Анатолий Дроздов - Рота Его Величества

— Неужели? — изумился я.

— Точно! Он из этих поездок всегда радостный возвращался. Бывало, ходит по огороду и поет. Негромко, но мне-то слышно. Так что была женщина, не сомневайся!

— Что ж он не привез ее сюда?

— Может, не захотела? Но всего вернее: замужняя была! Грех так говорить о покойнике, — Глафира поспешно перекрестилась, — но я в том уверена. Наверное, муж уезжал в командировку, а он тем временем — к ней!

Я осуждающе покачал головой.

— Ты только не думай на дядю! — спохватилась соседка. — Золотой человек! Кто знает, как там было? Может, дети ее связывали, может, муж болел, а она бросить не могла. В жизни всякое бывает.

Я вспомнил странное фото. Если Глафира права, то вкус у дяди был своеобразный.

— За домом присмотрите? — спросил я.

— Чай, не в первый раз! — сказала соседка.

…Я запер дом и дверь в подвал. Никому в здравом уме не придет в голову запирать подвал изнутри, но засов для этого имелся, и я им воспользовался. Открыв проход, я запер и тайные ворота — на всякий случай. Отойдя десяток шагов, оглянулся — каменный тупик был на месте. Я подавил желание немедленно вернуться и проверить, откроется ли проход. Открылся раз — и в другой никуда не денется. Оставив за спиной расщелину, я зашагал к дальнему лесу, выбирая дорогу поровнее. Никакой определенной цели у меня не было, как и направления; я шел туда, куда несли ноги.

Лес оказался дальше, чем мне представлялось, — обман зрения, обычный в горах. Я достал смартфон и наушники. Сети здесь не было, я это сразу проверил, так хоть музыку послушать! Воткнув в уши затычки, я нашел скачанный в Интернете альбом и ткнул в «play». Оркестр грянул «На прекрасном голубом Дунае», я добавил звук и сунул смартфон в боковой карман.

…Эти вальсы любил дед. В доме была старинная радиола с зеленым глазком-индикатором. Чтобы послушать музыку, надо было открыть внизу крышку, сунуть в щель пластинку и опустить на край черного диска головку звукоснимателя. В динамике раздавался легкий треск, а затем вступали скрипки и трубы. Дед садился у стола и подпирал подбородок кулаком. В такие минуты я боялся к нему подходить. Музыка стихала, дед ставил новую пластинку, затем другую… После аккуратно складывал их в пожелтевшие конверты. Надписи на конверте были немецкие, отпечатанные черным готическим шрифтом.

Пластинки дед привез из Австрии. Это, как и многое другое, я узнал позже — и не от деда. Он встретил Победу в Вене. Командира взвода разведки не демобилизовали, как других фронтовиков. Лейтенанту было девятнадцать, таким предстояло еще служить. Деду выпало в оккупированной Австрии. Он этому не обрадовался. Вокруг была чужая земля и люди, которых он ненавидел. Они убили его семью, уничтожили односельчан, сожгли родную деревню — у ненависти были глубокие корни. Не важно, что эти люди звались австрийцами; форма у них была, как у немцев, да и русских они убивали точно так же, дед это хорошо знал. Он не любил увольнения, а когда случались, заходил в ресторанчик неподалеку от части и сидел там допоздна.

В один из таких вечеров он возвращался в часть, как вдруг услышал сдавленный крик. Привычка заставила деда свернуть. В подворотне творилось неприглядное. Двое солдат прижимали к стене худенькую девчонку. Один держал нож, второй, сопя, задирал девчонке платье. Оба насильника были высокими, мордатыми и пьяными.

— Отставить! — приказал дед.

Солдаты испуганно оглянулись, но успокоились, заметив, что офицер один, к тому же без кобуры на поясе. (Дед по фронтовой привычке носил пистолет в кармане.)

— Иди своей дорогой, лейтенант! — посоветовал тот, что с ножом. — Не то поранишься!

— Брось нож! — посоветовал дед. — Лучше будет!

— Счас! — ответил громила и прыгнул к деду.

Пока он, воя от боли, ползал по земле, дед достал из кармана «ТТ» и передернул затвор. Второй насильник смотрел побелевшими глазами.

— К стене! — велел дед.

Солдат занял указанное место. Дед пинком поднял второго, поставил рядом.

— Властью, данной мне партией и правительством, за покушение на жизнь офицера Красной армии и попытку изнасилования гражданской немки, — сказал дед, поднимая «ТТ», — я, лейтенант Князев, приговариваю двух гадов к смертной казни через расстрел. Приговор привожу в исполнение немедленно!

— Герр офицер!..

Девчонка повисла у него на руке. Дед выстрелил, пуля выбила кирпичную крошку над головами солдат и срикошетила.

— Идиотка! — сказал дед по-немецки. — Я мог их убить!

— Вы не собирались? — удивилась она.

— Пугал, — объяснил дед. — В комендатуру вести не хочется. Допросы, разбирательства…

— Тогда посмотрите! — указала она.

Дед посмотрел. Солдаты стояли с мокрыми штанами, головы их тряслись.

— Вот что, гниды! — сказал дед, пряча пистолет. — Встречу кого в городе — застрелю! Ясно? — Он повернулся и пошел прочь.

За спиной зацокали каблучки. Дед оглянулся — девчонка шла следом.

— Можно мне с вами? — спросила она. — Я боюсь одна.

— Где живешь? — спросил дед.

— Рядом с вашей частью, герр офицер!

— Ты знаешь меня? — удивился дед.

— Конечно! — ответила она. — Вы бываете в ресторане дядюшки Михеля и сидите там один, никого не приглашая: ни друзей, ни женщин.

— Не видел тебя.

— Меня пускают только в кухню, но я выглядываю в зал.

— Работаешь в ресторане?

— Мы с мутер печем штрудели для дядюшки Михеля. Вы пробовали наш штрудель?

— Нет, — сказал дед. — Я не знаю, что это такое. Ты как здесь оказалась?

— Носила бабушке пирожки.

— Как Красная Шапочка? — усмехнулся дед.

— Вы знаете эту сказку? — удивилась она.

— У нас все ее знают, — ответил дед.

Остаток дороги они прошагали молча и так же, без слов, расстались. Назавтра деду позвонили с проходной.

— Вас какая-то немка требует! — доложил дежурный.

— Какая еще немка? — не понял дед.

— Не знаю. Пришла, лепечет: «Герр офицер Князев, герр офицер Князев…»

— Прогони! — сказал дед.

— Гонял, — вздохнул дежурный. — Не уходит.

«Немкой» оказалась вчерашняя девчонка. Увидев деда, она заулыбалась и протянула корзинку:

— Вот!

— Что это? — спросил дед.

— Яблочный штрудель. Вы же не пробовали!

— Отойдем, — велел дед.

Рядом с воинской частью был парк. Дед нашел свободную скамейку, они сели. Девчонка откинула салфетку, прикрывавшую пирог, и стала нарезать его предусмотрительно захваченным ножиком.

— Он еще теплый! — сказала, протягивая кусок. — Недавно испекли. Мутер постаралась. Сказала: «Обязательно поблагодари русского! Он благородный человек!»

— Себе почему не берешь? — спросил дед.

— Это все вам! — Она спрятала руки за спину.

— Бери! — велел дед. — Один есть не стану.

Штрудель оказался вкусным. Дед жевал с удовольствием, она — с еще большим, откусывая сразу помногу. Дед догадался, что свои пироги гостья пробует не часто.