Валидуда Анатольевич - На задворках галактики

Дорога на аэродром со всеми неизбежными задержками на контрольно-пропускных пунктах отняла около часа. Близилась зима и на широте Светлоярска уже во всю властвовал холод. Аэродром окутала темнота, Ириса то и дело скрывалась за тучами, но жизнь на базе Щелкуново-2 не замирала даже ночью. По ВПП изредка взлетали тяжелогружённые транспортники, а в небе барражировали истребители дежурного звена. Смысла в их дежурных полётах Масканин не видел, велгонские бомбардировщики уже давным-давно не могли достать до столицы, но видимо у авиационных генералов имелись причины держать в воздухе истребители.

Вместе с Семёновым и Уэссом Масканин сидел в машине на самом краю аэродрома близь отдельной вертолётной площадки. В округе стояло оцепление отдельной роты солдат Главразведупра, а сама площадка была погружена во мрак. Про цель поездки полковник сообщил, как только довёз до аэродрома, рассказав, что им предстоит, как он выразился, махнуть на орбиту на борту аэрокосмического шлюпа. Максим не видел реакции Уэсса, (тот сидел на переднем сиденье рядом с полковником), но не сомневался, что слова Семёнова вызвали у велгонца острое любопытство, смешанное с привкусом чего-то фантастического. Именно это ощущал сейчас Масканин. Он сидел в тишине, поскольку в салоне никто не говорил, пытался представить как может выглядеть загадочный шлюп и посматривал в окно. А снаружи было темно и холодно.

Как-то незаметно мысли Максима переключились на прочитанные сводки и из глубин памяти всплывали картины всех перипетий того боя под Лютенбургом. Боя, в котором его контуженным и отравленным захватили в плен. То что город, в котором скопилось много беженцев и располагался госпиталь, удалось всё же отстоять, он выяснил уже давно. А сегодня из старых сводок Масканин наконец-то узнал подробности обороны. Натиск велгонцев был силён, им удалось-таки смять батальоны защитников на подступах к городу; разбитые хэвэбэшники и жандармы, а потом и остатки сводного батальона в котором дрался Масканин, отошли в Лютенбург. Налёты авиации, массированные атаки пехоты и танков, артобстрелы – бои на окраинах города шли до вечера. Выброшенный десант велгонцев хоть и перерезал рокады, но был сметён вольногорской конницей, что весьма быстро подоспела при пулемётах и пушках на помощь 26-му жандармскому полку из Войск Охраны Тыла. Благо ещё, что полевым жандармам удалось сковать вражеских десантников. Ещё через сутки прорыв был ликвидирован, велгонцам не дали нарастить силу удара, связав их свежие дивизии встречными боями.

'Что ж, всё было не зря', – думал Масканин, когда читал сводки. А потом он ознакомился с боевым путём своей 2-й егерской вольногорской дивизии, в составе которой бессменно находился его родной 7-й полк. Дивизия все эти месяцы по-прежнему находилась в корпусе генерала Латышева и всегда участвовала в сражениях на острие ударов и контрударов. Прошла всю Хакону и теперь стоит в обороне на старой велгоно-хаконской границе.

В тепле салона при включённой печке Максим смежил веки и вспоминал лица однополчан. Ему остро хотелось увидеть ребят, услышать новости и снова встать в строй полка. Больше других вспоминались старый друг Пашка Чергинец и бывший ротный Арефьев, боевитый особист Муранов, застенчивый Вадик Зимнев и злой совершенно седой Гунн, малолетний Ковалёнок и языкатый вольнопёр Лучко, а ещё молодой Латышев, наверняка принявший роту вместо пропавшего без вести под Лютенбургом Масканина, да старый дружок Санька Микулов, с которым рос в соседних хуторах и который погиб в отчаянной рукопашной схватке в начале войны на плацдарме. Мелькали перед закрытыми глазами лица, звучали голоса давно убитых, но живущих в памяти товарищей, да вспоминались смешные истории из окопной жизни.

– Как-то странно, вы не находите? – нарушил тишину Уэсс.

– Что странно? – спросил Кочевник.

– Шлюп этот ваш – тайна не из последних, насколько я могу судить. Но вот стоит рота солдат, пусть даже не простых…

– Эти бойцы уже успели на шлюпе покататься, – с веселинкой в голосе ответил полковник. – А насчёт тайны не волнуйтесь, если конечно это вас волнует. Те, кому положено, следят чтобы тайна таковой и осталась.

Прошло около десяти минут и к площадке подкатил санитарный фургон – грузовик с металлическим кунгом, на его бортах даже в темноте были различимы белые круги с крестами в центре. Сами кресты казались не красными, а чёрными. Фургон застыл в нескольких метрах от легковушки, водитель заглушил двигатель, а из кунга на утрамбованный грунт спрыгнула женская фигура в шинели. Семёнов открыл дверцу и вышел к ней навстречу. Минуты две они о чём-то говорили и, наконец, полковник жестом поманил женщину к машине, затем открыл заднюю дверь.

Масканин потеснился, хотя места рядом с ним хватало. Глаза его уже давно привыкли к темноте и он сразу рассмотрел свою соседку. Приятное лицо, возраст около тридцати, скроенная по фигуре шинелька и капитанские погоны. И лёгкая смесь запахов карболки и степных трав.

– Знакомьтесь, друзья, – сказал Кочевник. – Капитан медслужбы Шергина Юлия Никитична.

Затем он представил ей своих спутников и вкратце обрисовал зачем медицинский капитан полетит с ними. Оказалось, она сопровождает увечных, которых ждут универсальные блоки регенерации. Имея допуск ко многим тайнам, Масканин с некоторых пор уже знал про эту новинку в медицинских технологиях, знал что несколько УБээРов размещены в госпитале ГРУ и Светлоярском окружном. Собственно, это не было такой уж тайной, ведь все те счастливчики, что прошли через эти блоки регенерации, хоть особо и не трещали языками, так как подписывались о неразглашении, но слухи уже гулять начали. До сегодняшнего дня Масканин полагал, что УбээРы – новейшее достижение отечественных учёных. А выходит, что это совсем не так. Выходит, УбээРы – технологии совершенно иного порядка. Уэссу о блоках регенерации известно не было и он ловил каждое слово. Свои вопросы бывший 'стиратель' решил задать потом, когда наступит удобный момент.

– Значит, в этот раз сразу троих, – сказал Семёнов, полуразвернувшись к Шергиной. – Интересно, Юлия Никитична, кого же на сей раз вы признали достойным восстановления?

Шергина устало вздохнула, пропустив мимо ушей лёгкую иронию насчёт 'достойных', поправила заплетённые в косы волосы, теребя при этом зажатую в руке фуражку, и ответила:

– Подпрапорщик Дольниев, сорока трёх лет, наводчик противотанкового орудия. Остался без ног. Ценный кадр, на его счету одних только сожжённых танков более двадцати. Заодно устраним последствия контузий, которые он схлопотал с самого начала войны. Второй – тоже ценный кадр, мой коллега и хирург-золотые руки. Подполковник Колычёв. Его ранило прямо в операционной, когда он проводил операцию на плацдарме на Оми. Бомба упала у блиндажа… Множественные осколочные: пневмоторакс, разрыв селезёнки и повреждение печени. Третий… Я знаю о нём мало, но по вашей линии, господин полковник, мне довели, что он очень ценен. Он велгонец-перебежчик, фамилия, кажется, Сикинс. Я так поняла, он из чиновников средней руки.