Валидуда Анатольевич - Время Обречённых

Расспросив у вахтёра расположение учительской, Елисей поднялся по лестнице на второй этаж. Через два поворота по длинному коридору вышел к двери с соответствующей табличкой. Постучал. Как и ожидал, дверь была открыта.

Его появление прервало разговор. За ближайшим к окну столом сидела компания молодых людей лет двадцати двух, двадцати пяти, все с петличками 14-го и 13-го классов. В компании состояла и девушка, как и парни, носившая вицмундир, но, естественно, женского фасона. Шло чаепитие и, по-видимому, обсуждались какие-то новости узкого, известного только собравшимся, круга.

Твердов поздоровался и представился. И был приглашён за стол.

– Ирочка скоро будет, – широко улыбаясь, сообщила девушка, назвавшаяся Тамарой.

– Вы так легко угадали, – Елисей был немного смущён. – Она обо мне рассказывала?

– Ну, право, что в этом такого? – удивилась Тамара. – Коллектив у нас дружный. А уж девушки между собой поболтать всегда любят.

– Да, очень, знаете ли, любят, – весело хмыкнув, вмешался парень, передавая Елисею чашку чая из-под самовара. – Все косточки нам перемоют.

– Николай! – строго посмотрела на него барышня.

– А что Николай? – он пожал плечами и посмотрел на гостя и принесённый им букет. – Я вот сразу догадался, к кому вы пришли.

– Так-таки и сразу? – Елисей сделал глоток. Чай ему понравился. От предложенного печенья он отказался, просто хотелось чаю.

– Да. Сразу, – ответил Николай. – Учитывая, что у нашей Ирины…

Он вдруг замолчал и быстро хлебнул из чашки.

Кто-то из парней пихнул его по ноге под столом. От Елисея это не укрылось, но он сделал вид, что не заметил. Однако заметку себе сделал.

Дальше чаепитие пошло в привычном для собравшихся русле. Шутили, обсуждали местные новости и хозяйственные дела. Елисея изредка спрашивали его мнение о школе, спрашивали из вежливости, дабы он не чувствовал себя здесь лишним.

Когда зазвучал звонок, коридоры заполнились шумными ватагами детворы. Застучали сотни ног, поднялся невообразимый гам. Но вскоре затих, когда ученики высыпали на улицу. Урок, как оказалось, сегодня был последним.

В учительскую начали заходить преподаватели, главным образом, мужчины среднего возраста. Ирина вошла позже всех, держа в руках стопку тетрадок. Как стажёр, она единственная среди коллег не носила вицмундир. Увидав Елисея, она на секунду запнулась от нерешительности и смущения. Но вот уже справилась с волнением, быстро прошла к своему столу и спрятала тетрадки в выдвижной ящик. И поспешила к Твердову, уже вышедшему с букетом навстречу. Не произнеся ни слова, словно и не расставались, они взялись за руки и несколько мгновений молча смотрели друг другу в глаза. Присутствующие деликатно изображали, что не замечают их и занимались своими делами.

– Идём, – произнесла Ирина и потянула его в коридор.

Выйдя на улицу, они минут пять шли в молчании.

– Я совершенно не ожидала, что ты приедешь, – наконец сказала Ирина, рассматривая на ходу букет.

– В воскресенье я в карауле.

– Вот оно что… – она вдохнула аромат тюльпанов. – Представляю, как нас сейчас обсуждают.

– Что, неужели все такие сплетники?

– Нет, что ты… Ничего такого. Коллеги в большинстве милые и отзывчивые люди.

– Да. Я заметил. Весёлый у тебя коллектив. И директор.

– Директор? Вот ещё! – она фыркнула. – Он строгий и мрачный. Ты с ним говорил? А то не пойму, почему это он, по твоим словам, весёлый.

– Я с ним едва не столкнулся на входе. Он засветился как праздничная иллюминация.

– Это он с тобою так… Нет, конечно, Андрей Филлипыч человек славный и во многом справедливый. И школу держит в железной перчатке, мягко говоря.

– Да? По его виду не скажешь.

– О! Порою он настоящий тиран!

– Мне он показался весёлым. И глаза у него… живые такие.

– Угрюмым его не назовёшь, это правда. И директор он хороший, и учитель от Бога. Но его немного побаиваются, уж это я за триместр поняла.

– Побаиваются? – он слегка растянул губы в улыбке. – Отчего же это? интересно.

– Да хотя бы… Вот второго дня был скандал. Он устроил Прасковье Васильевне форменную головомойку. За цветы! Суть в том, что две ученицы букетики принесли, а Андрей Филлипыч в класс на экзамен вошёл. Спокойно сказал, что цветов не должно быть и вышел. А потом, после экзамена такое устроил! Кричал… Нет, конечно, умом мы все понимаем, что он прав. Но ты бы видел его в гневе!

– А что он говорил?

– Стыдил… Говорил, что с цветов всё начинается, что нельзя приучать детей к этому. Да, да! Он сказал, что цветы на экзамене – это дурно! Что невинные, казалось бы, цветы в детстве, приведут к деньгам в зрелости.

– Знаешь, а ведь он прав. Трижды прав. Я бы не додумался…

– Конечно, он прав! Но он довёл Прасковью Васильевну до слёз, мы её потом валерьянкой отпаивали. И ведь она не желала ничего дурного.

– Не желала, но невольно поспособствовала. С другой стороны, я бы обратил внимание на семьи этих девочек.

– Семьи как семьи, – Ирина пожала плечами. – Огородники.

– Прости, не понял.

– Это местные так называют городских, что в деревню жить переехали.

– И много таких? – удивился Елисей, считавший, что индустриализация страны и строительство новых городов естественным образом урбанизируют избыток сельского населения. Но об обратном явлении ему пока что слышать не доводилось.

– Нет. Здесь в Новомировке дворов шесть всего…

– Из четырёхсот… Знаешь, – переменил он тему, – я только сейчас подумал… Школа-то ваша довольно большая. Три крыла, столовая, спортзал. И даже стадион.

– Сейчас в сёлах все школы так строят. А тут деревня молодая, даже перестраивать ничего не пришлось. Сразу по проекту возвели.

– Да я не об этом… Сколько учеников-то у вас?

– Ну… больше двух тысяч где-то.

Уступив путь чьей-то заблудившейся корове, они вышли к остановке, где в ожидании рейсового автобуса до Сейн собралось человек двадцать местных жителей. Вскоре подтянулись несколько молодых учителей и обособленной группкой стали подальше от всех. Мимо остановки вереницей проехали легковушки старших преподавателей.

Прошло ещё несколько минут и народу немного прибавилось. Рядом с Ириной и Елисеем стала нарядно одетая женщина лет сорока. Он бы, может, и внимания на неё не обратил, но ниспадающий на плечи домотканый платок со знаменитыми узорами, характерными для Вологодщины и Архангелогородщины, просто притянул его взгляд. На шее у неё Елисей заметил орден "Мать героиня", надетый на манер украшения на орденской ленте. В сущности, орден был красив и вполне мог служить украшением, не говоря уже о почёте и статусе владелицы. Когда женщина посмотрела на Елисея, он отсалютовал.

– Ох, милок! – весело сказала она. – Ежели б все наши бабоньки орденочки поначепляли, твоя б рука к голове приросла!