Андрей Круз - Эпоха мёртвых. Начало

Группа из четырёх человек закладывала заряды тротила во всех ключевых точках института. После отъезда всех в Центр здание планировалось взорвать под корень. Ещё четыре человека были «силовиками», причём такими, применение которых обычно не афишируется. Подготовка у них была не спецназовская, скорее просто приемлемая, зато о моральной стороне своей работы они думали меньше всех, и в этом была их сила. Сейчас их отправили в квартиру Крамцова, чтобы устроить там засаду. Ерунда, конечно, тот не такой дурак, чтобы туда возвращаться.

А ещё одна группа, вся целиком составленная из бывших работников уголовного розыска, занималась главным делом — искала следы пропавших контейнеров с «материалом». Им уже удалось узнать, что Дегтярёв несколько раз связывался с Крамцовым. Посланные «силовики» проникли к тому в квартиру и обнаружили, что жилец, судя по всему, съехал окончательно и в неизвестном направлении. Они выяснили номера машины Крамцова и даже хотели объявить её в областной розыск, но в городском ГУВД им сказали, что искать машину теперь просто некогда и некому, в городе творится, чёрт знает что. В общем, вежливо послали. И с этим Пасечник согласился, и такую соблазнительную возможность найти потерявшегося Крамцова пришлось оставить.

Путём опроса сотрудников, сидевших по домам, удалось выяснить, что у Крамцова где-то есть дача, но ничего точнее о её местонахождении никто не мог сказать. Даже указать направление от города. Но всё же хорошие связи есть хорошие связи, и буквально пять минут назад Пасечник послал во все областные организации, занимающиеся учётом и регистрацией недвижимости, целую команду следователей из того самого ЦСУ [3] ЦСУ — центральное следственное управление. ГУВД Москвы, потому что своих людей не хватало, да и удостоверения у настоящих ментов были поавторитетней, чем у его эсбэшников.

Сам Пасечник для себя уже смирился с тем, что существующий уклад жизни летит в тартарары. Его семья примерно через час, собрав вещи, отправится в Центр в Тверской области. Объяснил он им необходимость такого отъезда грядущими гражданскими беспорядками. Их будут сопровождать такие же, как Дима и Вася, самые надёжные и проверенные, его личные «преторианцы», с удостоверениями сотрудников ФСИН и, как следствие, вооружённые до зубов. Прорвутся, потому что «пока ещё не началось». Сам же он со своей командой должен был отсюда перебраться в усадьбу Бурко, откуда их и должны были эвакуировать.

Вопросами эвакуации занимался не он, а друг детства хозяина бывший десантник Салеев, но Пасечник вовсе и не претендовал на первенство в этом вопросе. Он и сам считал, что лучше всего обязанности делить. В структуре «Фармкора» и в будущем княжестве Бурко ему логично переходила должность «председателя КГБ». Салеев же брал на себя функции «министра обороны». У них даже люди у каждого были свои, подобранные лично. У Салеева всё больше вояки, из армейских или флотских, у Пасечника — из МВД или иных «органов».

Оспаривать же власть самого Бурко он не хотел. Ему и в своей шкуре было комфортно. К тому же он признавал, что Бурко умнее его. Умнее, может быть, не во всём, но прозорливей — наверняка. Никто вокруг Бурко не умел настолько хорошо видеть всю картину происходящего, как он сам. Да и относился к своим людям он так, что мало кому хотелось его предавать. Тот же Крамцов вообще-то совесть должен был иметь, а не сбегать с контейнерами, он со студентов работал за такую зарплату, о какой не всякий и мечтает. Бурко полагал, что если человек толковый и работает с секретными материалами, от которых будущее компании зависит, то и платить ему надо так, чтобы не хотелось перебежать к конкурентам. Именно поэтому Бурко люди служили за совесть, а не за страх, хотя при желании страху он тоже мог нагнать.

Сейчас Пасечнику было делать нечего, он ждал результатов. Дёргать своих людей постоянными указаниями только для того, чтобы показать, что «начальство бдит», он тоже не любил. Поэтому стоял у окна, куря и наслаждаясь задуваемым с улицы холодным весенним ветром. Неожиданно он услышал звуки, которые не спутаешь ни с чем — вспышку автоматной стрельбы. Очереди то становились интенсивней, то реже, но стрельба не замолкала. Двое охранников, охранявших пролом, выскочили на улицу и стали что-то высматривать, показывая друг другу руками на что-то справа, то, чего Пасечнику не было видно из окна. Он не выдержал, высунулся наружу чуть не по пояс.

Вдалеке, в зарослях кустов на пустыре, что-то происходило. Там виднелись фигурки омоновцев в городском камуфляже, какие-то тела кучами тряпья лежали на земле. Чуть дальше грязную поверхность пустыря пересекала серая полоска дороги, и по ней, не торопясь, от места боя уезжал серый джип на высоких колёсах. «Правильно, мужик, беги отсюда подальше», — мысленно сказал Пасечник водителю серого вездехода, даже не подозревая, что обращается как раз к разыскиваемому Крамцову.

Маша Журавлёва была матерью двоих детей, восьмилетнего Саши и четырёхлетней Лики, рыжей, восхитительно хорошенькой женщиной тридцати лет, с ни капли не испорченной родами фигурой, с красиво удлинёнными к вискам зелёными глазами и очень белой кожей. Она собирала детей, собираясь вести Лику в детский сад, а Сашу в школу. Потом она поедет на работу в банк «МосФинанс», где с прошлого года возглавляет отдел, чем без меры счастлива.

После случайной и трагической гибели мужа почти три года назад растить детей одной было тяжело. Ещё не оправилась от родов, и тут на неё сваливается такое горе. Повезло хоть в том, что при жизни Павел, её муж, неплохо зарабатывал и успел купить трёхкомнатную квартиру в новом каркасном доме возле метро «Проспект Вернадского» и оставил машину, совсем новую «Рено Меган».

Не имея возможности догулять «декрет», Маша досрочно вышла на работу в тот самый банк, в котором работала до гибели Павла. Работа помогла ей отвлечься от своего горя, да и дети скучать не давали. Вся её совсем не высокая зарплата уходила на еду, детскую одежду и оплату няни — самой ей почти ничего не оставалось. В течение года она даже журналы не покупала, настолько экономно жила. К счастью, управляющий филиалом, пожилой дядёк маленького роста, но с большим сердцем, Борис Львович Герцман, порекомендовал её повысить до начальника отдела, искренне пытаясь помочь молодой одинокой матери. И помог. На нынешней должности ей платили чуть не в три раза больше, не считая всевозможных бонусов, и жить стало не в пример легче. Но и работать приходилось много, так что спуску детям она с утра не давала, и все они всегда были одеты для выхода абсолютно своевременно.