Андрей Буторин - Осада рая

— Говоришь, ненавидишь их? А почему? Тебе-то за что их ненавидеть? Тебя же там кормили, одевали, дали крышу. Разве плохо?

— Это не плохо… — замялся Нанас, соображая, что хочет услышать от него Шека. Не угадаешь — и кто знает, чем все это закончится?.. Врать, что ему не нравилось быть сытым и одетым, — это явно не то. Разве что… Разве что не врать, а говорить правду?.. И он, придав уверенности голосу, сказал:

— Плохо то, что все они по-прежнему считали меня дикарем. Что бы я ни делал, как бы ни старался быть для них своим, я все равно оставался чужаком. И ладно бы просто чужим, но еще и не равным им. Они считали меня ниже себя. Я был для них бесполезным, лишним. Не все говорили мне это вслух, но все — презирали. А почему? За что? Только из-за того, что я родился и вырос в лесу, а не в их каменных коробах?.. Разве от этого они стали чем-то лучше меня?!.. Или потому, что я всю жизнь ездил на оленях, а они катаются в железных тарантайках на колесах? Да они даже не сумеют запрячь оленя в нарты! И я тоже стал их презирать. Ненавидеть эти их «чудеса», которыми они так гордятся!..

— Когда мы у них это отнимем и разрушим, — подхватила, перебив его, Шека, — тогда и увидим, чем они лучше нас! Они просто подохнут без своих коробов и тарантаек, даже если я оставлю им жизнь! Но я им ее не оставлю. Я тоже их всех ненавижу! Всех! Всех! Всех!!!

Прекрасная дикарка так вцепилась Нанасу в плечи, что ему стало больно. И, чтобы унять ее внезапный порыв, он поспешно спросил первое, что пришло в голову:

— Почему вокруг тебя были одни женщины?

— Я командую ими, — через несколько долгих мгновений разжав наконец пальцы, глухо ответила Шека, — а они — остальными. Женщины умнее мужчин. Не сердись, это так. Мужчина нужен, когда надо быстро догнать зверя, поднять камень или сделать хорошо женщине… Но когда надо думать — нужна женщина. А когда живешь в лесу — надо думать всегда.

— А сама ты родилась в лесу? — решил сменить странную тему Нанас.

— Нет. Я родилась в городе… Кемь — ты не слышал?.. Моего отца выгнали оттуда, когда я была маленькой. Он был… такое слово, он говорил мне… да, писатель… Не знаю, что это, но те, кто выгнал, сказали ему, что ничего полезного, — это слово девушка произнесла с брезгливым презрением, — он делать не может. Моя мать тоже ушла с ним в лес. Она могла остаться, но забрала меня и ушла. А потом они умерли… Сначала мать — ее я даже не помню, — потом отец… Мы тогда уже жили с другими. Такими же «лишними», как ты говоришь… Когда умирал отец, я уже кое-что понимала. Он сказал перед смертью: «Города — это зло. Живущие в камне тоже становятся камнем». И я поклялась ему, что, когда вырасту, буду разбивать эти камни! Пусть я живу среди диких людей, но зато у них живые, а не каменные сердца. Когда я выросла, я сказала им это. Я позвала их с собой разбивать камни. И они пошли. Потому что они думают так же, как я. Хорошо, что и ты думаешь так. Лишние — это не мы, а те — за стенами! Разрушим стены! Раскрошим камни! — Шека приблизила свое лицо вплотную к лицу Нанаса и заглянула ему прямо в глаза: — Так?.. Ты со мной?..

Нанас кивнул и выдохнул:

— Так. С тобой.

И они снова слились в объятиях.

Потом девушка сразу заснула, а Нанас, вновь раздираемый противоречивыми чувствами, исподволь любовался огненноволосой дикой красавицей. Правда, теперь, в проникающем сквозь еловые ветви слабом свете догорающего костра, ее разбросанные по ложу волосы казались угольно-черными…

Снаружи послышался слабый шум. Сначала Нанасу подумалось, что это ветер играет ветвями деревьев, но шум, а точнее, шорох, был слишком ритмичным. Словно кто-то скреб ножом по стволу дерева через равные промежутки времени: «Шарк-шарк, пауза… Шарк-шарк-шарк, пауза… Шарк-шарк…»

Стараясь не потревожить Шеку, парень выбрался наружу. Возле ближайшего к шалашу дерева стоял Туру. Он призывно мотнул головой и направился в глубь леса.

Нанас проверил, на месте ли нож, и подосадовал, что придется действовать левой рукой. В том, что дикарь вызывает его на поединок, он почти не сомневался.

Но если Туру и собирался убить соперника, то не рискнул это делать сразу после ссоры с возлюбленной — слишком очевидным была бы его причастность к этой смерти. Тогда и его собственная гибель последовала бы почти без задержки — в характере Шеки можно было не сомневаться. Поэтому Туру лишь завел Нанаса подальше в чащу, остановился и сказал, отвернувшись:

— Не верь ей. Всегда врет.

«Насчет ласкиперсе?» — едва не вырвалось у Нанаса, но вслух он произнес:

— Она пока ничего не сказала…

— Сказала. Три мертвых охотника — ложь. Что скажет еще — будет ложь. Шека говорит, что надо ей. Делает, что хочет она. Ты не нужен. Надоешь — убьет. Беги сейчас.

— Куда бежать? — растерялся Нанас.

— Куда хочешь. Вдаль.

— Но… я не хочу бежать. Хочу быть с вами.

— Ты хочешь быть с ней. Глупец! Она врет. Я покажу тебе.

Туру велел подождать и скрылся за деревьями. Вскоре он вернулся, но не один, а с молодым мужчиной, у которого были связаны руки… Как раз в этот момент из-за облаков выглянула куцая луна, и Нанас вздрогнул от неожиданности. Несмотря на то что лицо пленника напоминало жуткую окровавленную маску, он сразу узнал сына мэра Игната.

— Ты… жив?..

— Как видишь. А ты кто такой?

Нанас замялся. Обманывать Игната не хотелось, для него могло оказаться важным узнать правду. Но рядом был Туру…

Варвар уловил брошенный на него взгляд и сказал:

— Говорите. Только быстрее! Я не буду слушать. Но буду смотреть.

Дикарь отошел и присел на корточки, прислонившись спиной к стволу дерева.

Тогда Нанас торопливо рассказал пленнику все, за исключением, разумеется, произошедшего в шалаше.

Игнат неожиданно расхохотался.

— И ты поверил?! — отсмеявшись, воскликнул он. В голосе парня Нанасу послышались досада и жалость. А еще его неприятно покоробило то, что уже второй человек подряд обвиняет его в излишней доверчивости.

— Кому? — буркнул он. — Шеке?

— При чем тут эта волосатая обезьяна? Кто в здравом уме верит грязным животным? Я говорю про своего отца!

Нанас вспыхнул, услышав, как Игнат отозвался о Шеке, но упоминание пленника о мэре заставили его забыть обо всем и разинуть рот.

— Ты хочешь сказать, что Виктор Петрович… что твой отец — лжец? Но что в его словах неправда?

— Все, — усмехнулся разбитым ртом Игнат. — Что он тебе сказал?.. Для охраны города не хватает людей? Ха! Их бы хватило с избытком, если бы он тогда, с Потаповым… Ах да, ты же не знаешь!..

— Я слышал о Потапове, — вскинулся Нанас. — Но я и правда не знаю, что…

— Не тараторь! — поморщился, словно от боли, парень. — Сейчас расскажу. Ты вообще знаешь, что такое КАЭС?

— Легохонько знаю… Это атомная станция, которая дает городу… это… электричество, да?