Леонид Алёхин - Сердце Чёрного Льда [С иллюстрациями]

Юрис добился своего. Все внимание охранника оказалось приковано к сваре каторжников. Он проморгал появление за своей спиной белого призрака с удавкой в руках.

Крик превратился в хрип. Двадцать сугробов вокруг лесоповала превратились в кольцо из Снежных Следопытов.

Каторжники не успели отпраздновать нежданное освобождение. По неслышной уху команде кольцо блеснуло сталью мечей. И начало сжиматься.

Юрис почуял неладное до того, как в руках Следопытов появились ледяные ножи.

Прочел беду в их неподвижных лицах, споривших бледностью с белыми накидками.

Чутье ни разу не подводило Короля. Увидев выходящего из-за деревьев Мая Сургу, он приветственно помахал ему рукой. Шагнул навстречу, всем видом изображая радость.

За спиной Юриса Следопыт выбил ловким ударом меча топор из руки Лата. И воткнул черный нож грабителю склепов в грудь.

Другой Следопыт преградил Юрису дорогу.

Глупец. Кто же становится на пути Колодного Короля?

Юрис ловко пнул Следопыта под колено. Добавил обрубком левой руки в висок. Молниеносно окрутил его шею цепью, прикованной к «обручалу». Зашел за спину, уперся коленом между лопаток. Оглушенный Следопыт захрипел. Меч и черный нож выпали из его рук на снег.

Капитан Следопытов остановился перед Королем и его заложником. Вокруг люди Сурги резали каторжников. Деловито, словно скот на праздник. Дальше чем на двадцать шагов бежать «обрученным» не давала «женушка».

— Будь здрав, Юрис, — сказал Май.

Король схаркнул Следопыту под ноги.

— Шевельнешься ты или кто-то из твоих, сдохнет су-чара, — он затянул цепь. — Дашь уйти, отпущу.

— Ты не понимаешь, Юрис, — голос Мая звучал непривычно и чуждо.

Слишком ровно. Слишком отстраненно.

— Его жизнь ничего не значит. Как и моя. Важно лишь Начертание. В нем есть место для тебя, Юрис. Ты нужен Хозяевам.

Не зря говорят, что от Хлада до Граня нет вещи быстрее, чем нож Мая Сурги.

Посреди лба пленного Следопыта выросла костяная рукоять. Он умер сразу, неживой тяжестью повис на руках Юриса.

Король бросил труп, метнулся влево, вправо. Но с «обручалом» особо не побегаешь. Да и кругом были Следопыты. В их стылых зрачках плескался лунный свет, на руках сохла кровь мужиков и «братьев».

«Оборотни, — подумал Юрис, — как в историях волчатников».

Он сунул кулаком в неподвижное лицо, разбил чей-то нос затылком. Его скрутили, повалили в снег. Сорвали тулуп и рубашку.

На костлявой груди Короля скалился двенадцатиглавый дракон. По одной голове за год тюрьмы или каторги. На плечах мастер колол ему замысловатые короны и герб Исчезнувшего Короля во всю спину. Чтобы не смели сечь батогами.

Мягкий, пошитый из цельного куска кожи сапог Следопыта придавил левую руку Юриса. Его ноги зажали накрепко. Май Сурга опустился возле него на колени, занес над грудью Короля нож из черного льда.

В сиянии луны лезвие ножа стало прозрачным, едва заметным.

— За что живота лишаете, суки? — прохрипел Король в лицо своему убийце.

— Это не смерть, — ответил Май. — Это свобода.

С этими словами он вонзил нож Хозяев Льда в сердце двенадцатиглавого дракона.

февраль 400 года от Коронации

В ту неделю, что они с дедом Ойоном провели в Гране, Миха не раз вспоминал слова тангу про кагалымское золото, которое не приносит счастья. Среди гостей постоялого двора «Золотая куница» было немало старателей с патентом и без, ловчих, промышлявших шкурой, мехом и костью, прочего свободного люда.

На лице каждого из них лежала невидимая, но ощутимая тень. Печать Гиблого Края. Глаза горели нездоровым огнем, речь была сбивчива, рука всегда держалась вблизи от ножа. Отсюда, из Граня, начинался их поход за сияющим призраком удачи.

Здесь же он чаще всего и заканчивался. За оградой поселка, усиленной скорострельными вышками, раскинулось кладбище. Каждого новоприбывшего первым делом вели сюда. Предлагали посчитать каменные столбики с выбитыми именами. Подумать еще раз хорошенько.

Иные сбивались на второй сотне со счета и поворачивали сани вспять. Но таких было меньше всего. Золотой блеск Кагалыма манил, молва обещала пудовые слитки под каждой елью. Забывала упомянуть про диких тангу, все еще почитавших лучшим украшением ожерелье из зубов белого человека. Про разнообразное зверье, не питавшее особой любви к пришельцам. И, конечно же, про других ловцов счастья, чьи жестокость и коварство намного превосходили дикарские и звериные.

Не было и дня, чтобы снег перед «Куницей» не оказывался испачкан кровью. Поножовщины и перестрелки в Гране были делом столь же обычным, как пьянство, вялый блуд и кости с картами. Здесь каждый жил сегодняшним днем, не надеясь увидеть рассвет после долгой ночи. Люди Граня не тратили время на любовь и дружбу. Любовь покупалась за два сола в «Шелковой Подвязке». Лучший друг мог перерезать тебе глотку над свеженайденной жилой.

В общем, за неделю Миха насмотрелся здесь такого, о чем не писал Руст в «Заморских Записках» и чего подавно было не увидеть в родном тихом Хладе. Нельзя сказать, что картины граньского быта напрочь отбили в нем тягу к дальнейшим приключениям, но поумерили уж точно.

Приключения, думал сын Атмоса, это сверкающая броня паровоинов, мощенные мрамором улицы далеких городов, женщины в пышных платьях и он, Миха, в алом плаще и шитом золотом камзоле. А не «пику в бок, мясо в реку», как, скажем, приключилось с траппером по кличке Шея, снимавшим комнату с ними по соседству.

«Почему мы здесь?» — спрашивал Миха у деда Ойона, делая ударения сначала на «почему» и спустя пару дней на «здесь».

«Ждем», — кратко отвечал тангу. Его, похоже, ничуть не беспокоили суровые нравы белых людей. Вряд ли он видел большую разницу между Хладом, Гранем и Саманом Великим. «Везде одинаково, — объяснил он Михе. — Вы строите стены, чтобы защищаться друг от друга. Лжете и убиваете из-за кусков желтого металла, который нельзя даже есть. Я вас знаю. Я привык. Ты тоже привыкнешь».

Спорить с тангу было трудно.

На исходе недели Миха не выдержал и подступил к деду Ойону с вопросом:

— Чего мы ждем?

Они как раз спустились вниз, пообедать. По обыкновению, дед Ойон занимал столик в самом углу, подальше от прочих посетителей.

Миха ни разу не видел, чтобы старый тангу ел. Пил он только чистую воду, которую для него за отдельную плату хозяин «Куницы» вытапливал из снега.

Дед Ойон наклонил голову набок и хитро посмотрел на Миху. Отвечать он не спешил.

Миха уже собирался повторить вопрос, открыл рот. Дед Ойон вынул из складок одеяния маленький мешок, развязал горловину и вытряхнул его на стол.