кустах?

Ботаник отпрянул, стукнулся бедром об угол парты, прикусил губу и, пробравшись обратно, потряс Цыгана за плечо.

— Рамир, проснитесь, — бормотал он, расталкивая спящего.

— Да я уже проснулся, черт возьми! — буркнул наемник и резко сел, сбросив костлявую руку лаборанта. — Чего тебе? У меня нет снотворного, сколько раз говорить!

— Ш-ш, послушайте, — прошептал Ботаник, прижимая палец к губам.

Цыган его жеста не увидел в темноте, но уши навострил. Снаружи доносились какие-то звуки — то ли голоса, то ли шаги.