Виктор Глумов - Город смерти

И вдруг толпа расступилась. От самодельного шатра двигалась процессия: впереди — существо в тертых камуфляжных штанах и мешке поверх пузатого тела, позади — худющие девочка и мальчик лет двенадцати, которым посчастливилось родиться нормальными. Толпа расступалась перед ними, как море перед Моисеем. В руках у детей — поднос, а на подносе — о Господи! — каравай! Румяный каравай с «косичкой»!

— Дорогие гости, — пробасил толстяк с упором на «о», — не побрезгуйте! Рады будем, если с нами откушаете. Мы Жабу женим!

— Кого? — переспросил Леон.

— Лешку Бора. Не знаете его? — Толстяк повернулся к Вадиму и дохнул в лицо перегаром.

Чиркни спичкой — произошло бы возгорание.

— Да это неважно! Вон он сидит с невестой. — Толстяк указал на шатер. — Три мешка полбы отвалил за нее, аж похудал. А шо, девка молодая, не порченая ешо. У него мыши в голове дырку прогрызли, — он загоготал, — подавай ему непорченую. Сорок лет ждал взрослую, но непорченую. Перестоял, наверное. Мутов наплодит… Го-го-го!

Сандра сделала вид, что ей жутко любопытно. Ходок с интересом разглядывал шатер, где на соломе восседали жених с невестой. Наконец дети протянули дорогим гостям каравай, накрытый пусть потертой, но стираной тряпкой. Каравай был уже надломлен женихом и невестой. Вадим отщипнул кусок, отправил рот и зажмурился от удовольствия: он напоминал старый добрый отрубной хлеб.

— Нравится? О-го-го-го! У вас в городе такого не сыщешь! — проговорил толстяк, ретируясь.

— Гуляем? — Ходок с надеждой уставился на Леона.

— Выбора нет, — пожал плечами он. — Но не увлекайся, тебе еще за руль.

— Ты же знаешь, я не по тем делам! — Ходок аж просиял.

— Пейте, гуляйте, здесь съедобно практически все. — Леон обратился к Сандре.

— И девки без сифака, — радостно сообщил Ходок, подмигивая Вадиму и пританцовывая от нетерпения. — Если только сифак — камень на шею, и в болото. Надо что-то подарить молодоженам!

Леон вынул из кармана серебряные серьги. Ходок присвистнул:

— Невеста уссытся от счастья! Лучше мне отдашь… Или Сандре.

— Ну ты и крыса. — Сандра ткнула его локтем в бок.

— Да шутю я! Идем, поближе посмотрим на этот цирк.

Ходок поволок Вадима в проход, который еще не успел затянуться. Отсюда молодоженов не было видно, их скрывали головы гостей.

— Посторонись! В сторону! В сторону! — вопил он, распихивая руками сельчан, словно у него свербело в одном месте.

Вадим заметил, что аборигены делятся на два лагеря — нормальные и те, кого толстяк назвал мутами. Интересно, жених — мут или человек?

А вот и молодая семья. Растопырив тощие коленки, выпятив брюшко, на сене, как на троне, восседал плешивый мужичок с глазами навыкат. Поглядывая на тонкую девушку, закутанную в пожелтевшую тюль, он плямкал влажными губами. Хрен его поймешь. Человек вроде.

— Дорогие молодожены! — Мясистые губы Ходока растянулись до ушей. — Вы так прекрасны! Рад выразить свое почтение!

Не дожидаясь приглашения, он полез дарить серьги, Вадим остался на месте. И уйти неудобно, и участвовать в этом фарсе противно.

Путь Ходоку преградил длинный тощий мужчина с рыжей бородой, напоминающей валенок. Кто это? Свидетель? Или, судя по масти, брат невесты?

