Кирилл Мошков - Увидеть Хозяина

Это последнее слово было вновь произнесено на линке.

– Я знал, что Сатана пытается опереться на тех, чьи предки не вышли с Доброглаза, а родились на своих мирах, – пояснил Клови-учитель. – Я знаю, что среди его слуг есть хелиане и есть астлины. Мне сообщили, что против вас здесь, в Алеума, он использовал наемные тела бойцов-астлинов. Но ведь среди его слуг множество тех, кого вы называете террагенами – потомков выходцев с Доброголаза. Вообще, я должен сказать вам, убежденность Сатаны в том, что мы против людей с иных миров – его очередной обман, но обманывает он сам себя. Никто не противен нам более, чем сам он, и в этом противостоянии мои братья – на вашей стороне.

Клови-учитель наклонил голову, разглядывая извлеченную из-под плаща золотую пластинку.

– Он дал мне вот это, – проронил он наконец.

Тонкая, затянутая в замшу рука мальчика передала мне увесистый золотой прямоугольник, размером с рублевую бумажку моего детства. Гладкая, почти зеркальная поверхность прямоугольника была нарушена только в двух местах: на одной ее стороне в верхнем правом углу была то ли вырезана, то ли вдавлена маленькая пентакратия, а на другой прямо в середине изображены то ли буквы, то ли руны, напомнившие мне то ли кириллическое, то ли латинское, но в любом случае непонятное СТРТ.

Я передал золотую пластинку дальше по рукам. Дольше всех ее рассматривал Фродо; когда он вернул мне тяжелый, тускло блестящий в сумраке знак, руки его дрожали.

– Я не думал, что когда-нибудь увижу эту вещь своими глазами, – тихо сказал Таук. – Это пайцза, знак высшего благоволения Хозяина. Он дает ее тем, кто должен уцелеть, когда он будет истреблять и порабощать человеческий род. Он гордится этим изобретением, хотя он всего-навсего позаимствовал его из земной истории. Написанное в центре – это одно из тайных имен Хозяина, изображенное древними письменами, когда-то дарованными им своим прислужникам в эпоху земного средневековья. Я не стану произносить это имя здесь.

– Я, кажется, догадался, что это за имя. Я тоже буду молчать, – успокоил я Фродо, возвращая пайцзу Клови-учителю.

– Я был так занят борьбою со своей слабостью, что почти ничего не отвечал Сатане, – пояснил тот, продолжая держать пайцзу на ладони и не сводя с нее глаз. – Как видно, он принял эту мою неразговорчивость за признак преклонения перед ним и согласия с его словами. Едва золотой жетон оказался у меня и я наклонил голову, чтобы разглядеть, что он дал мне, как Рогатый обрадовался, решив, что я признаю его власть, и хлопнул в ладоши. Он явился мне на поляне в нашей священной роще – не на той поляне, где шесть веков назад первый Клови-учитель постиг Истину, а на той, которую всегда очищают от чертополоха, который там так буйно растет. И вот прямо посреди поляны после его хлопка в ладоши, от которого запах серы еще усилился, почти что вышибив из меня дух, возникли восемь могучих демонов, которые попарно держали по большому, тщательно запакованному мешку. Я сразу понял, что в мешках этих человеческие тела – вероятно, живые люди, потому что мешки безвольно обвисали и были гибкие, но, скорее всего, люди спящие или одурманенные, потому что они не двигались.

Рука в перчатке сжалась, скрыв от нашего взгляда золотую пайцзу.

