Диана Торнли - Эхо далекой битвы

Тристан вспотел, но совсем не от жары. Пот был холодный. Полоска тени расширялась, отодвигаясь все дальше и дальше от стены, и скоро юноша весь был окутан ею, но он даже не заметил этого. Постепенно жара растворилась в вечерней прохладе, а ей на смену пришел ночной холодок. Когда тело покрылось гусиной кожей, Тристан прижал колени к груди и обхватил их руками, чтобы согреться. Он все еще видел мониторы сторожевой системы в Командном центре. На экранах передвигались серые фигуры в комбинезонах. Они расхаживали по туннелям мимо клеток, набитых людьми. Тристан видел их измученные лица. Но это были лица не тех пленников, а других, захваченных мазуками на Исселе совсем недавно. Среди них чьи-то дети, родители, супруги… Он вспомнил ухмыляющиеся физиономии мазуков с оскаленными зубами…

Его передернуло, но не от холода.

«Они такие же жертвы, какими были и мы, — сказала мать об исселианцах, — только у них нет даже надежды на спасение».

Тристан вспомнил тех двух детей, которых показывали в новостях, с заплаканными лицами, протягивающих репортеру голографический портрет их пропавшей матери. Он вспомнил Саэде: две бредущие по туннелю фигуры, одна маленькая, завернутая в халат, другая большая и темная, как и сама пещера, с кинжалом, приставленным к горлу заложника.

Наконец Тристан поднялся. Сердце колотилось так, что сотрясало все его тело. Чтобы не упасть, он оперся о стену. Постояв две-три минуты, юноша глубоко вдохнул и повернулся к дому.

На кухне еще горел неяркий свет, на столе стояла тарелка, около нее лежали вилка и нож. Судя по всему, все уже поужинали. Тристан взглянул на часы: 23.15.

Из-за неплотной прикрытой двери кабинета падала полоска света. Тристан подошел поближе и заглянул внутрь.

Адмирал Середж сидел за столом и, нахмурившись, изучал что-то на мониторе. Вероятно, заметив тень, он поднял голову.

— Трис? Заходи.

Юноша вошел в кабинет и только тут заметил двух генералов, сидевших за другим столом в прежних позах. Похоже, что они и не вставали. Он замялся, чувствуя на себе их взгляды, и остановился.

— Ну что, Трис? — спросил отец.

Тристан выпрямился, сжал кулаки. Поднял голову.

— Я согласен, сэр.

Оба генерала облегченно вздохнули и оживились. Поднялись, отодвинули стулья, подошли к нему, похлопали по плечу, а Чоу сказал:

— Тогда, Тристан, собирайся. Несколько месяцев ты проведешь на Калео. Тебе нужно подготовиться.

Подняв сумку с платформы, Тристан отошел от таможенного сканера и направился по коридору к выходу.

— Добро пожаловать на станцию Ономичи, — прозвучал женский голос. — Приглашаем всех прибывших к главной площадке для посадки на звездолет. Выход к шаттлам через боковые двери.

Голос продолжал говорить, сообщая, что время суточного вращения Калео составляет 22.9 стандартных часов. Далее следовала информация о погоде в главных городах, но Тристан уже не слушал.

Зал космопорта станции Ономичи был в три или даже четыре раза больше, чем на Топаве, и, соответственно, многолюднее. Сжав ремень сумки, Тристан прошел через ворота к посадочной площадке и влился в толпу. Даже в Академии Айри-Сити ему не доводилось видеть такой пестроты и разнообразия. Люди, высокие и низкие, толстые и худые, черные, белые и желтые, а также негуманоиды, многих из которых он никогда и не видел, окружали его со всех сторон, занятые своими делами.

В зале ожидания все места оказались занятыми, но Тристану вовсе и не хотелось садиться. Отойдя к стене, он поставил сумку между ног и стал ждать.

«Не ищи его, — вспомнил Тристан, — он сам тебя найдет». Но он все же оглянулся, прежде чем повернуться и посмотреть на Калео.

Со времени прогулки с отцом по каньону, с той поры, как он провел со сферзахами целый день на скале, после разговора дома, Тристан был решительно настроен на то, чтобы приехать на Калео кандидатом в сферзахи. Но никогда не думал, что это произойдет так скоро. Прошло всего три недели.

«А кажется, что три месяца», — подумал Тристан.

Он вздрогнул, когда низкий негромкий голос произнес у самого уха:

— Тристан Середж? — Юноша резко повернулся.

Человек, стоявший у него за спиной, был,

наверное, лет на десять моложе его отца, и на 9-10 сантиметров выше. Плечи широкие, как у быка пейму, а кожа черная, как беззвездная ночь. Гражданская одежда, а не униформа. В толпе, пожалуй, на него и внимания не обратишь. Тристан склонил голову набок.

— Фати Тоназо? — неуверенно спросил он.

Мужчина чуть заметно кивнул.

— Пошли. — Он повернулся и в следующее мгновение растворился в толпе.

Тристан, поспешно подхватив сумку, последовал за ним. Тоназо шел быстро и в то же время плавно, как рыба в воде, не оглядываясь. Юноше пришлось обойти нескольких пешеходов и пробежать открытое пространство, чтобы догнать его.

Тристан поравнялся с Тоназо, когда тот остановился у лифтов. Юноша тяжело дышал. Встречавший молча взглянул на него и нажал кнопку вызова.

Лифт поднял их на несколько уровней и, выйдя из кабины, они очутились в еще одном зале: чуть поменьше, чем зал ожидания. Тоназо кивнул направо, где на частной стоянке уже ждал шаттл.

— Кидай сумку назад и влезай.

Тристан молча подчинился.

Он молчал до тех пор, пока «челнок» не отстыковался от станции и не вышел на полетную траекторию, и лишь тогда спросил:

— Что?..

— Тихо! — оборвал его Тоназо.

Тристан моргнул. Замялся.

— Но…

— Молчи! — повторил Тоназо, не повышая голоса. Ему это и не требовалось. Тон и выражение прищуренных глаз убедили юношу закрыть рот и промолчать.

Некоторое время Тоназо пристально смотрел на него.

— Даже если за время пребывания здесь ты ничему больше не научишься, — сказал он, — то я все же научу тебя послушанию, беспрекословному и быстрому. А учиться начнешь прямо сейчас. У меня есть несколько правил, их легко запомнить. Нарушение их или неподчинение мне, в чем бы это не выражалось и какими бы причинами не объяснялось, влечет незамедлительное и болезненное наказание.

Первое правило: ты не должен говорить, пока я не разрешу тебе сделать это.

Второе правило: ты всегда должен называть меня «ишку», что на шиотанском языке означает «хозяин» или «учитель». Если у тебя есть что сказать, ты обращаешься ко мне за разрешением со словами: «Ишку, могу я сказать?» и, лишь получив это разрешение, можешь говорить. — Тоназо посмотрел в глаза Тристану. — Это понятно?

Тристан кивнул.

— Отвечай мне, йатсу! — приказал Тоназо.

— Да… ишку.

Тоназо повернулся к пульту, а юноша еще долго смотрел ему в спину. Могучие бицепсы, крепкая шея, каменные скулы. Лишь через несколько минут он осмелился спросить:

— Ишку, могу я сказать?