Александр Лидин - Льды Ктулху

— Ну как там этот перебежчик? — спросил он, подсаживаясь к комиссару.

Тот только пожал плечами.

— Перебежчик как перебежчик. Только проверить надо, если он, как говорит, не участвовал в акциях белого террора, пленных не расстреливал, то возьмем с него подписку, и пусть себе домой топает. Кто-то ведь должен поля пахать.

— А я бы его не слушал. К стенке и точка.

— Таким, как ты, дай волю, вы всех к стенке поставите, — усмехнулся комиссар. — К стенке ставить оно, конечно, надо, но только когда это и в самом деле необходимо. А здесь, ну ошибся мужичок, не за тех воевать пошел. Потом осознал, сам пришел с повинной. Тут понятие иметь надо.

— Да какое ж понятие! — взвился Василий. — Я ж по дороге с ним говорил. Он как есть зажравшийся пережиток прошлого — несознательный элемент.

— Вот видишь, ты его сам несознательным называешь. А раз несознательный он, ты его не к стенке, а проведи с ним политинформацию, расскажи об угнетенном крестьянстве всего мира, расскажи, как героическая Красная армия борется за свободу рабочих и крестьян и что скоро по всему миру разом полыхнет революционный пожар.

— Я пытался, только он…

— Что он? Не поддается? Значит, плохо пытался. Надо было сказать так, чтобы он в сей же час со своим обрезом побежал батьку бить…

— Но я… я… Я совсем не об этом хотел спросить, — нашелся Василий. — Этот перебежчик… он сказал, где сейчас банда?

— Сказал.

— Ну и..?

— Что «ну и»?

— В ружье и поскакали. Мы их там живо…

— И кого ты в ружье поднимать собрался? Сейчас в деревне человек пятнадцать наших, да еще разведотряд Волкова. А у бандитов шесть тачанок. Если мы вот так туда сунемся, нас из тех пулеметов у околицы всех и положат.

— Но надо что-то делать. Они ведь опять уйдут.

— А мы вперед разведчиков пошлем, пусть проследят, что и как. Тем временем основная часть отряда подтянется. Да и бандиты никуда не денутся.

— Почему вы так уверены?

— Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, — нараспев произнес Григорий Арсеньевич. — А пока развернем-ка нашу «Кузню», надо отлить побольше патронов.

Он встал и отправился к дальнему сараю. За ним на земле было кострище. Пока Василий бегал за сумками, комиссар нарубил топором лучину, но прежде, чем сложить костер, пока никого не было рядом, начертил в пепле несколько странных знаков, сильно смахивающих на арабскую вязь. Потом он развел костер и разложил принесенные Василием инструменты.

— Бандиты эти люди опасные, сам знаешь, — продолжал он возиться с инструментами, раскладывая их на щербатой от времени деревянной скамье, которую красноармейцы установили неподалеку от кострища. — Ты, Василий-Василек, должен всегда помнить, что если враг твой преступил человеческую суть свою, ежели он у людей сердца вырывает или еще какой промышляет гнусностью, то так просто ты его не возьмешь. Чтобы такого гада свалить, нужно что-то особое. Простой пулей его не остановишь. Вот потому заранее надо особые «заговоренные» пули готовить. Чтобы они, если попадут в нелюдя, то валили его насмерть.

— Но ведь материализм…

— А «заговор» материализма не отрицает, — улыбнулся Григорий Арсеньевич. — Вот в Средние века жил астроном Джордано Бруно. Его инквизиция сожгла за то, что он пытался дать людям истинную картину мира. Когда его на костер вели, все считали его чернокнижником и колдуном. А когда прогресс пошел вперед семимильными шагами, выяснили, что все, о чем Бруно писал, — физические явления… Так и здесь, если вещь тебе непонятна, ты не отрицать ее должен, а изучать, и тогда рано или поздно поймешь, истинная это наука или вранье… А пока повторяй за мной слова заклятия. Вот отзовут меня, придется тебе самому такие пули делать…

— Но, Григорий Арсеньевич, я же по мишеням и из тех, и из других пуль стрелял, — попытался возразить Василий. — Обычная пуля вон, доску толщиной с большой палец прошибить может. А эта, — он кивнул в сторону разложенных инструментов, — мокрой кляксой размажется, да и только.

Комиссар усмехнулся.

— Мал ты еще, чтоб всю суть понять, — вздохнул он, заканчивая приготовления. — Мал да несмышлен. Вот возьми, к примеру, туземцев с Амазонки. Они из духовых труб дротиками стреляют или колючками. А что, скажем, колючка человеку сделать может? Ну поцарапает кожу, в крайнем случае… Так нет, туземцы эти насмерть разят. А в чем дело? В том, что они те колючки в специальном яде вымачивают.

— Так ведь тут-то какой яд? — удивился Василий. — Кусочек листа клевера, капля воды освященной да кусочек серебра. Это ж яд разве.

Выставив перед собой три десятка револьверных патронов, Григорий Семенович стал не спеша вынимать из них пули.

— Ты, Василек, пойми. Не все в мире так однозначно. Вот конь, например, или собака может из болота воды попить. И ничего ей не будет. А ты выпей… Потом неделю животом маяться будешь.

— Так тут… это… — не нашелся, что сказать Василий.

— Вот и здесь примерно то же самое. Обычным людям такие пули вреда не принесут, а вот если ты одичал настолько, что готов в зверя превратиться, тут эти пули в самый раз…

Неожиданно где-то во дворе началась кутерьма.

А потом послышался крик:

— Сбежал! Сбежал!

— Что там? — встрепенулся Василий.

Он хотел уже вскочить, побежать. Может, там, во дворе, и в самом деле кому-то нужна помощь, но комиссар остановил его.

— Ты, Василек, не спеши. Они сами там разберутся. Ты лучше смотри, как пули делать. Заклятие повторяй. Чую, пригодится тебе это искусство. Не раз еще столкнешься ты на своем пути с волками в человеческой шкуре.

— Но…

— Да не волнуйся ты так. Это, скорее всего, твой перебежчик удрал…

— Я же чуял, что он контра! Надо было сразу его к…

— Не контра он, а душа заблудшая. Я тебе уже говорил.

— Эй, Григорий Арсеньевич, неужто в Питере все комиссары так рассуждают… Поповство какое-то. Непонятно, как тогда революцию делали!

— Ну почему же, — протянул комиссар, не отрываясь от работы. — Мир, он ведь не черный и не белый, он множество оттенков разных имеет. И если ты станешь все на белое и черное делить, то придется тебе половину людей на Земле перестрелять. А подумай лучше, ради кого ту самую революцию делали. Вот ради таких людей и делали… Да, кто-то из них верит в идею Мировой революции, а кто-то и нет. И если это не враг лютый, то ты, прежде чем к стенке ставить, попробуй человека в своей правоте убедить.

— Красиво вы говорите, — с обидой вздохнул Василий. — Только сдается мне, что Прохор этот подослан был, чтобы отряд в ловушку заманить.

— И такое возможно, — согласился комиссар. — Вот почему мы поедем с разведотрядом. Если ловушка, отобьемся, вырвемся. А нет, бандитов задержим, выследим.