Александр Зорич - Пилот мечты

И начался допрос, который завел меня к «церебральному инициатору», ложным признаниям и прочая.

Оказалось, что дирекция не отдавала задания на установку бакена.

— Вот, извольте видеть, — говорил секуридад, — оригинал сообщения из дирекции. Ни слова о каком-то бакене! Насколько мне известно, все штатные спутники в районе Бенвениды функционируют штатно. Я проверял.

Бакен же оказался с сюрпризом — у него в программе было нехитрое изменение, которое превратило заурядный ретранслятор в мощный спутник радиотехнической разведки. Именно по его данным пираты организовали засаду и сумели распланировать атаку на караван.

— Проверьте мой коммуникатор, сообщение с полетным заданием зафиксировано, — оправдывался я.

— Уже, сеньор Румянцев, уже, — улыбался секуридад. — Так и есть. У вас записан приказ с небольшими коррективами. Видимо, вы забрались в локальную сеть и изменили текст. Для прикрытия.

— Вам не приходит в голову, что кто-то мог сделать тоже самое?

— Ну разумеется! Чтобы вас скомпрометировать, не иначе! Как говорит молодое поколение, «подставить».

— Это по крайней мере логично. Ведь сообщение получил не я один, а еще техники палубного звена, которые монтировали контейнер на «Хагене»!

— Их мы проверяем. Но мне представляется, что дело проще, чем вы рисуете, сеньор Румянцев. Вы могли совершить описанные мною действия? Могли! Более того, в бою с «Синдикатом» вы получили массу попаданий и ни одного фатального! С чего бы пираты вас так упорно игнорировали? Вы сами понимаете, что современные системы наведения позволяют изрешетить флуггер, чтобы получилась убедительная картинка, не задев никаких важных… э-э-э… агрегатов, в том числе и пилота.

— Мог и действительно сделал — две разные вещи, это раз, — отчеканил я. — Насчет современных систем наведения вы, видимо, не в курсе, это два. Снаряд твердотельной пушки прошил фонарь в десяти сантиметрах над моей головой! Такого близкого и в то же время гарантированного промаха, знаете ли, никакие системы наведения в реальном бою не подстроят!

Капитан пригладил идеальный пробор, задумчиво пожевал губами и сказал с расстановкой:

— Прошил в десяти сантиметрах… и не разорвался. Да, картинка убедительная. Более чем. Первый же пункт ваших возражений мы сейчас разъясним. Мог или действительно сделал? Чтобы выяснить ответ на этот философический вопрос, я вас и пригласил. А вы устроили безобразную драку, нос сотруднику сломали, ну да ладно. На фоне прочих обвинений — это пренебрежимо малые величины. Ну-с, приступим. Учтите, все ваши показания протоколируются. Вы сознаетесь в сотрудничестве с «Синдикатом»?

— Нет!

— Кто завербовал вас в «Синдикат»?

— Никто. Я честный сотрудник концерна.

— Вы настаиваете на своей непричастности?

— Да.

— Ну что же. Я не сторонник форсированных методов допроса, но, видимо, придется…

— Не имеете права.

— Что вы, сеньор! Мы имеем все мыслимые права…

Канва рассказа неумолимо возвращается на круги своя, а я возвращаюсь на свое кресло, в свое измученное тело, к боли, страху и лютой безнадежности.

Секуридад наконец прекратил меня истязать и допрашивать. Я рассказал всё, а сочинил в десять раз больше. Правда, я уже не мог бы точно сказать, чем отличается правда от вымысла, даже если бы меня прогнали на детекторе лжи по моей собственной истории, написанной в соавторстве с капитаном «Эрмандады».

Мне было не просто плохо. Организм поддерживали спецпрепаратами, и я не мог потерять сознание, хотя очень этого хотел. В определенный момент я перестал соображать, кто я и где я. Я как будто смотрел на себя со стороны и не узнавал. Никакой самоидентификации с полудохлым куском мяса в кресле!

Кусок бледного мяса что-то рассказывал, отвечал на вопросы, истошно вопя, когда по нервам хлестали инициирующие импульсы. Но это был уже не я. Кто? Не знаю. Какая-то разновидность кататонии, без утраты двигательных и речевых функций тела. Впрочем, какая разница? Тело-то теперь вообще непонятно чье!

Только почему же так невероятно больно?! Ведь пытают не меня… или все-таки меня?

Время остановилось.

И тогда капитан прекратил задавать вопросы и прекратил давить на дьявольскую кнопочку в столе.

В руки ему выползла распечатка допроса. Он надолго погрузился в чтение, а потом поднял свои ясные очи и сказал:

— Румянцев, Румянцев! С одной стороны, я был о вас лучшего мнения, думал, что вы умнее! Что любите себя! С другой стороны, я вами даже восхищаюсь. Почти восемь часов! Полный рабочий день я с вами мучаюсь, а всей правды вы так и не раскрыли.

Ого! Восемь часов! А я думал, что восемь лет!

— Не складывается картинка преступления, Румянцев. Не складывается. К тому же нет гарантии, что вы не покрываете кого-то. Опять и опять одно и тоже: в вату правды укутана тонкая игла лжи. Ну что же, Румянцев! Вы меня вынуждаете. Ресурс реагирования вашего мозга на болевые импульсы почти исчерпан, а связного повествования я так и не получил…

Еще бы ты получил!

Он перехитрил сам себя. Пытаясь вырвать правду, капитан ее не слушал, заставив меня сочинить ворох небылиц, да так эффективно, что я сам готов был в них поверить. При этом он был классный специалист в своем деле, и вранье с неумолимостью вскрывал. Фиксировал. Находил. Да как иначе? Если все мои показания были сплошной ложью!

— …Таким образом, Румянцев, нам остается одно: тетратамин и сканирование мозга. Очень мне этого не хотелось, потому как мера крайняя — двадцать пять процентов исследованных особей остаются инвалидами, а то и полными овощами. А вы такой хороший пилот… жаль. — Он извлек коммуникатор. — Моралес? Готовьте «прачечную». Да, придется. Увозите его.

Белые халаты. Носилки на магнитной подушке. Еще одна белая комната. Кушетка с фиксаторами. Аппарат.

— Кладите пациента. — Женский голос без следа эмоций. — Готовьте инъектор. Два кубика тетратамина. Готовьте капельницу и кардио-суппортер.

Игла небольно впивается в шею. Жужжит что-то. Голову накрывает устройство, наподобие медицинского сканера.

Голос, опять говорит женщина:

— Советую не пренебрегать наушниками. Орать он будет сильно. Все готовы? Итак, начинаем: стартовая дата — май 2621 года, опорные слова: синдикат трикс, вербовка, пираты. Включаем тест…

Я не могу описать то, что со мной было. Скажу одно: мозговое сканирование не зря под строжайшим запретом на всей территории ОН!

У меня отняли всё: ярость боев и радость побед, унылую скуку одиночного патрулирования и адреналин посадки на астероид, все мои разговоры, пьяные, умные, задушевнее и деловые… любовь Рошни и одинокие сексуальные этюды соло… всё!

Я вращался в розовом тумане боли, такой боли, по сравнению с которой пытка церебральным инициатором сойдет за иглоукалывание — не соврал, козел! Я капитана имею в виду.