Алексей Гравицкий - Анабиоз

— О смерти — это любопытно, — против желания сказал я, чувствуя, что вообще-то пора угомониться. — Марта вот считает, что мы все умерли. Так что все это, — я обвел рукой вокруг себя, — выходит, круги ада.

Просветленный улыбался.

— Круги ада — глупая придумка одного фантазера. Человечество ничего не знает о смерти. И до сна ничего об этом не знало. Забытое знание. У нас даже объективного медицинского определения для этого нет.

— Как это, — усмехнулся я, чувствуя, что подловил Просветленного легко и непринужденно. — Сердце останавливается, кровь перестает циркулировать.

— И что? В Тибете умеют это делать усилием воли. Что еще? Прекращение деления клетки? На трупах какое-то время продолжают расти ногти и волосы.

— Прекращение деятельности мозга, — догнала Марта. Оказывается, девчонка давно уже перестала болтать и слушала нас.

— Энцефалограмма мозга шамана в состоянии транса кардинально отличается от энцефалограммы мозга живого человека, — невозмутимо отозвался Антон. — Мы ничего не знаем о смерти и боимся ее. Почему?

— Смерть это всегда потеря. Боль.

— А жизнь разве не полна потерь и боли? Ее мы не боимся.

— Это всё слова, — покачал я головой.

— Вообще всё — слова. Только одни мы принимаем на веру, а другие нет. У всех народов есть мифы и сказки о воскрешении мертвых. Помимо определения «живой» и «мертвый», есть еще определение «не-мертвый».

— Хочешь сказать, что ты можешь воскрешать мертвецов?

— А чего их воскрешать? — улыбнулся Антон. — Погляди по сторонам. Вокруг ходят люди, возродившиеся к жизни. Мы уже воскресли.

— Это высокие материи, — отмахнулся я. — Где факты?

— Будут и факты, — пообещал Антон и свернул направо.

По переулку мы прошли всего один дом и снова свернули, на этот раз во двор. Углубляться не стали. Если на Садовом сохранился более-менее цивилизованный вид, то здесь, где и до анабиоза густо росли деревья, сейчас были настоящие джунгли.

Нас ждали. Пятеро. Не таких крепких, как те, что сопровождали Антона, но и доходяг здесь не было. И ни одной женщины.

Мужчины поднялись нам навстречу. Я внутренне напрягся — вероятно, это отразилось и на лице. Во всяком случае, Антон снова растянул губы в понимающей усмешке.

— Здесь не причинят зла. Вы голодны?

Я запнулся. Последний раз я ел черт знает когда. Привалов мы не делали, хотя в рюкзаке был паек, презентованный шашлычником. Жрать хотелось зверски.

— И чем мы обязаны за такую щедрость?

— Ничем. Просто, если вы голодны, вас накормят. Вы ничего не должны, успокойся. Ни мне, ни им. Ни ты, ни она.

Кажется, он говорил искренне, но мне что-то по-прежнему не нравилось.

— Спасибо, — вежливо ответил я. — Я не голоден.

— А я бы похавала, — подала голос Марта.

Антон кивнул. Прежде чем я успел что-то сказать, Марту окружили люди Просветленного и потащили в сторону, где горел костерок. Семь мужиков уводили одну глупую девчонку.

— Пойдем, поговорим, — предложил Антон.

Я посмотрел на Марту, что весело щебетала с одним из парней, пока другой колдовал у костра. Кажется, девчонка освоилась. Только бы не вышло беды.

— Не переживай, — снова будто заглянул в мои мысли Антон. — Ее никто не тронет. И ей не причинят зла. Обещаю.

— А почему нельзя поговорить здесь?

— Здесь много ушей.

— Ты же хотел делиться истиной со всеми.

— Не всякая истина подходит для каждого. Есть истины далеко не для всяких ушей. К истине надо готовить.

— А я готов?

— Не уверен, — отозвался Антон. — Но раз идешь туда, то должен знать.

Больше он не сказал ни слова. Просто пошел в сторону. Я поглядел на Марту. Кажется, у нее все было в порядке. И, кажется, Просветленному можно было верить.

Я догнал Антона довольно быстро. Еще какое-то время шли молча. Первым заговорил он.

— Не бойся. Ее не тронут. У нас никого не трогают.

— Зачем тогда оружие?

— Мы не трогаем, это не значит, что не трогают нас. Это третий круг…

— Слой, — зачем-то поправил я.

— Слой? — Антон приподнял бровь. Кажется, он впервые выдал какую-то эмоцию, кроме буддистской улыбки и умиротворения. — Да, пожалуй. Так вот, это третий. На нем все достаточно серьезно, чтобы у людей менялось сознание. Оно и меняется.

— Я не видел здесь людей, кроме вас.

— Их мало, но они появляются.

Антон остановился возле могучего дерева и присел, откинувшись спиной на ствол, как на спинку кресла.

— Садись, в ногах правды нет.

Я послушно опустился на корточки, отмечая, что попадаю под магию его голоса, его спокойствия, его уверенности. Слушаюсь.

— Люди здесь появляются, и, как правило, опасные люди. Те, что идут снаружи, останавливаются раньше. Те, что идут изнутри, в большинстве своем, опасны. Третий круг… или слой, как угодно… это рубеж.

— А всего их сколько? Девять?

— Нет, ты не готов, — покачал головой Просветленный. — Забудь про Данте и перестань мыслить штампами, если хочешь жить в этом мире. Перед тобой новая реальность, живущая по новым законам. А ты зачем-то пытаешься к ней приладить свое представление об умершем мире. Зачем?

Вопрос был риторическим. Антон не хуже меня понимал, что отталкиваться от своего опыта — это вполне в духе человеческого существа. Это естественно.

— Ладно. Сколько?

— Четыре, — ответил он. — А дальше — сердце этой червоточины. На четвертом слое свои странности. В сердце все совсем не так. Там нет привычной реальности. Там все иллюзорно и спорно. И каждый, кто туда придет, вынесет оттуда что-то личное.

— Откуда ты все это взял?

Антон не посмотрел на меня, взгляд его затуманился, будто он видел сейчас что-то совсем иное, свое.

— Я был там.

И он заговорил. Голос его звучал мягко, обтекаемо, вливался в уши, в душу, в мозг. Не знаю, каким он был просветленным, но оратором Антон был великолепным.

Он проснулся на втором слое. Не там, где была община шашлычника, а по другую сторону круга. И тут же попал в петлю. С одной стороны была стена, с другой дорога. Стена пугала, и он пошел от нее, но все время возвращался на то же самое место. Он попробовал идти вдоль стены, но результат не изменился.

Когда количество пройденных петель перевалило за десяток, Антон решил, что это знак. И вошел в стену. Третий слой он пролетел со свистом. На четвертом застрял. Потом вошел в червоточину, как он называл центр, и вышел из нее другим человеком.

— Они зовут меня Просветленным, — закончил он. — Это не я придумал.

— А они? Тоже там были?

— Нет, они не готовы. Я подобрал большинство из них на четвертом слое. Одного здесь. Они были растеряны и напуганы. Теперь…

— Теперь они знают истину.

— Ты зря иронизируешь, — спокойно заметил Антон. — Но это нормально. Ты тоже растерян и напуган. Уверен, что тебе надо на четвертый слой.