Олег Маркелов - Имперская мозаика (трилогия)

— Пока с Гранисом один Третий флот справляется. Может, там и не все так плохо. Вспомни, как с гурянами было. Мало никому не показалось.

— Ладно. Рано об этом говорить. Вот завяжется по-настоящему, тогда посмотрим. А с крейсером не все так просто, как ты считаешь… — Стингрей вновь взялся за отчет.

— И чего ты «непростого» углядел? — Рой пододвинулся поближе.

— Ну, смотри. Как бы я действовал на месте атакующих? Я постарался бы уничтожить максимальное количество живой силы противника. Тем более что экипаж крейсера захватили врасплох и могли вырезать, как свиней на бойне, без суеты и спешки. А что они делают? Расходятся по кораблю без шума и пыли и идут незаметно к намеченным неживым целям. Рушат оборудование и пульты. Потерь среди экипажа практически нет. Ну, с десяток, решивших броситься на защиту. И то не все из них насмерть… Что это? Непонятная доброта? Или кто-то на самом корабле засланец? Может, не хотели своим рисковать? Вряд ли. Засланцем пожертвовали бы в первую очередь, из соображений безопасности. Меня их гуманность больше всего беспокоит. Потому что я ее понять не могу пока.

— Мне кажется, тебе не надо над этим ломать голову. Само вылезет. Мы вообще можем со спокойной совестью собираться по домам. Пограничники перенесли станции, заканчивают их отладку и тестирование. Поток гражданских, покидающих Трион, иссякает. Еще пара дней — и мы уйдем отсюда с остатками Свободного Легиона. Ты наконец-то вернешься к Сое, я доберусь до своих подружек. Чего тебе еще надо? — Гаррет даже прикрыл глаза, словно уже сейчас переносясь к пылким девочкам.

— Я же сказал. Заметь: мы последнее время только и делаем, — что констатируем, как нас опять поимели. Вспомни, когда мы говорили что-нибудь типа: как мы их сделали, приятель! — От напоминания о скорой встрече с женой у Майкла улучшилось настроение.

— Ты что, кино насмотрелся? Жизнь сама по себе чаще всего довольно поганая штука, где в основном тебя имеют. Сам знаешь: мы крепчаем от этого. А насчет — «нас сделали»… У адмирала Баука не все так плохо.

— Ой ли? Говорят ведь — не кричи победу, идя на рать, а кричи, возвращаясь. Баук — один из лучших командиров, но откуда нам знать, как все завтра повернется?.. В одном ты, наверное, прав. Не стоит забивать голову, если информации не хватает. Пойдем лучше съедим чего-нибудь. Что-то от этих раздумий мне есть захотелось…

Рядовой Чагги, пользуясь выдавшейся нежданно передышкой, осматривал свою экипировку. Конечно, все было многократно проверено. Но в данном вопросе перебора не бывает. Поэтому тьяйерец и протирал опять свой скротчер.

Подразделения Четвертой бригады мобильной пехоты 3-го Имперского Флота укрепились на покрытой невысокими каменными складками равнине. Эти складки были бы идеальными естественными укреплениями, если бы не громоздящиеся на пологом, но довольно высоком каменистом плато укрепленные бастионы города-крепости. Город отвечал вялым огнем, и пехотинцы нисколько не сомневались в том, что в ближайшие дни, если не часы, будут топтать рифлеными подошвами своих ботинок его улицы. Сейчас все занимались своими нехитрыми делами, ожидая последней отмашки перед штурмом.

— Говорят, должны молодых прислать. Мало представляю, как здесь это осуществимо… — К Чагги подсел его старый товарищ-гурянин, протягивая пачку легких наркотических сигарет. — Кто их сюда повезет?

— А что тут такого? — Тьяйерец, вытащив предложенную сигарету, раскурил ее мелкими затяжками. — Пригонят военный транспорт — и все. Командиры наверняка давали сводки по потерям. Думаю, нас не станут для доукомплектования отводить из Граниса.

— Может, и так. Но сводки небось давно дали, а сколько мы еще при штурме потеряем?

— Да какая разница? Поимеем эту планету — тогда будет проще. Она и станет нашим тылом. Начнется полноценное сообщение — со всеми сопутствующими благами.

Каменные плиты равнины вдруг едва заметно дрогнули, словно вторя далекому землетрясению.

— Что за… — Гурянин приподнялся, да так и застыл, глядя на город. Тьяйерец тоже развернулся, видя удивление товарища. И тоже чуть не выронил скротчер от изумления.

У самого основания укреплений раскрылись, словно огромные десантные створы корабля, черные провалы многочисленных ворот. Из них, как вырвавшийся на свободу селевой поток, выметалось, заполняя все на своем пути, нечто бесформенно копошащееся. Больше всего оно походило на бесчисленные полчища муравьев, разом появившихся из огромного муравейника. Поблескивая, будто разлитая ртуть, неведомая масса быстро растекалась, приближаясь к позициям имперцев.

— К бою! — заорали несколько глоток с разных сторон. Пехотинцы, подхватившись, занимали свои позиции. Экипажи танков, попрыгав в свои машины, открыли беглый огонь по надвигающейся массе. Снаряды, разрываясь, разметывали струящуюся массу, но в следующую секунду разрывы вновь смыкались, словно танки вели огонь по бегущей реке. Масса приблизилась, и Чагги смог разглядеть, из кого она состояла.

— Матерь божья! — Он зашарил рукой по скротчеру, стараясь снять предохранитель. — Что это?

На них накатывала вовсе не тяжелая жидкость, как можно было подумать вначале. Темная масса состояла из бесчисленного количества то ли существ, то ли механизмов. Отсвечивая блестящими черными панцирями, они больше походили на жирных безголовых птиц — не выше пояса среднего человека. Похожесть на механизмы обуславливалась их одинаковостью и тем безмолвным, страшным исступлением, с которым они неслись в атаку, не обращая внимания на ведущийся по ним огонь танков.

Дистанция стремительно сокращалась. Вот уже пехотинцы открыли отчаянный огонь, напуганные ирреальностью происходящего. Где-то сбоку от стрелявшего тьяйерца кричал сержант, пытаясь вызвать штурмовики для прикрытия сверху. А в следующее мгновение полчище безголовых бронированных уродцев преодолело остававшееся расстояние до позиций пехоты, и все смешалось.

Не отвлекавшиеся от стремительного бега ранее, теперь они открыли огонь из имплантированного прямо в их приземистые тела оружия. Принцип действия оружия был основан на использовании электрических импульсов узконаправленного действия. Трещавшие разряды превратили погружавшуюся в вечерние сумерки долину в мерцающее озеро.

В слабом подобии рукопашной схватки стандартное оружие имперских пехотинцев явно проигрывало рвущему живую плоть оружию одинаковых уродов. Они безболезненно переносили выстрелы себе подобных, а потому могли, не задумываясь, палить во все стороны, наверняка находя жертвы.

Чагги успел свалить удачными выстрелами из скротчера несколько «птиц», когда белая молния, разорвав в клочья отбивавшегося рядом гурянина, задела и его. Цветная ткань мира разорвалась с жутким треском, обнажив огненно-белое ничто. Боль, пронзившая тело, отпустила, уступая напору этого ослепительного ничто, которое в свою очередь сменил беспросветный и бесчувственный мрак.