Алексей Мироненко - Зов крови

И экипированы чистонебовцы были на загляденье, и вооружены на отлично. Почти у всех легкие комбинезоны, но любой такой мог выдержать пулю из «калаша», да и защищали они от аномального воздействия неплохо. Все были вооружены натовскими винтовками, но не американскими пукалками, а немецкими «хеклер и кохами» да английскими «энфилдами».

— Стой, сталкер, — сказал мне подошедший мужик в болотного цвета комбезе и бронежилете. Нижняя половина его лица была скрыта маской, был накинут широкий капюшон. За плечом висела немецкая «Джи-36», а сам чистонебовец вертел в руке нож.

— Стою, — привычно сказал я.

— Кто таков будешь?

— Грэй, одиночка. Дело есть.

— Дело? Какое?

— Об этом с начальством говорить буду.

— Еще неизвестно, будешь ты с начальством говорить или нет. Ладно, проходи, оружие не доставай, не буянь, и можешь оставаться. Для таких как ты бродяг, у нас есть бар, вон в том доме.

Я пошел к указанной двухэтажке, над входом в которую висела вывеска «Комнаты». Сам бар находился на улице, под большим навесом. Несколько столиков с широкими скамейками, и барная стойка, возле которой стоял худощавый потрепанного вида мужик с густой черной щетиной. А чистонебовцы, как я погляжу, не слишком уж и от обычных сталкеров отличались. Кое-где на улице были разведены костры, вокруг которых сидели сталкеры в зеленых комбезах. Кто-то играл на гитаре, кто-то травил байку, кто-то мочил анекдоты.

Я подошел к бармену, лениво глядящего вперед себя. Как только он глянул на меня, лицо его оживилось, и он сказал:

— Ну приветствую, сталкер. Чего налить? Водки вчерашней иди прошлонедельной?

— А есть разница? — усмехнулся я, садясь на стул. Бармен тоже усмехнулся и поставил на стойку рюмку, которую тут же наполнил прозрачной.

— Первая — за счет заведения, а за остальное будешь платить, — объявил он. — Меня звать Холод, будем знакомы.

— Грэй, — представился я, опустошив рюмку. — Благодарю.

— Рассказывай, что тебя сюда привело? А то видишь этих, — он кивнул в сторону двух изрядно выпивших сталкеров, сидевших за одним столом, — они как пришли, сразу пить. А тут у нас потрепаться целыми днями не с кем.

— Мне рассказывать не о чем, я тут всего два месяца, — пожал плечами я. — Расскажи чего-нибудь сам.

— У нас тут до фига чего происходит, только вряд ли тебе будут интересны приколы наших дедов над духами. Дедовщина даже досюда добралась.

— В «Чистом небе» дедовщина? — изумился я. — Ее даже в «Долге» нет.

— Просто у «Долга» есть цели, и они их придерживаются. А мы… понимаешь, нашей группировке уже много-много лет, а единственное крупное дело, которое мы почти смогли закончить было в далеком две тысячи одиннадцатом, когда мы в ЧАЭС пошли. Только тогда половина наших там слегла, и непонятно ничего было.

— Тебя за такие разговоры командование не…

— Не-е… Командование уже знает итак все. Нам, понимаешь, дело нужно, а то парням уже осточертело сидеть на задницах.

— Да? У меня есть дело к вашему командиру.

— Правда? Какое?

— Ты трепаться об этом не будешь? — на всякий случай спросил я. Холод помотал головой.

И я рассказал ему всю свою грустную историю об «Олимпе» и сталкерах, которые были заперты там. Холод слушал, не перебивая, а когда я закончил, накинулся с расспросами:

— И что? Так все и было? Как же вы прожили там столько? И прям вот так вот и исчезали? Ну и ну…

— Холод, стоп. Как ты думаешь, заинтересует ваших такое дело? Неизведанная лаборатория на Севере Зоны…

— Конечно, заинтересует. Только тебя к командиру нашему не пустят просто так. Тебе себя проявить нужно.

— Что?! Проявить? Ничего себе! Там люди каждый день пропадают, а вам нужны какие-то доказательства?

— Тебя не знает никто, понимаешь? Дело в том, что тебе могут просто не поверить, ты же сам сказал, что тебя мало кто знает.

— Меня в «Олимпе» знают!

— В «Олимпе» водятся ветераны да долгожители, а ты в Зоне и трех месяцев не пробыл.

— Ну и что?

— Короче, Грэй, я тебе верю. Но начальство на слово не поверит, ему доказательства нужны. Ты иди, поговори с капитаном Орленко, поработай на него, может, потом допустят к генералу.

— Самому главному «чистонебовцу»?

— Нет, еще не самому главному. Самый главный за Периметром.

— Ладно…

Я поднялся из-за стойки и вдруг из громкоговорителя на улице раздался спокойный голос:

— Внимание всем отрядам. Говорит генерал Ковальский. Приближается Выброс, срочно найдите убежище.

Я выругался. Ненавижу Выбросы. При каждом Выбросе я чувствую себя неважно, даже находясь глубоко под землей.

— У вас тут переночевать можно? — поинтересовался я.

— Пятьсот за ночь. Вон там, в здании.

— Благодарю.

Я зашел в здание с вывеской. В подъезде чем-то воняло, было грязно. В вахтерской комнатушке сидел грозного вида старик и что-то бормотал.

— Чего надо? — проворчал он, увидев меня.

— Комнату.

— Шестьсот.

— Эй, Холод сказал, что пятьсот, не гони, мужик! — возмутился я.

— То сказал Холод, а это я говорю. Давай шестьсот рублей или сто гривен или проваливай.

— Ладно, ладно.

Я отсчитал нервному вахтеру шесть соток, и он довольно кивнул, кинув мне ключ. Я поймал ключ левой рукой, глянул на барку с числом 17 и потопал по лестнице. Все входные двери в квартирах были убраны, и в каждой комнате во всех квартирах было одно и то же: раскладушка, шкафчик, стол и стул. Хорошо, хоть были утеплены окна и было отопление. Так же работало электричество, и в каждой квартире (тут все были двухкомнатные плюс кухня) было по одному туалету с ванной. Моя семнадцатая комната была на втором этаже, потому как в каждой квартире было по три комнаты (кухни ныне тоже сдавались как спальни), а квартир на этаже по четыре.

Я запер дверь, сел на кровать, помассировал виски. Окна были хорошо заклеены, ни одной дырочки, значит, пережить Выброс тут вполне можно. Я скинул сапоги, положил свой шлем, рюкзак и оружие на стол, повесил плащ на стул. После подкрепился тушенкой и лег на кровать, дожидаясь Выброса. Нарастающий гул в голове и сгущение воздуха явно говорили о его приближении. Воздух наэлектризовался и слабо вибрировал. Потом грохнуло, кровать подпрыгнула, меня чуть не сбросило с нее.

В глазах потемнело. Тучи за окном были черными, а небо красным, смахивало на ад из голливудских фильмов. Сверкали одна за другой молнии, громыхал гром, земля слабо тряслась. Эх, сколько Выбросов я пережил за эти пять лет…

Зона одарила меня превосходным чутьем, но заломила такую вот цену. Кости страшно ломило, голова болела. Звуки стали резче, цвета ярче, затем все исчезло. Остался лишь я наедине с дикой болью во всем теле. А потом исчезло и это.

Сознание возвращалось медленно и неохотно. Мышцы одеревенели, голова налилась свинцом и гудела так же. Комната потихоньку приобретала очертания, а вот звуков никаких не было. Гробовая тишина стояла на улице.