Михаил Бычков - Третье правило диверсанта

Мы продолжали углубляться на север. Шли прежним порядком Монах чуть впереди мы с Андреем вровень друг с другом на расстоянии в полтора метра. Иногда тихонько, переговаривались, по большей части обмениваясь ничего незначащими фразами и топорными шутками относительно дороги конечной цели вылазки и, конечно же, до чёрта надоевшего тумана. Обычный рабочий момент, когда работаешь в команде. Ничего больше.

Спустя, три с половиной часа остановились на короткий привал — перекусить и отдышаться после непродолжительного, но крайне утомительного перехода в удушающем непроглядном испарении мёртвого города. Честное слово уж лучше дождь, чем проклятая мгла.

Я не пожадничал и вскрыл две последние банки с тушенкой. У Монаха нашелся хлеб. Ели молча каждый думал о своём, ничем не выдавая потаённых мыслей. Но, наверное, и у Монаха и у Андрея всё-таки просачивалась тонким ручейком одна поганенькая мыслишка, которая лично мне не то чтобы не давала покоя, но исподволь преследовала меня: кто-то из нас этот поход может стать последним. Особенно неприятно было об этом думать глядя на жизнерадостное улыбающееся лицо Андрея, на то, как с аппетитом он ел, с аппетитом дышал, с аппетитом жил.

Словно прочтя мои мысли, он подмигнул мне и с набитым ртом спросил:

— Чего насупился Лёха?

— Так ерунда. — Неопределённо ответил я и улыбнулся ему в ответ. Смотреть в глаза было тяжело, я уткнулся в свою миску и продолжил, есть, стараясь больше ни о чём не думать.

— А ты поменьше думай и жизнь наладиться! — Вновь поймал меня Андрей.

— Я так и сделаю.

— Это правильно, — ответил он.

После перекура продолжили дорогу — молча, говорить и вправду было не о чем.

Мы прошли еще пару кварталов. Мгла потихоньку рассеивалась. Город постепенно из утопленной в молоке Атлантиды превращался сам в себя, приобретая знакомые очертания разграбленного и разрушенного сарая.

Монах шел, не сбавляя шага, словно сам прекрасно знал дорогу, словно каким-то особым чувством распознавал верное направление. Мы с Андреем едва поспевали за ним. Внезапно меня посетило то самое чувство, что много раз спасало жизнь, а иногда и обманывало — будто за нами кто-то наблюдает.

— Стой, — приказал я Андрюхе.

Тот тут же замер в ожидании.

— Чего стоим? — шепотом поинтересовался он. — Местность незнакомая, или ноги стёр?

— Заткнись, — сказал я, увидев, что Монах тоже остановился и поднял в локте согнутую руку, призывая к вниманию.

Я мягко опустил предохранитель, и в тот же момент между мной и Андреем бесшумно обрушилась лоснящаяся жёлтая туша.

В первый момент мне показалось, что внезапно налетел мощный вихрь, поднял столп пыли и песка, и запорошил глаза, отчего мглистое бедное светом и красками утро поблёкло ещё больше. Я даже невольно проморгался, что бы яснее рассмотреть что произошло. Но ещё раньше понял это когда, обоняние ушибло резким запахом разгорячённого охотой зверя. И в тот же миг уши заложило оглушительным рёвом, клыкастая разверстая пасть распахнулась в полуметре от моего лица.

Навести дуло автомата и выстрелить, у меня не было времени, я успел только скинуть оружие с плеча и ударить прикладом наотмашь. Дерево глухо сыграло по кости. Кошка мотнула мордой и вновь взревела. Волоски на коже по всему моему телу приподнялись, и за шиворот пролился вызывающий дрожь ледяной сквозняк. Все мои мышцы разом напряглись, и когда я услышал дикий вскрик Андрея, инстинктивно, метнулся в сторону:

— Пригнись придурок!

Воздух вскипел в урагане автоматной очереди.

Я упал на локти, перекатился и тоже приготовился стрелять. Кошка взвизгнула и резко обернулась к Андрею. Монах подбежал ко мне и, подхватив под руку, помог подняться.

Стрельба пресеклась.

— Чего разлёгся!? — Зло бросил он и поспешил к Андрею. Тот почти вплотную прижался к стене ближайшего здания, кошка приближалась к нему, припадая на простреленную правую переднюю лапу и низко опустив голову. Она утробно рычала и капала слюной, её хвост отбивал по бокам, а кончик нервно подрагивал.

Никто не решался открыть огонь.

Мы боялись зацепить Андрея. А он тянул с выстрелом, прекрасно понимая, что у него всего только один шанс предотвратить прыжок зверя и хотел использовать его максимально эффективно.

Время словно остановилось.

Даже движение воздуха замерло в напряжённом ожидании. Апофеоз духа стремительно скатывался к подножию. Я понимал, что сейчас произойдёт необратимое — готовился к концу.

И финал не заставил себя ждать, всё завершилось в считанные секунды.

Задние лапы хищника сработали как мощные амортизаторы, выбросив большое и вместе с тем изящное мускулистое тело высоко вверх. В открывшемся просвете я увидел лицо Андрея, мне показалось, что он улыбнулся, как тогда на привале, и сердце моё словно защемило между створок какой-то потайной дверцы, за которой хранилось никому неподвластное откровение души.

Сначала я не услышал выстрелов, а только увидел, как из затворной щели автомата одна за другой вылетают стреляные гильзы. Они падали на щебень и тонко позвякивали, заставляя отвлекаться именно на этот звук.

Треть секунды!

И, всё потонуло в мешанине звуков, обрушившихся на меня подобно многотонным панелям перекрытий источенного временем здания сложившегося под тяжестью собственного веса. Оглушительный рёв, отчаянная матерщина выстрелы и мой собственный зубовный скрежет сквозь прерывистое дыхание!

Грузное тело хищника придавило Андрея к земле.

Стрельба прекратилась.

Я кинулся вперёд.

Мне нужно было преодолеть всего семь или восемь шагов и каждый шаг, несмотря, на что я летел резвее пули, стоил безумных усилий, будто продвигался по горло в воде.

Кошка терзала Андрея, полностью скрыв его под собой. Он дико кричал, я боялся опоздать.

Два шага — три!

Выхватил на ходу нож.

Правый ботинок поехал в грязи. Я упал и тут же поднялся.

Монах опередил меня, он успел присоединить к автомату штык-нож и уже замахнулся, когда я сделал четвертый шаг. Он ударил в бок хищника и одновременно выстрелил параллельно земле, чтобы не задеть Андрея. Кошка заскулила, но не отпустила свою добычу.

Ещё рана и ещё выстрел.

Пять. Шесть.

Укол. Выстрел. Укол. Выстрел.

Визг.

Седьмой шаг.

Прыжок.

Выстрел.

Я упал на отливающую золотом спину кошки и стал наносить удар за ударом под лопатку. Несколько раз нож натыкался на кость и если бы не надёжная гарда я распорол бы себе ладонь. Шкура тяжело прокалывалась. Я слышал, как она лопалась, и как хрустело мясо под лезвием ножа. Я вдыхал запах тёплой крови и заходился насмерть в угаре убийства.

Сам стал зверем!

Вцепился зубами в теплую с металлическим привкусом шкуру и резал-резал!