Александр Байбак - САФАРИ

— В тридцать седьмом, говорите, — задумался я. — А сколько всего куполов? Или тайна?

— Да какая тут тайна, — отмахнулся мичман. — Всего куполов сорок два. Все выращены еще до Бойни, потом мы уже только вглубь расширялись, да на поверхности Порт соорудили.

— Народу много?

— Точно не скажу, но тысяч пятьдесят будет. Это только здесь. А еще на побережье анклав пятнадцать лет назад основали, там тоже уже около тридцати тысяч население.

— А зачем вам столько взлетных площадок? — полюбопытствовал я, вспомнив поразивший меня факт. — Кого принимаете?

— У нас авиапарк около ста единиц, — посмотрел на меня с недоумением мичман. Потом, наверное, вспомнил, что я вообще не местный, даже не с этой планеты. — Около шестидесяти аэростатов. Грузопоток значительный, с Горным Агилом торгуем. Кораблями получается медленнее, многие продукты довозить не успевают, вот и пришлось обзавестись воздушным флотом. Правда, далеко цеппелины не гоняем, капризная все-таки техника. А тут плюс ко всему ветры постоянные имеются, очень удобно навигацию осуществлять.

— А чего это лифт такой медленный? — встрял все время вслушивавшийся в разговор Константинов, за что немедленно словил подзатыльник от сержанта Черенкова.

Однако Литке любопытного ефрейтора игнорировать не стал:

— Он в первую очередь грузовой, ему высокая скорость ни к чему. Плюс система безопасности — если даже магнитный привод откажет, вниз не рухнем, сползем достаточно медленно, примерно как на парашюте. С парашютом прыгать приходилось?

— А как же! — немедленно возгордился ефрейтор.

Тут он против истины нисколько не грешил — мы, как универсальные спецы, тренировали в том числе и такую технику высадки на планеты с атмосферой. А вот сам мичман где умудрился с парашютом прыгнуть? Вопрос вызвал во мне жгучее любопытство, и я не постеснялся его озвучить.

— Я практику проходил на дирижабле, — пояснил Литке. — В каждом экипаже положен специалист по безопасности. Синекура, по большому счету, только в Агиле и бывает работенка, но технику экстренной эвакуации отработать пришлось. Кстати, приехали.

Действительно, платформа с мягким толчком замерла на месте, явив взору такую же решетку, что и наверху. За ней располагались герметичные створки шлюза. Примерно в полуметре под площадкой виднелось дно шахты, захламленное разнообразным мусором, преимущественно обрывками каких-то ярких упаковок и пустыми консервными банками.

Проследив за направлением моего взгляда, мичман поморщился:

— Хозяйственники у нас люди со странностями, считают, если помещение не проходное, то там помойку можно устроить. И следуют этому правилу всегда и везде.

— Дрючить не пробовали? — усмехнулся я в ответ.

— Пробовали, — вздохнул Литке. — Им все как с гуся вода. Уберутся, где начальство пальцем ткнуло, но почему-то уже через пару дней там такой же бардак. Традиция, видимо.

Наш куратор ткнул в кнопку на пульте, и жалюзи послушно сложились гармошкой у нас над головами. Мы похватали баулы и нестройной толпой набились в предбанник шлюза. Здесь обнаружился стандартный цифровой блок, на котором Литке набил код. Створки герметичной переборки разошлись, пропустив нас в переходный тамбур. Последовала стандартная процедура шлюзования с выравниванием давления — внутри купола оно было чуть выше атмосферного — и мы, наконец, очутились в таинственном подводном городе. Впрочем, тут же выяснилось, что попали мы в тоннель монорельса и до самого купола еще только предстоит добраться. Ждать пришлось недолго. Через пару минут со стороны тонувшей в зеленой полутьме полукруглой шахты раздался характерный свист капсулы на магнитном приводе, и прямо перед нами остановилась стандартная пассажирская коробка с панорамным остеклением. У меня тут же возникло чувство дежа вю — капсула как две капли воды походила на своих сестер из транспортной системы родной флотской базы на Бурной. Дверца с шипением вышла из пазов и отползла в сторону, открыв доступ в довольно-таки уютный салон с рядами мягких кресел.

— Располагайтесь! — в очередной раз пригласил нас Литке и первый занял кресло, подавая остальным пример. — Сразу поедем в тридцать седьмой, это примерно десять минут.

Отделение во главе с Черенковым привычно набилось в капсулу, машинально постаравшись занять козырные места. Коробка, слава богу, оказалась рассчитана на перевозку тридцати человек, так что тесниться не пришлось. Равно как и сгонять рядовой состав с облюбованных кресел. Шелест с Зубовым привычно отсели немного в сторону и продолжили прерванный разговор, мы же с Игнатом устроились рядом с мичманом. Дверь закрылась и капсула плавно, как давешний лифт, тронулась с места, с каждой секундой разгоняясь. Через считанные мгновения броневое покрытие тоннеля сменилось прозрачными листами сверхпрочного стеклопластика, или что тут вместо него. Глубины здесь были небольшими, от тридцати до пятидесяти метров, поэтому света сквозь толщу воды пробивалось достаточно. Правда, она служила этаким оптическим фильтром, окрашивая все вокруг в неестественные тона и превращая людей в утопленников с зелеными лицами. Что, впрочем, совершенно не мешало любоваться окружающим пейзажем. А посмотреть было на что. Вокруг на сколько хватало зрения были разбросаны десятки куполов разных размеров, тут и там торчали толстые колонны опор причальных платформ, сновали сотни подводных аппаратов, от крошечных двухместных "скатов" до достаточно больших аппаратов класса "нарвал", водоизмещением в десятки тысяч тонн. Прямо на наших глазах от одного из куполов буквально метрах в трехстах отчалила здоровенная субмарина, напоминавшая кита, и я, не удержавшись, ткнул в нее пальцем:

— Иоганн Карлыч, а это что за чудо?

— Это "Тунец", — мечтательно закатил глаза тот. — Флагман нашего подводного флота. Боевой крейсер, сейчас приспособлен для длительных действий в автономном режиме. В поход отправляется, в Срединный океан. Институт Морской Биологии экспедицию организовал, хотят провести мониторинг фауны. На предмет мутаций и прочих неприятностей.

— В детстве, помню, мечтал стать астронавтом или подводником, — поделился я с окружающими воспоминаниями. — Самые, блин, романтичные профессии. А как вырос, выучился на банального инженера. Правда, потом романтики с избытком нажрался, во Флоте. Космическом. А ты, Карлыч, как в безопасники попал?

— Отец заставил Училище закончить, — признался тот. — Я сам в Институт собирался поступать, но батя характер проявил. А потом втянулся, понял, что и при нынешней профессии романтики через край. Аж блевать периодически тянет.

Игнат смерил мичмана уважительным взглядом, но комментировать эту тираду не стал. Хотя по лицу было видно, что он готов подписаться под каждым словом.