Вячеслав Шульга - Берег дна

Профессор прекратил предаваться воспоминаниям. Пора работать. Он специально послал Шакарима к своим «боевым аспирантам» за водкой — чтоб разбудить лентяев. Надо работать, иначе не выберемся. Стрельба в ночной степи — неспроста. Скорее всего, по их душу стрельба. Или спасатели явились, или… наоборот. А то, может, и местная ГБ очухалась после потрясений и начинает работать в привычном жестком режиме. Надо попросить аспирантов посканировать радиочастоты. Вдруг чего узнаем.

Очнулась Маша от того, что кто-то протирал ей лицо чем-то влажным. Открыв глаза, она, будто в мареве, увидела над собой лицо Моти. В ушах шумело, словно к ним приложили морские ракушки, но зато уже не болело в животе и перестал ныть затылок.

— Очнулась? — Мотя протер салфеткой Машин лоб. — Ну ты и напугала нас, я уж думал — все. А Дима так вообще все рвался искусственное дыхание делать, но я не разрешил…

Маша улыбнулась. Если Мотя шутит, значит, все в порядке. Попыталась встать, но Мотя одернул:

— Полежи немного, приди в себя. Сейчас тебе чайку организую. Семеныч, что там с водой?

— Уже почти закипела.

— Сейчас, — он снова протер Маше лоб, поправил укрывавший ее пыльник и исчез из поля зрения.

Вокруг была ночь, разрезаемая сполохами костра. Зрение окончательно сфокусировалось и Маша поняла, что смотрит в безлунное небо, истыканное иглами звезд. Маша все-таки приподнялась и огляделась. Из-за костра видно было недалеко, только окружающую костер жесткую сухую траву. У костра на корточках сидел Дима и ножом помешивал в кане бурую дымящуюся жидкость. Рядом примостился Мотя. Остальных не было. Маша вдохнула воздух. Это был не воздух Зоны, это даже не был воздух Украины. Пахло незнакомыми травами и цветами, пылью и чем-то неуловимо прекрасным.

— Мы где?

— Что, Маша, — спросил Мотя, — покой нам только снится? Сквозь кровь и пыль летит, летит степная кобылица… И мнет ковыль…

— Чего? — Дима оторопело уставился на Мотю. — Какая кобылица, где?

Но Маша уже среагировала. На автомате.

— И нет конца! Мелькают версты, кручи… Останови! Идут, идут испуганные тучи, закат в крови…

Мотя довольно засмеялся.

— Молодец, Маш. Видно, что очнулась. А тебе, Семеныч, неплохо бы классику знать.

— Ну, мы академиев не кончали. — Дима насупился и вернулся к помешиванию чая.

Мотя опять засмеялся:

— Ну, уел, уел. Молодец! А ковыль, Машунь, я не просто так вспомнил. На твой вопрос «Мы где?» в рифму отвечать не буду, а отвечу просто — мы где-то в степи. Кстати, сразу скажу, что вопрос «Мы где?» меня волнует гораздо меньше, чем вопрос «Мы когда?»

— В смысле?

— Видишь ли, как полагаю я, а также остальные просвещенные в физике участники нашей развлекательной турпоездки, мы переместились. Как в пространстве, так и во времени. И очень хочется надеяться, что не к динозаврам мы попали. На всякий случай — не рекомендую наступать на бабочек.

— Это почему? — в разговор опять вклинился Дима.

— Это читать надо больше, чем стрелять, — вот к чему!

Дима опять сделал вид, что обиделся и сообщил в пространство:

— Чай готов.

Обжигаясь, он снял кан с таганка, поставил на траву.

— А наши где? — не унималась Маша.

— Наши осмотреться пошли, — сообщил Дима и звонко крикнул в темноту: — Эй, народ, чай готов, кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста!

— Ну ты молодец, — восхитился Мотя, — вы тут все — молодцы…

— Ты чего кричишь? — взъелась на Диму Маша. — Вдруг кто чужой услышит?

— Да ладно, — не смутился Дима, — они тут так орали, когда прибыли. «Эй, профессор, выходи!» Все суслики в округе небось попрятались. Если кто из людей и слышал, тот давно сбежал.

Из темноты в костровой круг вступили два ужаса на крыльях ночи — Сюр и Боцман. Оба чумазые и, кажется, злые.

— Вокруг — никого. Сплошная степь, — доложился Сюр. — В полумиле на запад — ряды «колючки». Ржавой. Надо днем посмотреть.

— В двух кабельтовых на север — вход в шахту. Заброшенный. Я внутрь сунулся, там завал. Радиационный фон немного повышен, — продолжил доклад Боцман.

— Ну, а родник вы и сами нашли, как погляжу, — закончил Сюр, косясь на кан. — Ну что, до рассвета еще часа полтора… Чем займемся?

— Для начала перекусим, потом обсудим. — Мотя наклонил кан и налил чай в кружку. Достал из рюкзака сверток, развернул — там было несколько галет и кусок вяленого мяса. Мотя вытащил нож и начал неторопливо нарезать мясо.

Сюр тоже полез в рюкзак. Извлек две банки тушенки, вскрыл обе ножом. Поставил на предусмотрительно разложенный Димой в качестве скатерти кусок плотного целлофана. Посмотрел на Боцмана.

— Ну, чего сидишь, ханку доставай. Надо прорыв отметить.

Боцман вопросительно взглянул на Мотю, тот молча кивнул. Боцман, сообщив окружающим, что они алкоголики, начал расстегивать наружный клапан рюкзака.

— Только давайте-ка сядем спиной к костру и оружие под рукой держать будем. Хоть и степь, но мало ли что, — то ли предложил, то ли приказал Мотя.

Было тепло, и народ, покончив с трапезой, разлегся прямо на земле. Иногда поглядывали во тьму.

— Ну, что дальше-то? — потягиваясь, спросил Сюр. — Спим? Идем к «колючке»? Ждем рассвета?

— Можно и поспать, — ответил Мотя, — но рассвет скоро, посмотрите на восток.

На востоке действительно начинала заниматься заря.

— Да не хочется что-то. Ненавижу неопределенность. Надо искать профессора. Без него обратно не попадем.

— Да, неопределенность — это гнетет, — согласился Боцман, повернулся и посмотрел Моте в глаза.

— Не дрейфь, морячок, все будет океюшки! — Мотя и не думал отводить взгляд. — Ты сталкер или капуста под гнетом? Гнетет его…

— Да не люблю я эту степь. Как море, но фальшивое… Пространства много, бугорков мало…

— Опаньки! Моряк с агорафобией — это ново! Свежо!

Маша поняла, что под пикировку сталкеров начинает засыпать. Она прикрыла глаза, и сразу вспомнился полет в радужном туннеле, длившийся одновременно миг и бесконечность. Маша все проваливалась и проваливалась — вниз по кроличьей норе. Потом вздрогнула и проснулась. Было уже почти светло. Костер догорел и тихонько дымился. Сталкеры стояли и осматривались. Дима спал неподалеку на земле, укрытый курткой Сюра. Маша приподнялась, села. Покрутила головой. Вокруг до скрытого синей дымкой горизонта простиралась степь. Очень красивая степь, разноцветная, особенно в свете утренней зорьки. И совершенно пустынная.

— Ну так куда пойдем? К «колючке»? — Сюра явно нервировала кажущаяся мирность окружающего пространства. — Или еще покричим?

— Ну покричи, коль не охрип. — Мотю ситуация, похоже, забавляла.

— И покричу! Э-гег-ге-ей! Профессор! Выходи, подлый трус!!!

— Кто тут гей? — это проснулся Дима. — Профессор?