Виктор Точинов - Пылающий лед

Но Командир, человек без имени, – нечто иное. Не проповедует, паству не вербует… Идет к какой-то только ему ведомой цели, не оглядываясь, бестрепетно перешагивая через трупы…

– Так что ваши сектанты проповедовали?

– Не знаю. Старики говорили – темные люди, чужаков не жаловали.

Вопрос – ответ, вопрос – ответ, вопрос – ответ… Из лаконичных фраз старика постепенно складывалась следующая история: не так далеко отсюда (по здешним меркам недалеко), в верховьях Кулома, притаилась раскольничья деревушка Донья. Обосновались раскольники там давно, пять веков назад, спасаясь от преследований царя Петра.

Как жили раскольники в давние времена, чем занимались, старик не знал. Слышал от стариков, что в позапрошлом веке деревню уничтожил карательный отряд чекистов: дома сожгли, а уцелевших жителей переселили, в основном женщин, детей, стариков, – сопротивлялись раскольники отчаянно, и у Доньи разгорелся самый настоящий бой.

Семьдесят лет деревня стояла нежилая, лишь печи торчали на заросших пепелищах. Затем, когда пришел конец не жаловавшей раскольников власти, Донья начала возрождаться. Кто-то из потомков уцелевших вернулся и вновь обосновался на старом месте. Вот из них, из доньевских старообрядцев второй волны, и происходит Путник, сиречь Командир.

Алька хотел спросить еще многое, – например, что случилось с остальными членами секты и каким образом Командир остался один. Хотел, но не успел. Неподалеку послышались чужие голоса, он отреагировал рефлекторно, – залег и повернул в ту сторону ствол «скорпиона».

Тревога оказалась ложной: вернулся Командир и с ним еще пятеро мужчин, наверняка местные жители. Впрочем, мужчинами, не погрешив против истины, можно было назвать лишь четверых – пятый, несмотря на рост в два с лишним метра, широченный размах плеч и бугрящиеся мышцы, обладал совершенно детским лицом: ни следа усов и бороды, ни единой морщинки, взгляд наивно-бессмысленный. Сходство с ребенком усугубляла улыбка, не сходившая с губ. И струйка слюны, тянущаяся у верзилы из уголка рта.

Остальные четверо – мужики средних лет, ничем особо не примечательные. Разве что головными уборами, Алька поначалу не понял, что за странные панамки у них на головах, – потом сообразил: накомарники с поднятыми сетками. Их-то маленькому отряду ни гнус, ни комары, ни прочие кровососущие насекомые не досаждали. Что вообще-то удивительно – лето в разгаре, а здешние места славятся этой летучей напастью.

От одежды усть-куломцев исходил густой рыбный дух, не позволяющий усомниться в главном их занятии. Оружия они не имели, по крайней мере на виду не держали, лишь у двоих болтались на поясах ножи в ножнах.

Алька поначалу держался настороже: не сепаратисты ли, часом? Но местные совершенно равнодушно смотрели на его форму «манула» и столь же равнодушно – на камуфляж Наиля. Если и сепы, то не из оголтелых. Честно говоря, они вообще внимания не обращали на команду носильщиков. Зато сразу подошли к их грузу.

– Это, что ли? – спросил один и тут же, не дожидаясь ответа, попробовал приподнять контейнер. – Тяжелый, падла… Давай, ребята, разбирай.

Разобрали – двое один, двое другой, а еще к двум подошел верзила с младенческим лицом. Не переставая улыбаться, подхватил один контейнер под мышку. А второй попросту взял в руку. Алька только сейчас заметил, что пальцев на той руке всего два, но каких! Длиной и толщиной они скорее соответствовали предплечью нормального человека (а само предплечье мутанта напоминало габаритами среднестатистическое бедро), суставов в них было больше, чем предписывает наука анатомия. Вот этой-то клешней урод легко обхватил контейнер, легко поднял… Словно пустую банку из-под пива.

– Смотри-ка ты, получилось… – изумился один из усть-куломцев и вновь опустил на мох поднятую было ношу. – Умеешь ты, Андрей, людей уговаривать… Мы-то полгода бились, пока научили Хвата дровишки с пармы таскать. Зато теперь беды не знаем, пашет, как лесовоз на пару с трелевочным трактором.

Хватом он явно назвал обладателя уникальной клешни, а Андреем… Похоже, когда-то Командир носил нормальное человеческое имя, и в Усть-Куломе его не забыли.

– Не называй меня так, – завел Командир свою старую песню. – Теперь это не мое имя.

– Да иди ты… печорским берегом в края далекие. Ты хоть в загсе поселись, или как его нынче кличут, – ночуй там, а по утрянке каждый день себе имя новое придумывай и ксиву выправляй. А я буду тебя звать, как мать назвала. Имя – звук, его позабыть недолго, а вот от крови, что в жилах течет, не отрекаются. У тебя она, кровушка, наша, куломская.

Они стояли с Командиром напротив друг друга, мерялись взглядами. И – Алька удивился – Командир первым отвел взгляд. Буркнул:

– Называй как знаешь…

Вот как. Значит, эта боевая машина умеет-таки иногда давать задний ход…

И они пошли в Усть-Кулом. Алька и его сотоварищи впервые за непонятно сколько времени шагали налегке. И это оказалось так славно! Словно по Луне идешь, при пониженной гравитации, такая во всем теле легкость… Алька на Луне не бывал, но пришло в голову именно космическое сравнение.

Некогда Усть-Кулом был достаточно большим поселком: не меньше двух сотен домов расположились вдоль двух улиц. Улицы образовали некое подобие буквы «Л» – одна, изгибаясь, тянулась высоким берегом Кулома, другая, прямая, – печорским, более низким.

Но сейчас в рядах домов виднелись большие разрывы – где в один-два дома, а где и в несколько. Кое-где поработал огонь, и пожарища еще не успели зарасти, на севере растительность очень медленно затягивает нанесенные людьми раны. Где-то приложили руку местные жители – Алька видел два полуразобранных дома, рядом с ними – аккуратные штабеля бревен и досок. Наверное, строевой лес тут в дефиците, деревьев вокруг тьма, но только на дрова и годятся… Разве что забор можно построить из еловых жердинок, да и то хлипкий.

Уцелевшие жилища выглядели не лучшим образом. Покосившиеся, с провалившимися крышами, с окнами, давно лишившимися стекол. Разлагающиеся трупы домов. А трупы и в самом деле лучше кремировать. Или разбирать на стройматериалы.

Домов, казавшихся жилыми, шагая печорской улицей, Алька насчитал пять или шесть. Хотя пройти улицу до конца не довелось, возле одного из обитаемых домов Командир замедлил шаг.

– Вам туда, тебе и тебе, – показал он на Альку и Настену. – Отдыхайте, отъедайтесь, отсыпайтесь. С хозяином я договорился.

Алька заметил, как Настена вздрогнула при слове «отсыпайтесь»…

Станция газобусов находилась недалеко, на Петроградской стороне, и я добирался до нее с Сенатской пешком.