Виктор Точинов - Пылающий лед

В ледяной пещере, куда удалилось для переговоров начальство, грохнул выстрел. Совсем рядом… Стрелял не Командир, его «скорпион» работал почти бесшумно.

Алька отпустил растамана и бросился внутрь, на ходу выдергивая «дыродел». Но Хват опередил – огромная спина в косо скроенной и криво сшитой куртке перегородила узкий туннель, не обогнать. И что впереди – не увидеть. Бежал Хват стремительно, Алька старался не отставать, но все-таки отстал.

Еще выстрел. В узком проходе звучал он оглушительно. Хват сбился с ноги, пошатнулся… Снова двинулся вперед, но уже медленно, неуверенно… Тут же второй выстрел, третий…

Хват остановился и начал падать. Медленно-медленно, как рушащиеся дома в кинохронике, стал валиться назад.

Чон Илеску, известный в узких кругах под прозвищем Лобастик, заморачиваться не любил. Мир устроен просто, и кто это понимает, тот на коне. А кто не понимает – тот в дерьме, и там ему самое место.

По мнению Лобастика, люди искусственно усложнили себе жизнь, придумав массу лишних слов, за которыми ничего не стояло – лишь сочетания звуков или закорючек на бумаге. Если спросить какого-нибудь умника, что значит то или иное хитрое слово – он, умник, конечно, объяснит другими словами, но столь же фальшивыми, за которыми опять же не стоят никакие реальные сущности…

А мир прост. Есть враги. Есть оружие, которым их можно убить. Есть заказчики, которые за это неплохо платят. Есть всякие приятные и полезные штучки, которые можно купить на деньги, полученные от заказчика (или отобрать, используя все то же оружие). Есть нейтральные люди – не враги и не заказчики, а владельцы тех самых полезных штучек. Как с ними (и со штучками, и с их хозяевами) надлежит обходиться, см. выше. И есть он, Лобастик, – главный, основополагающий элемент мироздания и одновременно центральное связующее звено между пятью другими первичными элементами мира. Больше нет ничего. Хотя нет, имелась еще надмировая сущность, доброе и злое божество одновременно, способное не только покарать или вознаградить, но и уничтожить без остатка вселенную Лобастика. Божество носило имя Лада Занг, в миру Артистка.

Понятно, что с таким мировоззрением жилось Лобастику легко и просто. Он с легкой душой ходил на операции, убивал с чистой совестью и абсолютно не боялся погибнуть сам – нелепо предполагать, что может погибнуть краеугольный камень мироздания. Наверное, Чон Илеску по прозвищу Лобастик был солипсистом, хоть и не знал такого слова.

Селение альмеутов он уничтожал так же – с легкой душой и чистой совестью. С удовольствием, но без ненависти – работа есть работа, так уж устроен мир…

Ревел мотор снегохода, Кокс рулил, повинуясь коротким командам Лобастика, а тот стоял на кормовой площадке рядом с пулеметной турелью и работал. Очередь из «ревуна» по мелькнувшему силуэту, граната из подствольника в иглу, снова очередь – по убегающей собаке, снова граната…

Под пули подворачивались весьма немногие аборигены. А сопротивляться, стреляя по снегоходу, вздумали всего двое – оба ковыляют сейчас в свой край Вечной Охоты.

Дело в том, что жили узкоглазые, словно крысы или еще какие-нибудь грызуны, предпочитающие лишний раз не высовываться из нор. Ледяные хижины соединялись между собой сложной системой туннелей, выкопанных в снегу, – как объяснили понимающие люди Лобастику, иначе можно выйти в зимний буран в гости к соседям, всего-то за сотню метров – и капут, только весной в лучшем разе отыщут…

А еще подснежный лабиринт служил неплохим убежищем от резвящегося Лобастика. Он не расстраивался, задача поголовного истребления перед ним не стояла: дать урок, напугать как следует, чтобы не вздумали совать свои носы в разборки белых людей.

Оставался нетронутым последний, дальний ряд хижин. Да еще самая большая, стоявшая в центре селения, – туда, пожалуй, человек сто загнать можно, если потеснятся. Лобастик знал, что там находится местная как бы церковь, и специально оставлял ее на закуску. Вдруг узкоглазые язычники решат, что Лобастик не трогает их храм, потому что опасается местных идолов? И попрутся туда по своим норам в поисках убежища? Там-то он всех дурачков и накроет…

Буря приближалась, поземка все сильнее крутилась над развалинами хижин. Лобастик не обращал внимания. Ему-то какое дело, всегда успеет укрыться на острове или вернуться на подлодку… Пусть голова болит у тех, кто остается сейчас без домов.

– Левее, – сказал он в микрофон. – Еще левее… Вперед!

Лобастику почудилось на дальнем, уже отработанном конце деревни какое-то шевеление. Непорядок… Кто-то еще не понял, что лучше сидеть в норе и не высовываться, ну так сейчас поймет…

Непонятливых учеников не обнаружилось… Обман зрения… Ветер поднял снег, взвихрил, превратил в подобие размытого белого существа, движущегося над сугробами…

– Разворачивай… И давай потихоньку обратно, не газуй, на малом.

Ни к чему спешить. Может, кто-то решит, что опасность схлынула, и высунется…

Он резко развернулся назад вместе с «ревуном». Тьфу… опять померещилось… Лобастик с любопытством наблюдал за быстро ползущим снежным облаком. Очертаниями оно напоминало скорее не человека, зверя… Весьма смутно напоминало, но если приглядеться… Ну да, вот лапа – мелькнула и пропала, вот лобастая голова… Вот ведь хрень какая, чудо природы…

Лобастик вдруг сообразил, что снежная хрень ползет не просто так – в точности за снегоходом, след в след. Причем ползет быстрее машины, расстояние сокращается.

– Прибавь-ка… – сказал он Коксу.

Тот прибавил, природный феномен остался позади… Хватит глазеть, пора работать… Лобастик развернул «ревун», снова приник к прицелу. А потом все-таки не выдержал, бросил взгляд назад.

Снежное облако не просто восстановило дистанцию – сократило ее вдвое. И размытым уже не выглядело, не приходилось напрягать зрение и воображение, чтобы понять, где тут лапа, где хвост… За снегоходом мчался медведь. Натуральный полярный медведь, сотканный из снежных вихрей. Только мамаша этого медведя не иначе как согрешила со слоном, и отпрыск унаследовал мамин вид и папины размеры.

– Самый полный! – рявкнул Лобастик.

Двигатель взвыл. Ледяная крошка струей ударила из-под широкой задней гусеницы. Снегоход рванулся вперед. Призрак не отставал. Лобастик мог разглядеть уже мелкие детали облика медведя – например, бельма снежных глаз. Но несущийся за машиной зверь никоим образом не походил на тщательно вылепленную фигуру из парка снежных скульптур, непонятно как научившуюся двигаться. Медведь оставался бесплотным, призрачным, и сквозь него Лобастик мог смутно видеть проносящиеся мимо сугробы и обломки хижин.