Сурен Цормудян - Отражение во мгле

— Понимаю. — Старший охотник в очередной раз покачал головой, глядя на огонь в печи.

— Ну вот и славно, что понимаешь. Отсюда и вывод. Лошары энтузиасты пошли за бабой. А лошары против Тора и Масуда… Да и против дивчины твоей, кстати… Вон она как трутня ухлопала, любо-дорого посмотреть. Так что не волнуйся, в порядке они полном.

— Надеюсь, что ты прав.

— Да конечно прав, старина. Очень даже прав. — Рябой подошел к нему и ободряюще похлопал по плечу. — Они, небось, дрыхнут себе там, в тепле и сытые, а ты волнуешься. — Он засмеялся. — Вот и нам, кстати, поспать не мешало бы. К чему то время, что двигаться не можем, тратить впустую?

— Плохая идея. Аидова станция к нам сейчас ближе всех. Не хотел бы я даже бодрствующим с его монахами столкнуться на поверхности. А уж спящими к ним попасть…

— И что, они в такую погоду шастают по городу? — Рябой сделал скептическое выражение лица.

— Ну знаешь. Чем черт не шутит.

— Давай тогда по очереди, что ли, спать?

— Спи. Я не хочу.

— Ладно. — Напарник улегся на хворост, отчего тот неприятно захрустел. — Толкнешь, как кемарить начнешь. Только хоть часок дай поспать. — Он засмеялся.

— Спи, спи.

— Слушай, а что за тайна такая?

— Какая еще тайна?

— Ну, про крота этого. Стукача с Перекрестка Миров. Ни ты, ни другие старшины охотничьих групп не делитесь информацией. Кто таков? Как сведения сливает? И что за сведения?

— Тебе-то зачем?

— Да ладно. Не доверяешь, что ли?

— Дело не в доверии. Просто есть правило: не трепаться об этом. И все.

— Да брось, командир. Кто он?

— Веришь, нет, я не знаю.

— Как это?

— Да вот так. Просто получаю информацию определенным образом. Знаю, что есть у них человек, который по определенным дням и в определенное время суток, с началом охотничьего сезона и до поимки жертвы, оставляет нам информацию. Вот и все.

— Ну а как с ним законтачили-то?

— Да как… Он вроде сам на связь с нашими вышел. Давно еще, в первые сезоны. Ну, когда все устаканилось и наше мироустройство современный вид приняло. Собственно, потому мы столько времени баланс держим, потерь не несем практически и спокойно берем жертву, что помогают нам оттуда. Без него пришлось бы дольше возиться.

— Ну, я бы не сказал, что сейчас шибко легко.

— Да просто привык. А без крота представь каково. В этот раз мы четко знали, что в этой норе, которую беглый трутень прорыл еще два года назад, стенка тонкая и за ней девка. Просто он подал нам сигнал, и мы спокойно взяли добычу.

— Ну да. Просто было, не спорю. Только вот одно не пойму: а как он сигнал-то подает?

Бронислав вдруг засмеялся тихо и покачал головой.

— Помнишь, я вам зеркала у Перекрестка Миров показывал? Помнишь? А потом я еще ходил к ним.

— Ну, помню. Они, зеркала эти, вроде дневной свет к ним на ферму проводят, да?

— Ну да. Я так и сказал. Так вот, по этим зеркалам он и сливает нам информацию. — Да ты что? И как это? По зеркалам-то…

— Да очень просто. Зеркала, это ведь отражения. Ну, днем они свет ловят и отражают друг от друга. Свет идет в оранжереи ихние и жукам. Ну а в сумерках… Или там вообще во мгле ночной, отражение обратное. На ферме у них тогда лучины горят или лампы масляные, не знаю. И свет этот на поверхность пробивается. На ночь-то, и в непогоду, они чехлят свои зеркала, что на улице. Но если чехол поднять, то отражение — вот оно, никуда не делось. И он оставляет особым образом между зеркалами, что внутри, у него под носом, весточку шифрованную. К примеру, такого-то дня в такой-то район пойдут собиратели дров и снега. Или еще что-то в этом роде. В этот раз он нам сообщил, что про нору никто, кроме него, не знает. А там девица какая-то в расстроенных чувствах прячется от всех и плачет. Легкая добыча. Вот и весь секрет.

