Андрей Стригин - Тайная каста Ассенизаторов

— Жаль, — Стела вскользь прочерчивает меня взглядом из-под пушистых ресниц. Так, наверное, только у женщин, получается, — может, я и подожду, — загадочно говорит она, и мой ритм сердца моментально зашкаливает. Вероятно, я угодил в омут её глаз и, меня стремительно засасывает. Боюсь, не выплыву, пронзают отчаянные мысли.

— Хочешь, камни покажу? Метеориты. Отец их собирал, когда на Севере служил. Представляешь, тундра, засыпанная снегом, и сверху падают огненные камни. А найти их легко, снег растапливается и на их месте, возникают целые проплешины, — Стела внимательно смотрит, я уплываю. Что за дурная, привычка, смотреть в глаза!

— Здорово рассказываешь, — пытаюсь выплыть на поверхность, но голос приобретает явную хрипотцу.

— Пошли! — дёргает меня за руку.

Кабинет генерала, в некотором смысле, скромный. Ничего лишнего: кожаный диван, тяжёлый стол, три таких же кресла, два мощных сейфа, шкаф с множеством полок на всю стену, битком забитый разными книгами. Исходя некоторого беспорядка в их рядах, очевидно, хозяин кабинета держит их не для красоты. В самом углу комнаты, ещё один шкаф, но, в нём не книги, загадочно мерцают чёрные камни.

— Смотри, это железный метеорит, наверное, он прилетел с другой галактики, а вот этот — каменный, вдруг он с Марса? — делает она предположение.

— Что это? — тяну руки к чёрному, круглому шару, сплошь в доисторических ракушках.

— А, это, скорее всего не метеорит. Кстати, отец нашёл его на побережье Качи.

— У меня такой же, — достаю из кармана, держу на ладони.

— Слушай, а ведь, правда, один к одному! Подари!

— Бери, мне не жалко, — протягиваю ей камень.

Она, вроде хочет взять, но, отшатывается, в глазах недоумение:- Меня словно кто по рукам дал, — глаза округляются. — Не хочу его. Странно как-то, и отцовский камень не могу взять. Ты бы выкинул его, — неожиданно говорит она.

Где-то я слышал подобное заявление, словно, из прошлой жизни. На часах шесть вечера, пара уходить, стараюсь незаметно намотать портянки, вроде это как-то не эстетично. Но Стела стоит в коридоре, прислонилась к косяку двери, насмешки в глазах уже нет, бесцеремонно наблюдает за моими манипуляциями. Наконец натягиваю сапоги, чуть освобождаю на поясе ремень, чтоб не, слишком, походить на молодого бойца:- Пока, Стела.

— Пока.

— Я пойду?

— Иди.

— Как-нибудь встретимся?

— Зачем?

— Ну, — теряюсь я, — Фиолент показать.

— А, это. Ты служи, Кирилл, — неопределённо говорит она, суёт мне пакет с остатком торта и открывает дверь.

Выхожу, испытывая двоякое ощущение, вроде страстно хочу остаться, в другое время, вздыхаю с облегчением.

Первым делом иду к своим кирпичам. Ба! В удивлении присаживаюсь. У забора стоят ровные кубы из кирпича, распределены даже по оттенкам. Полковник сдержал слово. Скоро должен прийти прапорщик Бондар. А вот и он, лёгок на помине. Грузно шествует со старшим сержантом Селеховым. Бегу, хватаю пару кирпичей и, когда они показываются, с кряхтением закладываю их на прежние места. Немая сцена. Челюсти у товарищей с грохотом вываливаются из пазов, глаза выкатываются, едва не падают вниз.

Стряхиваю несуществующую пыль, строевым шагом луплю к прапорщику, докладываю:- Товарищ прапорщик, ваше приказание выполнено, рядовой Стре…, Панкратьев, — слегка осекаюсь я.

— М-да, — жуёт губы прапорщик Бондар, — многое на своём веку видел. Что скажешь, Селехов?

— Поощрить надо бойца, — старший сержант удивлённо водит глазами. На фоне этих кирпичей, даже его многочисленные значки на гимнастёрке, бледнеют.

— Хорошо, согласен на индивидуальные тренировки, — гудит прапорщик Бондар.

— На полчаса раньше до подъёма можно вставать? — наглею я.

Прапорщик окидывает взглядом незыблемо стоящие кубы из кирпича, неожиданно вздыхает:- Добро, на полчаса можно, но, чтоб на завтрак не опаздывал.

Мне страшно не нравится по утрам слышать: Рота подъём!!! Затем толчея, суета, пихая друг друга, лихорадочно одеваются, бегут строиться. И, не дай бог, кто опоздает в строй! Звучит команда: Рота отбой!!! Затем, снова: Рота подъём!!! И так до десяти раз — сержанты развлекаются.

Старший сержант кривится, но оспаривать решение старшины роты, не стал, это чревато последствиями. Рассказывали, как один дембель, как это говорят, "положил на всё", посчитал себя гражданским человеком. Гимнастёрка расстегнута, ремень болтается, чуть ли не до колен, лущит семечки прямо на выходе из казармы.

Прапорщик Бондар остановился подле него, долго смотрит в наглое лицо, затем берёт двумя пальцами толстый изгиб воротника и напрочь разрывает его пополам, аж, дым пошёл! Надо обладать чудовищной силой, чтоб так сделать. Дембель это оценил, весь день приводил себя в порядок, сшивал воротник и до самого увольнения в запас, шарахался от большого и доброго прапорщика Бондара.

В роте всё как прежде, дневальные ползают на четвереньках, натирают и без того сияющие полы, на турнике ефрейтор Матвеев крутит "Солнышко", старослужащие собрались кучкой, разбирают посылку, пришедшую молодому бойцу. Тот стоит рядом, терпеливо ждёт, когда они, что-нибудь ему дадут из его вещей. Рядовой Ли промчался с половой тряпкой. Не понимаю его. Все, как-то, правдами и неправдами, пытаются увильнуть от работ, а он всегда: — Есть, товарищ сержант! Разрешите выполнять! И… шуррр, бежит исполнять. Я с ним общаюсь, но не очень. Что-то не верится, что он обладатель чёрного пояса по каратэ.

У гардероба вижу сослуживца, аварец, Осман Магомедович. Необычный парень. Как все горцы, обладает осиной талией, затем, мощные плечи, такого же размера шея, плавно переходящая в тяжёлую голову. Он тоже студент, правда, в его институте нет военной кафедры, и его забрали в армию со второго курса. Живёт, как он рассказывает, в горах, в селе Кувик, что находится в двухстах километрах от Махачкалы. Говорит, у них столь дикие места, что в каждом доме есть оружие, и карабины, винтовки, даже автоматы. Врёт, наверное. И есть у них гора Седло, вот там, обитают снежные люди. Смеёмся, конечно. А он, вращая выпученным глазами, доказывает, что и дед его видел и отец, а лично он, натыкался на огромные следы. Вот, балабол! А ещё, часто подкалываем его, по поводу как он стал мастером спорта по вольной борьбе. Он, не рисуясь, говорил, как из своего селения, на плечах, барашков таскал, а это, километров восемьдесят. Затем, спустился с гор, поступил в институт, пришёл на тренировку по вольной борьбе и, не обладая ни какими навыками, уложил на лопатки чемпиона СССР. Вскоре сам, стал мастером спорта.

Вот он стоит, в глазах печаль и, так мне его жалко стало, догадываюсь, есть хочет. Мы все всегда хотим есть. Вкладываю ему в ладонь кусок торта.

— Что это? — удивлённо смотрит на меня.