Анатолий Дроздов - Рота Его Величества

— Сегодня.

— Князев здесь?

— Третий день.

— Чем занимается?

— Лекарства закупает. Две фуры разгрузил, две в пути.

— Какие лекарства?

— Тетрациклин.

— Эпидемия… — Аслан Саламович встал и прошелся по кабинету. — Понимаешь?

Собеседник покачал головой.

— Я занимался лекарствами. Упаковка тетрациклина стоит рублей двадцать. Лекарство старое, производителей много, цена невысокая. А теперь представь: в стране — эпидемия, а ты единственный поставщик! Какой будет цена?

— Власти не позволят.

— А если выбора нет? Другого поставщика? Ты пожалеешь две тысячи, если будешь сдыхать? А если умирают дети, родители? Это не сто процентов рентабельности! Это тысяча! Можно и больше! Понял, Ахмед?

Посетитель кивнул.

— Князева брать немедленно, а также всех, кто знает о проходе! Соседи, друзья…

— Соседи не знают. Друзей у Князева нет.

— А этот… Кацман?

— Его трогать не надо: вони будет — не отмоемся. Сам будет молчать: жизнь научила.

— Нотариус?

— На подхвате у Князева. Позаботимся.

— Как сделаешь, дай знать. Я буду неподалеку.

— Хорошо! — Ахмед встал. — Только учти, по-мокрому не работаю! Не хочу сдохнуть в Белом Лебеде, как Салман.

— Ему не надо было перед камерами торчать! Строил из себя генерала, прыщ! Добился, что вся Россия возненавидела! Деньги делают тихо…

— Все равно! — сказал Ахмед. — Не буду.

— Десять процентов!

— Десять ты обещал Зотову. Предложи ему! Пятьдесят!

— За пятьдесят я армию найму.

— Которая тебя и продаст! Сорок!

— Двадцать, и ни процентом больше!

— За двадцать я тебя с Князевым познакомлю — и говори с ним сам!

— Я его куплю.

— Амир пытался. Никому не под силу приручить волка. Тридцать — только из уважения к тебе!

— Двадцать пять — из такого же уважения!

— Хорошо! — сказал Ахмед. — Но я в курсе операций.

— От тебя скроется! — хмыкнул хозяин кабинета. — Зачем так говоришь? Обижаешь! Давно друг друга знаем.

— Вот именно! — подтвердил Ахмед и вышел.

Аслан Саламович подошел к стене и вперил взгляд в картину, состоявшую из клякс и загогулин.

«Завтра же сниму! — решил с удовольствием. — Повешу джигита в бурке — и пусть они обоссутся!»

Он засмеялся, представив себе эту сцену.

Сергея ранили при отходе. Пуля чмокнула его в бок — туда, где у «броника» нет стальных пластин, прошила грудь и вышла за ключицей — стреляли снизу. Сергей сумел добежать до «зеленки», свалился уже там. Я стащил с него уже ненужный «броник», наскоро перевязал и взвалил на спину. За нами не гнались: «духи» занялись грузом. Ради него они и устроили засаду, и весьма удачно: прикрывавший колонну БТР сожгли сразу, а по грузовикам дали столько огня, что уцелели немногие. Выход оставался один: драпать со всех ног, что мы и сделали. Сереге не повезло…

Форы у нас было немного. «Духи» соберут трофеи, затем — погоня. Раз стреляли вслед, значит, заметили. Связи у нас не было — рацию разбило пулей, до ближайшего блокпоста — десять километров по прямой. По прямой — только по воздуху. Дорога на земле поднималась в горы, затем спускалась в ущелье, а после петляла по склонам, как след бычьей мочи на дороге. Будь Серега на ногах, мы б ушли — не впервой. Но он лежал у меня на плечах, а это ситуацию меняло. Радикально.

