Андрей Валерьев - Фаранг (Дилогия)

— Нет, батя. Они настоящие.

Петро Олександрович закряхтел и схватился за сердце.

— А мы тогда — кто? Ксерокопии? Био… мать их… роботы что ли?!

Егоров снова шарахнул кулаком по столу.

— Нет. Я. Ты. Мы. Люди.

— Чужаки мы здесь… Фаранги…

— Нет. Мы просто другие. Не "чужаки". Может быть, эта штука, — Егоров сжал в ладони медальон, — и копировальная машина, может быть — мы и копии. Но мы — люди.

Виктор отодвинул недопитый стакан и твёрдо посмотрел в лицо майору.

— Я — человек.

Конец первой книги.

— Подъём! Подъём! Вставайте!

Сержант походя пнул лежащих на травяной подстилке мужчин и пошёл дальше.

Раджив захныкал, как маленький ребёнок, — Зак, ведь барабанов ещё не было. Чего ему от нас надо?

— Вставай, Радж, — бывший пилот зябко ёжился и хмуро смотрел, как за окном барака идёт осточертевший ливень, — дел много. Сержант правильно сделал, что поднял нас раньше…

Индиец прекратил хныкать и тоже продрал глаза — вокруг было темно, серо, пасмурно и очень-очень неуютно. Над океаном висели тяжёлые чёрные тучи, из которых лил непрекращающийся холодный дождь. Зак подтянул остатки брюк — единственную оставшуюся у него одежду — и пошёл вслед за сержантом.

Утро было необычным — на базе никто не спал. Десятки солдат, моряков и морпехов Империи копошились впотьмах, разгружая пару странного вида кораблей, появившихся в бухте. Личная гвардия господина суперинтенданта стояла с факелами в полном боевом облачении, прикрывая вход в его покои, а на берегу, возле укрытых шкурами грузов, сидели десятки вооружённых до зубов дикарей.

У Раджива подкосились ноги, а Зак лишь судорожно сглотнул и постарался стать незаметным.

— Чего встали? За мной!

Десятник конвойной службы, не оглядываясь на пленных, спокойно шёл к дикарям. Лётчик отчаянно посмотрел на квадратную спину сержанта и, едва передвигая ватные ноги, двинул к берегу. Следом за ним, стуча зубами от холодного дождя и от животного ужаса, по грязным лужам полз индиец.

Когда командир и первый пилот 'Гольфстрима' Закари Яблонски увидел, кто выходит из подкатившего к трапу лимузина, ему немедленно захотелось протереть глаза, а Оливер, второй пилот и, по совместительству давний приятель Зака, закряхтел и сразу изобразил охотничью стойку.

— Зак. Моя вон та — беленькая!

По трапу важно поднимался толстый и неимоверно важный индиец, а за ним — десяток такииииих красавиц, что лётчик ущипнул себя за руку. Обычный рейс бизнес-джета из Лондона в Мумбаи с промежуточной посадкой в Абу-Даби сразу заиграл новыми, яркими и свежими красками. Индиец — по виду классический бабу — в ответ на его приветствие лишь надменно выпятил нижнюю губу, но Заку было всё равно.

'Невероятно!'

Стайка девиц деловито поднялась на борт самолёта, заняла кресла и отказавшись от традиционного бокала шампанского, немедленно погрузилась в сон. Индиец, представившийся Радживом, тоже попросил его не беспокоить вплоть до посадки, и разочарованным лётчикам ничего не оставалось делать, как заняться своими прямыми обязанностями.

'Гольфстрим' с двумя пилотами, одной стюардессой и десятком пассажиров как раз оставил позади огни ночной Вены, когда случилось ЭТО. Сначала стремительно упало давление за бортом, как-будто снаружи был вакуум. Зак физически почувствовал, как вспухает фюзеляж его самолёта. Как трещит обшивка и как напряжены шпангоуты. Затем резко скакнула забортная температура и двигатели, не рассчитанные на такой тёплый воздух, 'сдохли'. Тяга упала так, что 'Гольфстрим' фактически 'встал'.

Это была самая страшная минута за всю двадцативосьмилетнюю жизнь самого молодого командира коммерческого реактивного воздушного судна в Британии. Самолёт жутко затрясло и он камнем рухнул вниз. Что он делал и как выкручивался из этой ситуации, Зак Яблонски не помнил. Очнулся он над безбрежным синим пространством и среди бела дня. Машина послушно летела на автопилоте, датчики и дисплеи показывали полную исправность всего оборудования, а Оливер поспешно вытирал платком мокрое пятно на своих белоснежных брюках.

Кое-как успокоив своих пассажиров, Зак попытался связаться с землёй и попробовал определиться, где же они находятся. Ничего не вышло. После двух часов безуспешных попыток, непрерывно ругавшихся пилотов 'Гольфстрима' вызвали на аварийной частоте. С высоты двенадцати километров Зак прекрасно видел ставшие в круг 'Боинги' и маленькую серую тушку русского военного самолёта, кружившего далеко внизу.

Вожделенный берег, которому они все так обрадовались, на поверку оказался сплошной чередой гор и холмов, густо поросших настоящими джунглями. Покрутившись с полчаса над оказавшейся такой негостеприимной сушей, Закари вновь вернулся к морю и, безуспешно вызывая на аварийной частоте своих коллег, пошёл вдоль изрезанной скалами береговой линии, в надежде увидеть хоть какое-то подобие пляжа.

В общем, самолёт он утопил.

— Выкинь ты его от греха подальше. Выкинь и забудь. А лучше — в море утопи.

Шевченко опасливо смотрел на вновь почерневший кругляш, лежавший на столе.

— Выбрались и слава богу! Забудь, Витя. У меня тут, — майор торопливо полез в карман, — вот. Для тебя…

На стол легла пачка банкнот. Те самые евро, что находились в сумке у Йилмаза, странным образом оказались у пилота.

У Витьки отвисла челюсть. Кроме постоянно ноющей боли в груди о потерянной Катеньке, в голове постоянно крутились мысли о том, как же ему жить дальше. Причём не вообще, а конкретно — что жрать. Деньги, которыми он так весело разбрасывался в первый день возвращения, кончились давным-давно.

— Откуда?

— Оттуда.

Пилот подмигнул и рассказал историю о том, что он то свою долю у турецкого лётчика забрал сразу, несмотря на ехидные смешки окружающих. Сам же Витька таскаться с лишним весом не пожелал и пачки, причитавшиеся лично ему, а также Кате и Антону, оставил в сумке Йилмаза.

"Ну кто ж мог знать!"

— Держи, Витя, — Шевченко отдирал деньги от сердца с кровью и зубовным скрежетом, — твоя… э… половина. А медальку — утопи. Вот ей Богу!

"Половина" майорских денег была равна всего одной пачке пятисотенных купюр. Пятьдесят тысяч евро. Хотя, как сейчас припомнил Егоров, доля каждого превышала триста тысяч. Мысленно махнув на такую мелочь рукой и списав "недостачу" на прижимистость щирого украинца, Витька сунул пачку денег в карман.

— Нет, батя… "пулемёта я вам не дам".

Майор вздохнул.

— Я так и думал.

Придя в себя после недельного запоя, Виктор Сергеевич Егоров собрал мозги в кучу и быстро набросал план дальнейших действий. Основная мысль и стратегическая цель, которую он поставил себе ещё ТАМ, не изменилась ни на йоту. Жить богато, долго и счастливо со своей любимой женщиной. Где и как — неважно. Главное — вместе.