— Надо же, — усмехнулся Рябой. — Не зря говорят, что все гениальное просто. Иначе и не скажешь. Весь наш уклад, все наше мироустройство — не более чем отражения в зеркалах.

— Да. — Бронислав задумчиво кивнул. — Отражение во мгле.

— Значит, это кто-то из обслуги оранжерей и питомника жуков? Кто-то, кто имеет туда доступ? Это ведь вроде как режимный объект, опора нашей мировой экономики.

— Наверное, да. Не знаю я.

— Знаешь, небось, да говорить не хочешь, — прищурился Рябой.

— Ублюдок он. Поганый вонючий ублюдок. Вот все, что я знаю.

— Ох ты! — Охотник сделал удивленное лицо. — А чего ты так на него понес-то? Он же наш. Помогает нам, сам говорил. Разве не так?

— Так-то оно так. Но ведь подумай, он же предатель. Разве так можно? Живет с людьми. Жрет с ними. Пьет с ними. Здоровается за руку. Улыбается им. И продает. Причем мы-то не платим ему ничем. Ну, может, ему так удобнее. Может, он нашу охоту держит под контролем, чтобы никого из его близких не увели да себя обезопасить. Но все равно. Шкура ведь. Предатель. Гнида. Тварь. Не могу я понять. Ну вот хоть убей, не могу. Можно пойти против своих в открытую. Можно. Всякие бывают причины. Просто бросить вызов. Но чтоб вот так, подло, по-тихому сливать? Не понимаю я этого, Рябой.

— Да и хрен с ним. Оно нам сподручнее. А его мотивы сучьи да гниль нутряная — не наш головняк. — Напарник махнул рукой. — А почему они зеркала без присмотра оставляют? Не боятся?

— А чего бояться?

— Ну как чего… Побьет кто. Или стихия…

— Да кому это надо? При современном раскладе никому не выгодно. А в городе-то и нет никого. Случайные люди не бродят. А те, кто бродит по нуждам всяким, знают, что зеркала — это наше все, а не только прихоть Перекрестка Миров. Есть у них обслуга. Но прячется в метро она почти все время. Иммунитета от нас, от охотников-то, у этих людей нет. Так, периодически чистят от снега и наледи. Чехлят от ненастья, я же говорил.

— Н-да. Толково, конечно.

— Толково. — Бронислав задумчиво закивал. — А знаешь, в такие моменты, когда делать особо нечего и голова просто по инерции начинает думать о бытии нашем, о всяких там материях, не могу я отделаться от ощущения, что весь наш мир, современный имею в виду, весь наш уклад жизни, общий уклад, не только Архиона… наша возня, политика, цели — все это лишь крохотное отражение былой цивилизации в маленьком осколке разбитого мира. Как в этих зеркалах. Отражение былого величия и сопутствующей грязи в первобытной мгле, в которую мы сами себя загнали.

— Что тебя на философию потянуло? — Рябой ухмыльнулся.

— А почему бы и нет? Я же говорю, в минуты досуга задумываюсь. По инерции. И до дурноты все это… Знаешь, ничто и ничему человека не учит. Вот ведь люди порознь жили когда-то. Каждый со своим укладом. Может, так оно и надо? Не могут быть все люди одинаковыми. Да и не должны, наверное. Равными — возможно, но не одинаковыми. Ну, потом договаривались. Искали пути, чтобы в мире жить и при этом быть готовыми напасть или отразить. Наконец и у тех и у других главные решили: а на фига все это? Ну вот мы, главные, будем собираться вместе. Саммиты всякие… да клубы по интересам — это на самом деле. Оргии типа наших собраний в том поезде, в туннеле. Так и у них было. Игры в преферанс. Только вот колоды карт — это люди. Простые. Подданные. И фишки игральные, жетоны там, тоже люди. И вот играют большие люди в свои игры. А маленькие — разменный материал. Но кто-то из маленьких вдруг дергается, и начинают крутиться какие-то шестеренки. Кто может контролировать зеркала? Зеркала — это важная часть быта общины. Как раньше телефон, телеграф, телевизор. Конечно, не кто попало у зеркал этих. Кто-то важный и властный наверняка. А почему нам сливает? Да для поддержания мира. И еще. Возможно, если кто-то затевает у них бузу против такого уклада жизни, то его и сливают нам. Как тебе такой вариант? Двух зайцев, так сказать, одним камнем.