Свой «броник» я тоже бросил — тащить его было глупо, а вот боеприпасы забрал. Лишних патронов на войне не бывает. Вместе с Сергеем это тянуло под центнер — далеко не убежишь. К горе я все же успел. Пули ударили в каменный склон, когда я поднимался по тропе. Я не стал останавливаться — стреляли издалека. У кого-то из «духов» при виде «гяуров» сдали нервы. Под визг рикошетов я поднялся на гребень и здесь залег. «Духи» этого не заметили, или в зобу дыханье сперло — добыча так близко! — и повалили вверх. Я дал им добраться до середины склона. Во-первых, следовало отдышаться, во-вторых, «СВД» у меня не было. «Калаш» хорош в ближнем бою, на дальней дистанции от него толку мало. Первый из преследователей был метрах в ста, когда я нажал на спуск. Он сунулся рожей в камень, остальные залегли и открыли пальбу. Стрелять вверх им было неудобно, а я использовал одиночный огонь — так заметить стрелка труднее; пока они наугад пахали пулями гребень, я положил еще двоих. После чего меня вычислили и стали гвоздить. Меня осыпало каменной крошкой, она покарябала щеки и едва не выбила глаз, но дело было сделано: они застряли. Я отполз в сторону, выпустил навесом все гранаты из подствольника — больше для страху, чем в надежде попасть. Помогло. Они поняли, что враг жив, сдаваться не собирается, и прекратили огонь. Спустя минуту я выглянул из-за гребня: они спускались, волоча убитых и раненых.

Один я немедленно ушел бы, но Сергей связывал руки. Вернее, ноги — им досталось больше всего. Не приходилось сомневаться: пути отхода нам перекрыли. «Духи» прекрасно знали, куда мы идем, а также то, что мы без связи. В противном случае прилетела бы «вертушка». Оставалось ждать темноты.

Сергей очнулся к вечеру. Пользуясь передышкой, я его заново перевязал, предварительно вколов промедол, — он проспал три часа.

— Где мы? — спросил Сергей.

Я объяснил.

— Тропу перерезали?

Я не стал скрывать.

— «Вертушек» не будет, — подытожил он. — Песец. Уходи!

— Ага! — сказал я. — Счас!

— У меня голова кружится и знобит — крови много потерял. Все равно песец. Ты прорвешься. Оставь мне гранату, а еще лучше — ввинти запал для растяжки, сними чеку и сунь мне под спину. Они перевернут…

— Заткнись! — посоветовал я.

Он умолк и облизал губы. Я достал флягу и вылил ему в рот остатки воды: при потере крови очень хочется пить.

— Оставил бы себе! — укорил он, когда фляга опустела.

— Себе добуду! — успокоил я.

До темноты нас не тревожили, я знал почему. «Духи» за ночь отдохнут, мне же предстояла бессонная ночь. К утру я буду никакой, тогда они и атакуют. Подберутся ближе, врежут из РПГ — «духи» его обожают, — и бери тепленьких! Такого шанса давать я не собирался. Крыса, загнанная в угол, бросается на слона, а крыса — животное ночное…

Ждать было тяжело. Смертельно хотелось пить, а воду на горе искать бесполезно. В желудке подсасывало. У меня были галеты, но есть я не мог — во рту как наждачкой прошлись. Серега стонал даже в забытьи, подумав, я вколол ему последний промедол — хранить его не было смысла. Он затих. Я видел, как «духи» по обе стороны горы развели костры, сварили свой «доширак» и легли спать. Я выждал еще час, затем снял берцы и босиком двинулся вниз по склону. «Духов», отрезавших нам путь к блокпосту, было шестеро, если я, конечно, правильно посчитал. Многовато для одного, но часть их спала — это увеличивало шансы.

Автомат и разгрузку я оставил на гребне — чтоб даже соблазна не возникло. От выстрелов проснутся на другой стороне, ломанут через гребень, тогда быстрый и скорый песец. Скольких я подстрелю, прежде чем меня грохнут, значения не имело — Сергея прикончат в любом случае. Я этого не хотел. С собой я взял гранаты — на всякий пожарный, и «КаБар». Нож с кожаной рукоятью и черным от порошкового покрытия лезвием достался мне в трофей и скрывался от начальства во избежание реквизиции. Отцы-командиры любили подобные штучки. Перебьются! Колбаску и швейцарским складничком настругать можно, «КаБар» — оружие солдата. Колышек срубить или глотку перерезать — одинаково удобно. Морская пехота США до сих пор обожает.