Михаил Бычков - Третье правило диверсанта

— О чем ты? — Спросил я, чувствуя, что увязаю от непонимания происходящего вокруг всё более и более.

— Прости. Ты узна… — он затих.

— О чем ты? — снова спросил я, схватив его за плечи. — Скажи!

Молчание в ответ.

Мертвые умеют хранить свои тайны как никто больше.

Не могу сказать, сколько времени и сил я потратил на то, чтобы надежно захоронить тело несчастного, чья судьба переплелась с моей самым неожиданным образом. Не смотря на то, что он ограбил меня и чуть не убил при этом, я его простил, зная, что на смертном одре не врут, и его раскаяние искренне. Иначе и быть не может.

Я не мог оставить тело на растерзание диким зверям: даже мертвый, он заслуживал лучшей доли.

Вздохнув, я взялся за дело. Очистив небольшую площадку (много ли мертвецу нужно?), уложил на неё покойника. Прикрыл ему глаза и, сложив в почтении руки, прочёл короткую молитву, более похожую на напутствие:

— Жизнь миг от восхода до заката. Смерть прохладная тень. Я не знаю твоего имени друг, но иди с миром и покойным сердцем.

Я отсыпал ему немного табаку. Оружие и его личные вещи оставил при нём, взяв только свою сумку, стал обкладывать тело, обломками бетона водружая надгробный курган. Приходилось часто прерывать работу из-за посторонних ночных шорохов. Я опасался, что тварь убившая гнусавого и его компаньона не одна в округе, и, помня как молниеносно она напала, был чуток к любым даже самым безобидным звукам. Чуть что-то достигало моего звука, я замирал с автоматом наизготовку, готовый превратить любого кто покажется зоне поражения в кровавое решето. Но проходило определённое время и нечего не происходило, тогда я вновь принимался таскать камни и укладывать их над мертвецом.

Когда, керн из камней и битого кирпича, показался мне достаточно надежным, восточная сторона неба окрасилась багрянцем.

Скоро рассвет.

Со стороны ничто не выдавало, что здесь похоронен человек, я старался устроить всё так, чтобы это больше походило на обвалившуюся стену. Следовало опасаться не только охочих до падали зверей, но и самых обычных мародёров, эти не погнушаются ничем и, не задумываясь, разграбят могилу.

Так, с этим я покончил, пора было подумать что дальше.

Можно было бы продолжить путь, однако я сильно вымотался от непривычного для себя тяжёлого физического труда. Ноги дрожали от напряжения: перетаскать пару тонн камней — дело не шуточное. Подхватив с земли сумку с документами, я с сомнением поглядел на неё, (пломба сорвана) не испытывая при этом ни радости ни удовлетворения что она наконец-то опять оказалась при мне. Ради нее я готов был отдать жизнь, но она забрала две чужие. Стоило ли ее содержимое таких жертв? Это мне и предстояло выяснить. Только для начала нужно подыскать убежище, чтобы переждать до вечера, а заодно как следует обдумать, что предпринять дальше. И решил для себя, что лучшего места для этого, чем моё излюбленное убежище мне не найти. Благо гнусавый и его почивший в чреве чёрной кляксы друг в своих неудачных ночных поисках двигались в нужном мне направлении, и пройти до знакомого двухэтажного дома нужно было всего пару километров.

Через час с небольшим я подошел к знакомому подъезду. Как будто и не минуло полных двое суток, и я покинул это место всего несколько минут назад. Если бы не обилие происшествий случившихся за это время сложившееся ощущение было полным.

Памятуя о том, как мой покой позапрошлым вечером был нарушен незваным визитёром, я у входа в подъезд поставил на растяжку сигнальную ракету. Всё-таки на мою жизнь гость не посягал, но и просыпаться в обществе чужака во второй раз не хотелось. Поэтому установил не гранату, а свето-шумовую преграду. Такой сюрприз и меня оповестит и чужака, если он опять заявится, отвадит.

Прямо на полу я разложил конфорку, поджёг на металлическом блюдечке таблетку сухого спирта и сперва, подогрел вскрытую банку тушенки, а после поставил на огонь кипятиться кружку воды для чая. Съел мясо вместе с полученной в качестве подаяния кукурузной лепёшкой. Пришлось добавить вторую таблетку сухого спирта, чтобы вода закипела, заварил чай и только тогда взялся за изучение злосчастной сумки.

Присев у окна так чтобы свет из щели между ставнями падал под нужным мне углом, и лишний раз, убедившись, что пломба сорвана, распустил тесёмки и вывалил содержимое вализы у своих ног.

Денег, конечно, не оказалось, но письма на месте. Все двенадцать. И все вскрыты. Большая сургучная печать на каждом взломана. При таком раскладе их возвращение не играло особой роли в моей дальнейшей судьбе: я отвечал головой не за бумагу, а за информацию. Так, или иначе — виновен.

Теперь мне нечего терять.

Открыл первый конверт и, пробежав глазами текст, отбросил в сторону: обычная бухгалтерия. Второе и третье — туда же: переписка главного казначея ГГО с инспектором по сбору налогов. Ты мне, я — тебе. Хотя даже за эту невинную переписку обоих можно было смело поставить к стенке. К счастью для них, должностные злоупотребления меня сейчас мало интересовали.

Четвертый извлеченный из сумки конверт оказался пуст. Я покрутил его в руках и отправил вслед предыдущим, подозревая, что кроме наличности там ничего раньше и не было. Об этом я догадался, прочитав имена отправителя и получателя. Вот так разрушаются привычные жизненные устои — стоило раньше прочитать хотя бы одно из писем, ради которых я рисковал своей задницей и… да ничего бы, наверное, не произошло. Смиренно выполнил бы свои обязанности, получил честно заработанное вознаграждение и, благополучно забыл, решив, что не моего ума это дело.

Стыдно признаться, но я никогда особо не вникал в, то, что делаю. Мне сказали нужно, я ответил так точно.

Я выбросил несвоевременные мысли о своей роли в мироустройстве из головы и продолжил изучение бумаг, и лишь одно письмо из всех вызвало у меня интерес.

Вот его содержание:

«Уважаемый Анатолий Иванович!

Я полностью разделяю вашу обеспокоенность по поводу интересующего нас объекта, и, к сожалению, не могу сообщить ничего нового или сколько-нибудь существенного. По прошествии пяти лет со времени обнаружения, несмотря на первоначальный прогресс никакой положительной динамики не наблюдается.

Следуя обусловленных между нами прежних договорённостей и установок, объект перемещён в естественные условия, и в данный момент состоит на егерской службе ГГО. Объект полностью адаптировался и кроме обрывочных сведений о своём прошлом ничего вспомнить не может, видимо сказываются последствия длительной (я подозреваю более пятидесяти лет) нарколепсии.

Во всяком случае, его куратор ручается, что улучшений нет, наши контакты происходят ежемесячно и никаких свежих сведений от него не поступало.