Алексей Гридин - Только хорошие умирают молодыми

— Мало ли что там сказали, — буркнул снайпер. — Приду-приду. Позавтракаю, побреюсь и приду.

Посыльный бросил на него завистливый взгляд, в котором явно читалось желание уметь и мочь поступать так же, как «сам Музыкант», и не слушаться всесильных штабистов.

— Ты сам поторопись, — добавил Олег.

— Все, исчез! — крикнул парень уже на бегу, стуча каблуками ботинок по лестнице.

— Что, вызывают? — спросила Иришка.

— Угу. Понадобился зачем-то. Чаю налей, пожалуйста.

— Ты правда не будешь торопиться?

— Совершенно.

— А если там что-нибудь очень серьезное? Вдруг действительно вопрос жизни и смерти?

— Если там вопрос жизни и смерти. — Музыкант прошел в кухню и принялся нарочито медленно намазывать масло на кусок хлеба и аккуратно разравнивать его ножом, — они не стали бы присылать посыльного. Доцент сам бы пришел. И вообще — если я им могу срочно понадобиться, пусть ставят телефон.

Телефонная связь в городе худо-бедно, но работала. Только обеспечить всех аппаратами пока что не удавалось. Бой-баба как-то раз на совещании Штаба долго ворчала насчет того, что большинству людей телефон все равно нужен лишь для того, чтобы часами занимать линию бесполезными разговорами. На том и порешили, связав небольшой сетью только членов Штаба, руководителей некоторых служб, командиров боевых групп и постов.

— Так-таки Доцент? — попробовала подколоть Олега Иришка. — Или Вась-Палыч?

— Ну уж нет. Этот не придет ко мне, даже если мир будет катиться в пропасть.

— Эх, Олежка… Ты думаешь, что так хорошо всех знаешь?

— Нет, конечно. Но я точно знаю, кто как ко мне относится. Мне хватает.

— На самом деле? — Иришка поставила на стол любимый Олегов стакан, в который только что налила чаю. — Скажи, например, а как я к тебе отношусь?

— Ты? — Олег растерялся. — Ну… Любишь, наверное…

— Так-так, — подбодрила его девушка. — «Наверное, люблю» или все-таки «просто люблю»?

— Просто любишь. И вообще чего пристала? Ну дай поесть человеку.

Музыкант демонстративно засунул бутерброд в рот и откусил огромный кусок, которым сразу же едва не подавился.

— Олежка-Олежка…

Его женщина присела рядом с ним, ласково провела ладонью по голове.

— Ты у меня иногда как ежик, а иногда — как черепаха. Или даже как страус. То выставляешь колючки, чтобы колоть весь мир, то от этого самого мира прячешься.

— И что же я делаю неправильно?

— И то, и другое. Конечно, иногда нужно бывает уколоть, а иногда — спрятаться. Только ты никак не поймешь, что есть и другие способы.

— Эй… Только не надо учить меня жить, — возмутился Олег.

Он чувствовал, что наполовину его возмущение — чистое притворство, а чем оно является на другую половину, Музыкант предпочитал не думать.

— Да я не учу. Не буду. Не собираюсь. Доедай бутерброд, ежик, пей свой чай и побереги свои иголки для Штаба. Вот там они могут тебе пригодиться.

В Штабе Олега действительно ждали. Стоило только войти, как его встретил какой-то полузнакомый пожилой человек с манерами военного еще тех, докатастрофных времен.

— Олег? Ну наконец-то, а то мы уже заждались. Я — Паршин, и меня, представь, тоже Олегом зовут. Ну пошли, пошли, народ уже собрался, тебя одного только не хватает.

Тезка потащил Олега на второй этаж, по лестнице с выщербленными ступенями, на которой как-то раз Музыкант поскользнулся и, упав, разбил себе колено. Словно в такт неприятным воспоминаниям, колено вновь заныло, и не ожидавший такого снайпер поморщился. Паршин это заметил.

— Что, не любишь Штаб? Это нормально, представь себе. Чего его любить? Они тут сидят, в тепле и уюте, за нашими спинами, а нам с тобой отдуваться. Мы же с тобой похожи — мы люди действия, нам подавай поле, да чтобы сам по себе и никто над нами не стоял. Ну что молчишь? Не так, что ли?

Не так, хотел ответить Музыкант. Совсем не так. Не хочу я никакого действия. Ни в какое поле не хочу. Покоя бы мне. Чтобы никто не выдергивал из своего дома, от любимой женщины и от утреннего чая с бутербродом. Но вместо этого Олег кивнул. Говорливый Паршин чем-то ему не понравился.

— Ну ты молчун, — восхитился тот. — Да ладно, брось, уже пришли.

Он толкнул крашенную белой казенной краской дверь, на которой висела табличка «Без стука не входить», и объявил:

— Вот, товарищи-господа, привел!

Внутри царила традиционная атмосфера штабных заседаний: висящая под потолком сизая пелена табачного дыма, разбросанные по столу документы, придавленные кружками с чаем, оставлявшими на бумаге коричневые круги. Доцент вымерял расстояние по карте циркулем, одновременно объясняя что-то ожесточенно жестикулировавшей Бой-бабе. Вась-Палыч, отхлебывая из стакана в серебряном подстаканнике, читал разлохмаченную по краям распечатку. Невысокий седой армянин Арсен, формально в Штаб не входивший, но занимавшийся различными хозяйственными вопросами, тыкал пальцами в кнопки большого бухгалтерского калькулятора. Еще двое людей — их Олег, кажется, где-то видел, но имен не вспомнил, как ни старался — негромко переговаривались, сидя в поставленных друг напротив друга креслах. Когда Паршин открыл дверь, никто сначала даже не подумал отвлечься.

Не обращая внимания на то, что их не замечают, Паршин слегка хлопнул Музыканта по плечу:

— Заходи, дорогой. Тебя все ждут.

— А, это ты, Олег. — Доцент отложил циркуль и повернулся к двери: — И ты, Олег…

— И ты, Брут, — хихикнула Бой-баба.

— А Цезарем, значит, кто будет? — осведомился Вась-Палыч.

— Думаю, что ты, — отозвался снайпер и, не дожидаясь приглашения, уселся в свободное кресло.

Паршин, схватив за спинку стоявший неподалеку стул, дернул его к себе. Стул противно скрипнул ножками по полу и не менее резким скрипом отозвался на то, что тезка снайпера опустился на него.

— Дошутишься, Музыкант, — буркнул Вась-Палыч.

— Не в этой жизни, — огрызнулся Музыкант.

— Да-да, — прервал их пикировку Доцент. — Мы в курсе, что только хорошие умирают молодыми. Так ты говоришь?

— Угу. Зачем звали?

— Зачем звали? За делом. Сможешь в «серую зону» сходить?

Откровенно говоря, Музыкант ожидал чего-то в таком роде. Хотя он, скорее, предполагал, что речь пойдет о вылазке в порубежье. После пропажи нескольких разведгрупп Штаб отказался от глубоких рейдов на территорию, занятую крысами.

— Смогу, — просто ответил снайпер.

— Так… — Доцент довольно потер руки. — А людей с собой провести?

— Туда и обратно? — на всякий случай уточнил Олег.

— Конечно. Иначе и мараться не стоит.

Это снайперу понравилось меньше. Одно дело — идти в порубежье или «серую зону», надеясь только на себя и отвечая исключительно за себя. И совсем другое — когда тебе на шею посадят каких-нибудь ребят, возомнивших себя спецназовцами, коммандос докатастрофных времен. Они свяжут меня по рукам и ногам, подумал Музыкант. А если еще надо мной поставят командира… Ну уж нет.