– Решив, что моя воля окончательно сломлена и я готов выполнять приказы, Рогатый снисходительно велел мне не бояться его милостей и немедленно поместить эти четыре мешка в какое-нибудь надежное место, где я должен буду хранить их несколько дней, пока сам Сатана будет устраивать, как он выразился, дальнейшее будущее этого груза. И я было решился согласиться, с тем, чтобы освободить тех четверых несчастных, что были заключены в эти мешки, едва лишь Великий Враг оставит меня с ними одного. Но не успел я открыть рот, как один из мешков забился и замычал: как видно, тот, кто содержался внутри, начал приходить в себя. Сатана очень разгневался и лично снизошел до того, чтобы пнуть мешок своей огромной ногой, заканчивающейся тяжелым, золотом подкованным копытом. И тут я не выдержал. Я закричал и бросился закрыть этот мешок своим телом. Я не скрою: я потерял всякую власть над собой. Я проклял Рогатого всеми известными мне проклятьями. Я велел ему немедленно освободить этих несчастных. Я сказал ему, что он чудовищно ошибся во мне, потому что я не на его стороне, я не прислужник ему, и я не стану выполнять то, чего он желает от меня.

Клови-учитель замолчал, потому что волнение помешало ему говорить дальше. Впрочем, он справился с собой.

– Его гнев был ужасен. Он вызвал грозу без туч, обрушил несколько деревьев в роще и попытался ударить меня молнией, но все это не произвело на меня ни малейшего впечатления, потому что совесть моя чиста, а фокусы Врага действуют только на тех, чей дух смущен или поколеблен. Он вновь пытался убить меня, на этот раз струей серного дыма, но тут я, со всей моей верой, осенил его знаком Света, и он исчез, а с ним – о ужас – исчезли и пленники в мешках! В смятении, ужасе, жалости и гневе я молился за жизнь этих несчастных, молился до глубокой ночи, и вот среди ночи Враг явился снова, на этот раз один. Он был суров, но сдержан, словно хотел показаться мне справедливым отцом, смиренно упрекающим своего нерадивого сына, но готовым простить. Он много говорил. О, он очень, очень говорлив! Когда его не останавливаешь, он, кажется, может говорить часами, упиваясь звуками собственного голоса – а в этом воплощении, нельзя не признать, голос у него весьма мощный и звучный. Я не верил своим ушам: он, кажется, продолжал искренне считать, что я на его стороне, и пытался вновь склонить меня выполнить его приказ. Он сказал, что готов простить меня за мою вспышку, потому как понимает, что я, якобы, отравлен влиянием распространившейся по Миру гордыни, но что сердце мое чисто и, якобы, склонно к справедливому и спокойному правлению, к которому он стремится. Он сказал, что может временно подержать свой "груз" в другом месте, на иной земле, именуемой Телем – там, над нашими головами, на той белой звезде, что каждый вечер описывает такую яркую дугу по небу от заката до полуночи. Но там ненадежно, сказал он. Там, сказал он, не так-то просто совершить то, что он собирается совершить, когда настанет срок. Ему, сказал он, нужно, чтобы кругом было тихо, и спокойно, и не было иноземцев – вот именно как в нашей священной роще у гор. Он готов простить меня, но требует, чтобы я беспрекословно выполнил то, что он хочет… Я сделал вид, что колеблюсь: ведь военная хитрость, применяемая против врага – не обман. Я спросил его, неужели нет тихих и спокойных мест на Телеме. Он засмеялся в ответ. Хочешь спрятать что-то в людном месте – положи на самом виду, поучал он меня. Телем многолюден. Он спрятал свой груз в одном из самых людных городов, в подвале одного из самых людных зданий, где каждый день бывают тысячи людей, и мало того – комнаты этого здания тысячи тысяч и даже десятки тысяч тысяч людей каждый день видят на светящихся картинах в своих домах, самодовольно рассказывал он мне. Но там все же есть риск, что "груз" не дождется нужного часа. Грядет великий час, уговаривал он меня. Час, когда совпадут движения нескольких самых важных звезд Мира. И тогда, уговаривал он меня, он исполнит предназначенное, и гордыня в Мире умалится, а час наступления справедливого и благоденственного правления приблизится. Моя роща, уговаривал он меня, как нельзя лучше подходит ему. Не хочу ли я еще один золотой жетон, больше и красивее предыдущего, дающий еще больше власти, могущества и защиты? Он даже показал мне этот жетон. А если я буду упрямиться, вкрадчиво и угрожающе сказал он, то он раскроет мой обман и плутни перед моими братьями.