Девушка вытянула цыплячью шейку, мигнула. Она напоминала больную пичугу. Ходок пробился, разжал кулак — щеки девушки сразу зарумянились, глаза заблестели. Жених заплямкал губами сильнее, начал сучить лапками, сдвинул редкие брови у переносицы. Не обращая на него внимания, Ходок убрал волосенки невесты, приложил серьги к уху и, обернувшись к притихшей толпе, самодовольно оскалился.

Сельчане зааплодировали, разразились радостными воплями. Воспользовавшись всеобщим одурением, Ходок наклонился и что-то шепнул на ухо невесте. Она потупилась и зарделась. Коснувшись ее руки, Ходок вернулся к Вадиму и потащил его к БТР. По пути каждый урод считал своим долгом если не облобызать, то прикоснуться к щедрым гостям. Потому они и муты — мутит от них. Наперерез выскочила Анит с чашей свекольницы.

— Я для тебя сохранила. Это лучшая!

Одуревший от шума, утомленный тряской, Вадим глотнул, скривился, еще раз глотнул. Мерзейшая дрянь. Для самогона слабовата. Свекольное молодое вино! Обнадеживает только то, что оно натуральное. Нужно влить в себя еще пару глотков, чтобы хоть немного расслабиться.

По телу разлилось тепло, в голове зазвенело. Ничего себе чача! И вдруг мир окрасился в яркие тона. Что за дрянь они добавляют в пойло? Неплохо бы захватить баклажку в дорогу, для поднятия, так сказать, боевого духа.

Мир качнулся. Вадим тоже качнулся. Девушка схватила его за талию, поддержала. Приплюснутое личико, вздернутый нос… да она безумно похожа на пекинеса! Вот, сейчас усы вырастит, вывалит сложенной лопаткой язык… ка-а-ак гавкнет! Мысль настолько его позабавила, что он, тыкая в девушку пальцем, принялся лопотать:

— Пе… кинес! Ха-ха-ха! О-о-о! Пеки-нес. Го-о-о! О-о-о!

Пьяные возгласы и хохот слились в фоновый гул. Размахивая ручками, куда-то протопал жених. Следом несся перепуганный до смерти валенок-борода.

— Невефту украли… — брызгая слюной, на ходу плямкал жених.

— Не-вес-ту-у-у, — вопила толпа.

Возникло беззубое рыло с синим носом-картошкой, разинуло пасть. Вадим шарахнулся, увлекая Анит. Вон шевелюра Сандры… или не Сандры. Мало их тут лохматых… Леон? Ну и хрен с ним. С ним! Где ж еще? Вадим рассмеялся. Анит хихикнула. Под футболку нырнула ее ручка, царапнула. Аж мурашки побежали.

Елки какие-то. Палки. Анит. Анит пахнет травой и сеном. Волосы у нее мягкие, а губы — горячие. Маленькая упругая грудь…

…потолок — плотно подогнанные бревна. Анит сверху. Голая. Целует… Хорошо! Господи, как же здорово!

Вадим схватил ее, притянул ближе, руки скользнули вдоль позвоночника вниз и разошлись по двум ложбинкам… Как хорошо… Двум? Ложбинкам?!

Вмиг протрезвевший Вадим сбросил ее с себя. Вскочил… Жопастенькая… А жопы-то у нее две! Нет, полторы!

Чуть не трахнул… это! Ломанулся через заросли и заметил расстеленную тюль, тонкие ножки и белый зад между ними. Зад принадлежал Ходоку, ножки — украденной невесте. Судя во всхлипам и стонам, невеста была украдена по доброй воле.

Интересно, что бы делал Ходок, обнаружь он, что у его пассии — поперек? Вряд ли смутился бы. Потом еще бы и другим похвастался.

Леон и Сандра сидели за столом друг напротив друга и уплетали угощения за обе щеки. Вадим втиснулся между аборигеном и Сандрой и потянулся к зажаренному существу, напоминающему кролика. Что это на самом деле, он старался не думать.

— Быстро ты управился, — съязвила Сандра и таким взглядом одарила, что кусок стал поперек горла.

Чего это она? Неужто ревнует? Вот это номер!