James Swallow - Немезида

Первым он убил солдата, мужчину со стаббером, которого выскочившие костяные клинки рассекли надвое по линии живота, разрубив его позвоночник в шквале крови и дурнопахнущего содержимого пищеварительного тракта.

Его зрение затуманилось красным. Где-то там, среди пронзительного хора других женщин, кричала пария, но ему было всё равно. Он доберётся до неё через секунду.

Справа от него взошло солнце. Келл понял это, увидев проливаемый им на плазу холодный свет. Снизив увеличение, он изменил поле зрения прицела, и смотрел, как отступает по мраморным плитам линия тени.

Утренний свет был необычайно прозрачным. Этот эффект порождали частицы, поддерживаемые в воздухе над пустырями фронтом далёкой песчаной бури. Влажность атмосферы начала падать, и внутренние системы винтовки "Экзитус" автоматически компенсировали этот эффект, подогрев патронник на долю градуса, и гарантировав тем самым, что единственная заряженная пуля в ствольной коробке остаётся в оптимальном состоянии готовности к выстрелу.

До него доносились звуки толпы – даже на высоту его господствующей позиции. Шум был негромким и ровным, и он напомнил ему спокойные моря Такстеда, лизавшие чёрную грязь и тёмный камень своих берегов. Он скривился под своей шпионской маской и задвинул эту мысль на задворки своего ума: сейчас было не время отвлекаться на всякие мелочи из прошлого.

Нежно, так чтобы действие не нарушило позиции оружия больше чем на миллиметр, он перевёл переключатель селектора рабочей моды с "предохранитель" на "заряжено". По вертикали дисплея прицела побежали руны, сообщившие ему, что оружие было готово совершить убийство. Всем, что требовалось сейчас Келлу, была мишень.

Он подавил желание посмотреть вверх, в небо. Его добыча будет здесь в урочный час.

В километре к востоку, Тариэль облизал сухие губы и похлопал рукой по изогнутой клавишной панели на своём предплечье, остро осознавая, насколько липкими были его ладони. Его дыхание было прерывистым, и ему пришлось потрудиться, чтобы успокоить себя до такой степени, что он перестал подёргиваться от нерастраченного адреналина.

Он глубоко, медленно вдохнул, ощущая запах пыли и озона. Коридоры офисной многоэтажки усеивали холмики бумаг, рассыпавшихся из брошенных в панике папок. Они лежали среди бесконечных рядов покинутых кубиклов, опустевших после того, как были сделаны первые выстрелы восстания. С тех пор, как знать вынудила губернатора отвергнуть власть Терры, сюда не приходил никто: мужчины и женщины, корпевшие в этом месте, либо залегли на дно, приняв новый порядок, либо были казнены. Поначалу казалось, что в мёртвых, пустынных холлах ещё гуляли отзвуки их присутствия, но в конце-концов Тариэль смирился с тем, что высотное здание было такой же пустой скорлупой, что и многие другие имперские сооружения, выпотрошенные и покинутые в стремлении откреститься от Императора и упасть в объятия его блудного сына.

Ванус присел рядом с "Пикой" и приложил палец к боку её цилиндрического кожуха. Аппарат был почти таким же длинным, как фундамент высотки, и было непросто собрать его в тайне. Но в конечном счёте все детали из грузового отсека "Ультио" сложились так, как и обещали их создатели из Механикум. Теперь "Пика" была готова, и Тариэль мог ощущать через кожух лёгкие вибрации энергоядра, вновь и вновь проходящего последовательность операций по проверке боеготовности. Удостоверившись, что устройство пребывало в добром здравии, Тариэль опустился ещё ниже на корточки и пробрался к дальнему окну, выходящему на долину, в которой лежала столица, и на Плазу Освобождения. Инфоцит соблюдал осторожность, чтобы быть уверенным, что его не увидят летающие патрульные роботы или наземные наблюдатели СПО.

Он проверил соответствие настроек допустимым отклонениям и юстировку сверхплотных зеркал из сентэйниума и бронестекла – в десятый раз за последние десять минут. Ему было тяжело оставить механизм в покое: сейчас, когда он установил на нижних уровнях серию лучевых датчиков и звуковых клаксонов, чтобы позаботиться о любом незваном госте, ему нечем было заняться, кроме как присматривать за "Пикой" и убеждаться, что она работает как положено. В случае аварийной ситуации он мог взять управление на себя, но надеялся, что до этого не дойдёт. Он не был уверен, хочет ли взваливать эту ответственность на свои плечи.

Каждый раз, когда он проверял зеркала, его охватывала уверенность, что, занимаясь этим, он сбил их положение, так что он проверял их ещё раз, отступал на шаг, уходил... и затем сомнения шли по новому кругу. Тариэль сжал руки в кулаки и прикусил нижнюю губу: его поведение балансировало на грани маниакальной зацикленности.

Сделав над собой усилие, он повернулся спиной к оконечной части "Пики" и ретировался в пыльный сумрак здания, разыскивая место, которое он выбрал в качестве убежища, где он мог дожидаться наступления нужного момента. Он сел и поднял свою перчатку-когитатор, уставившись в гололитический дисплей. Тот сообщал Тариэлю, что устройство было готово выполнить свою задачу. Всё было в порядке.

Минуту спустя он опять был у зеркал, проклиная себя и производя проверку в очередной раз.

Койн размашисто шагал по краю мраморной площади – на минимальном расстоянии от рядов металлических барьеров для сдерживания толпы, которое ещё было безопасным. Тень скользил взглядом по лицам стоявших за ними дагонетцев, взрослых и детей, юных и старых, поголовно смотревших мимо и сквозь фигуру в униформе СПО. Глаза всех были зафиксированы на одном и том же месте: центре Плазы Освобождения, где от мозаичного изображения распахнутого глаза простирались цветовые лучи во все стороны света. Изображение подражало личной эмблеме Воителя, и Каллидус задумался, должно ли оно было символизировать, что тот всегда бдит.

Такие представления опасно близились к идолопоклонничеству, выходя за уровень почитания, на который должен был рассчитывать примарх Адептус Астартес. Стоило лишь пересчитать имеющиеся в городе статуи и изображения Воителя – нельзя было отрицать, что у Императора их было больше, но ненамногим больше. И сейчас все грандиозные скульптуры Императора были повергнуты наземь. Койн слышал от одного из офицеров СПО, что подразделения кланских солдат, обученных работе со взрывчаткой, всю ночь прочёсывали город с приказом удостовериться, что в нём не уцелело ничего прославлявшего Императора. Лицо ассасина скривилось – в таком поведении было что-то почти... еретическое .

Даже здесь, ближе к краям плазы, лежала груда серых камней, некогда бывших статуей повелителя Койна, которую бесцеремонно разворотила гусеница бульдозера сапёрной команды. Койн уже сходил на неё посмотреть: поверх обломков лежал уцелевший кусок лица, слепо глядевший в небо. Что он увидит сегодня?