Максим Хорсун - Ушелец

— Согласен.

— Прекрасно! Я в тебе никогда не сомневался.

Они перекусили на скорую руку. Моисей живо вынес из дома поднос, полный снеди. В ход пошло соевое «мясо», какой-то салат с экзотическим сладко-пряным вкусом («Цветок папоротника», — пояснила Вероника) и рассыпчатый сыр. «Брынза?» — изумился Раскин. Откуда? Но, словно в ответ на его мысль, из-за дома Моисея послышалось блеяние. Оказывается, у этого звука вполне земное происхождение. «Библейский старец» держит козу!

— Ты веришь в бога? — неожиданно спросил Раскина Моисей.

Ушелец сунул в рот последний кусочек сыра и задумчиво пожевал.

— Иногда, — признался он наконец.

— К чему это?.. — пробурчала Вероника.

— Хорошо, — одобрил Моисей. Правда, было непонятно, что именно хорошо: что Раскин верит или что верит лишь иногда. — Представьте, что все живое — результат действия некой слепой созидающей силы. Да-да, слепой, друзья мои. Из-под ее длани выходят люди — прямоходящие млекопитающие, споры — конгломераты одноклеточных, которые становятся разумными, достигнув определенной массы; гигантские думающие пауки ххта, удивительные живые алмазы — кухуракуту, Грибница — загадка всех загадок… Сходят, словно с ленты конвейера. Пытаются существовать… Сами по себе, приноравливаясь к условиям на планетах, где их угораздило появиться на свет. Эволюционируя по возможности — как кому повезет. И вот на арене появляется Всеобщность. Сила объединяющая и систематизирующая. Несомненно, сила всевидящая и логичная. В чем-то принцип ее деяний сродни обычной программе дефрагментации жесткого диска, которую мы используем на классических компьютерах. Где жили ххта? На планетах земного типа. Однако арахниды вполне комфортно чувствуют себя в мирах, более жарких. Их белок денатурирует при температуре около двухсот градусов Цельсия. Значит, берем ххта и переселяем на планеты-домны. Освобожденные территории заселяем спорами — мобильным колониям одноклеточных нужны условия, варьирующие в весьма узком диапазоне. Вот таков принцип Всеобщности. От каждого по возможности, каждому по потребности! Где могут жить люди? На ледяных планетах, куда споры носа не сунут. Берем людей и переселяем в снежные пустыни. Ничего, эволюционируют. Ведь внутри них — Грибница. На Землю отправляем легион спор — пусть процветают и множатся!

— А как же «зомбаки» и прочая погань? — поинтересовалась Вероника.

— От каждого по способностям, каждому по потребностям, Вероника!

— Ага! — догадался Раскин. — Ты хочешь сказать, что у людей, превращенных в «зомбаков», способности отсутствовали напрочь, и единственное, на что они годились, — быть тупым инструментом в ламах Грибницы?

— Вполне возможно, — согласился Моисей. — К сожалению, техника так и не позволила до конца избавить человека от необходимости выполнять «грязную», рутинную работу. Очевидно, Грибница испытывает те же затруднения. К тому же идея создания бесстрашного, не обремененного лишними мыслями и потребностями солдата испокон веков муссировалась и в человеческом обществе.

— И Грибница решила этот вопрос по-своему, — подхватила Вероника.

— Да. Прямолинейно и бескомпромиссно. Ведь души во Всеобщности не больше, чем в двоичном коде, — пояснил Моисей. — Кто будет еще кофе? Нет? А я чашечку выпью…

— Значит, Грибница и Всеобщность, которую она несет в обитаемые миры, — это не враг, лелеющий планы геноцида, — задумчиво проговорил Раскин. — Это всего лишь — дефрагментация…

Моисей усмехнулся.

— Не так страшен черт, как его рисуют. Уверен, ты сможешь найти способ деинсталлировать эту программу без вреда для ее носителей.

Раскин заметил с сомнением:

— Не думаю, что на Земле меня встретят с распростертыми объятиями. Наполовину — «зомбака», наполовину — ушельца… К тому же, Борис, не забывай, что меня там давно похоронили.

— Доставить тебя прямым рейсом на Землю — слишком опасно. Треугольник внял уроку на Барнарде-1. Но вскоре откроется более благоприятное «окно». Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. На Аркадии масса Грибницы достигла значения, позволяющего провести единовременное подключение планеты к Всеобщности. Это будет последним глобальным экспериментом Треугольника перед инициацией Сердцевины в Солнечной системе. Можно предположить, что пройдет гладко далеко не всё и ты окажешься в том мире не единственным наполовину «зомбаком», наполовину ушельцем.

— Аркадия… — задумчиво повторил Раскин. — Всегда завидовал тем, кому довелось служить на Аркадии…

Вероника фыркнула:

— Вот уж нашел чему завидовать!

Ночь наступила мгновенно. Секунду назад они сидели, окутанные свинцовыми сумерками, и вот — сразу ночь… Не загаженная цивилизацией планета, чистая от пыли атмосфера — нечему было задерживать солнечные лучи, продлевая вечернюю агонию. Впрочем, ночь на Авалоне не означала приход непроглядной тьмы. Ярче, чем земная луна, светила сапфирная Вега; полыхал Эпсилон Лиры — удивительная яркая четырехкомпонентная звезда.

Стрекот из папоротниковых зарослей стал еще мелодичнее. Складывалось впечатление, что местные насекомые знают, что такое музыкальные интервалы, длительности и арпеджио. Со стороны озера послышались всплески. Раскин обернулся и увидел, что на поверхности разрастаются люминесцентные пятна: невидимые обитатели водоема начали охоту на тех, кого всегда влечет на свет.

Вероника поежилась. Раскин сказал, что он сейчас же сходит к гравиподу и принесет ее ветровку.

— Нет. — Вероника вышла из-за стола. — Я пойду сама… Делай, что считаешь нужным, я подожду тебя в гравиподе. — Она сухо кивнула: — До встречи, Борис!

— Счастливо, Вероника. Не переживай! Но имей в виду — процедура займет время. — Моисей отставил чашку. — Пойдем-ка в дом, Федя. Я думаю, тянуть не стоит.

«Строение древних скифов» внутри было очень даже ничего. Конечно, элементы стилизации под старину присутствовали в дизайне коридоров и комнат (например, под потолком виднелись толстые балки из мореного дерева), но в целом жилище казалось вполне современным.

Моисей оставил Раскина в гостиной, а сам шагнул в коридор, подсвеченный бело-голубым сиянием кухуракуту. Ушелец присел на застеленный пледом диван перед выключенным головизором.

«Что я делаю? — думал он, глядя на россыпь „флэшек“ возле муви-плеера. — Вздумал играть в спасителя человечества? Я позволяю заразить себя Грибницей. По собственной воле… Не зная, есть ли лекарство от этого недуга. Не зная, существует ли путь назад».

Моисей задерживался. Раскин прошелся вдоль стен, рассматривая фотографии в нехитрых рамках. Хорошо, что в мире есть что-то, не подверженное изменениям. Люди по-прежнему любят статичную живопись. И фотографии. Себя на фото — молодых и улыбающихся. Не стареющих.