Павел Дартс - Крысиная башня

— Ты где??

— Я тута, на площадке…

— Так что же ты, скот, по рации мне тут вещаешь, когда стоишь в двух шагах за дверью?? — ревет Старший, и вылетает на лестничную площадку.

— Так у вас там стрельба, взрывы… — лепечет тот, но не договорив, валится на пол от тяжелой пощечины.

Упав, тот и не пытается встать, прикрывая руками лицо и испуганно глядя снизу вверх на разъяренного Старшего, — целый подполковник в той, прошлой жизни, солдафон по жизни, он ведь и пристрелить может…

— Где кто кричит? — немного успокоившись, спрашивает тот; но тут из квартиры раздается крик:

— СтаршОй! Старшой, Валерьич, глянь — вот он куда ушел!

Он бросается обратно в квартиру. Там — простреленный и изорванный осколками угловой диван отодвинут от стены, обнажив пролом в деревянном полу, и дальше — в бетонной плите пола. Достаточно широкий, чтобы мог пролезть человек средней комплекции; и приглашающе свисающая вниз толстая веревка, привязанная за заднюю ножку дивана, недвусмысленно объясняет, куда делся парень.

— Гранату туда! — командует Старший, и уже опережая его слова, в пролом летит граната. Грохает взрыв.

«Ах ты че-е-е-ерт, он ведь мог уйти совсем вниз!! Это что же, опять его по всему подъезду искать??»

Старший, сообразив, ломится из квартиры, выбегает на лестничную площадку, едва не послав плечом в нокаут стоящего напротив квартиры Якова Михайловича, перепрыгивает через безжизненное тело своего бойца и лезет, оступаясь и матерясь, через нагромождение холодильников и тумбочек вниз, на шестой этаж. Попутно вспоминает, что там они ведь оставили бойца, раненого в ногу, и уже ожидая увидеть его бездыханное тело. Но! Тот вполне жив; туго перетянув бедро бинтом, на котором уже алеет кровавое пятно, он сидит на полу, опершись спиной о стену, держа на животе готовый к стрельбе автомат.

— Тищенко! Тишенко… Жив?… Оч-чень хорошо! Паси вот эту вот квартиру — он ткнул пальцем в железную дверь, — Этот шустрик, что тебя подстрелил, спустился в нее через пролом в полу. Он там теперь, в ловушке! Если не успеет выбраться в окно… О! Точно!

Он хватает рацию, и нажимает сигнал вызова.

— Коробочка! Коробочка?? Сашок! Слышишь меня? Прием. Хорошо. Давай обойди дом на ту сторону, на проспект. Там может из окна седьмого этажа попытаться спуститься один шустрик — встреть его из пулемета! Тут, мимо нас он уже не проскользнет. В темпе!

Во дворе громко фыркает, заводясь, двигатель БМП.

— Вот так… Тищенко — значит, пасешь эту дверь! При попытке открыть — лупи из автомата прямо насквозь, должно взять!

Как для подтверждения своих слов Старший вскидывает автомат и дает короткую очередь в железную дверь, обшитую коричневым дерматином. В двери появляется несколько дырочек с торчащим из них утеплителем.

— Отлезь вот сюда, чтобы не напротив. Тут не достанет. Лупи короткими, главное — не дай ему высунуться. Выкинет гранату — укройся вот… за ним… — Старший, проинструктировав бойца, перекантовывает вниз здоровенный холодильник «Атлант», обрушенный с восьмого этажа, и вновь, в охотничьем азарте, бежит наверх.

Яков Михайлович все так же стоит в коридоре, неумело сжимая в руках подобранный автомат убитого.

«Аааа, как знал, с него толку как с козла молока… Ладно, пусть понюхает порох и кровь, поменьше будет за долю торговаться, морда…» — думает Старший и орет ему:

— Ну что ты встал? Вот что ты встал?? Давай, вперед, на зачистку, нах! Кто там чего у тебя кричал? Вот и иди разберись!!

— Эээээ, может быть, мы вместе… Константин Валерьевич?… — жалко блеет штатская рожа. Уууу, так бы и дал прикладом, столько ребят уже положили из-за его «классной наводки», сволочь…

— Сам, нах!.. — и в квартиру, к ребятам.

— Ну как там?

— Молчит.

На секунды задумался, походил. Лезть в пролом или ломиться в дверь?… Быстрее надо, быстрее! Не нравятся мне эти ходы и эта явная «продуманность обороны»… За дверью, за железной дверью, опять-таки может ждать какой-нибудь взрывчатый или стреляющий сюрприз; так что ну его, лучше через дыру в потолке, расчистить там все гранатами — безопасно… Про себя Старший уже решил — если еще хотя бы один трехсотый — то уходить. Черт с ним, с реноме, с престижем; что ребята полегли, а ничего оттуда не взяли, — шкура дороже. Чутьем бывалого волка он чуял, что непруха сегодня, совсем непруха! А сначала казалось — так удачно вошли в дом… И вот — трое отличных бойцов, совсем не пацаны неопытные — убиты, и еще один с навылет простреленным бедром, и сколько он еще будет небоеспособен… И ни одного трупа «с той стороны», вот что бесит! Да-а-а, втравил этот унылый идиот!

Кстати, кто там, он говорит, наверху кричит? Чем черт не шутит — может, это шанс. Тут, вроде бы, этого шустрика обложили плотно… Но все равно — надо торопиться, не просто тут все, ой, не просто! Может, его там и нет уже?!.

Как ответ на его мысли снизу, из пролома простучала автоматная очередь; пули наискосок прошлись по стене, выбивая длинные, как след удара огромной когтистой лапы, борозды в штукатурке; с визгом отрикошетили от потолка, заставив шарахнуться в стороны штурмовиков. И тут же все они кинулись к пролому, наперегонки застучали все три автомата, посылая свинец вниз, так же, в расчете зацепить хотя бы рикошетом. Следом вниз полетели две гранаты — внизу грохнуло, поднялась пыль. Самое время, не давая опомниться, спрыгнуть вниз, добить гада! Здесь он, точно здесь, никуда не делся!

Но на прыжок вниз не хватило решимости. Будь лет десять назад, или молодым отчаянным лейтенантом — он бы ринулся вниз не задумываясь, просто из азарта и желания играть со смертельным риском; но теперь… нет. Конечно нет, для этого вот они есть…

— Вяхирев! Давай за ним! Добей гада!

Лицо бойца выразило понимание, и в то же время — отсутствие хоть какого-то желания лезть в дымящую дыру. Но Старший недаром был профи, в его отряде приказы не обсуждались, потому что он действовал с подчиненными по американскому армейскому принципу: «Солдат должен бояться сержанта (командира) больше смерти, тогда в бою он не задумываясь выполнит любой приказ». Не очень торопясь, но и не мешкая, боец начал снимать с себя разгрузку с магазинами.

— Че ты возишься??

— Эта… Не хочу как Винни Пух в норе застрять…

Старший метнул взгляд ему в лицо — не издевается ли, — вроде бы нет. Но и не особо торопится.

Старший почувствовал, что его авторитет тает с каждой секундой; и неудивительно — три трупа и один раненый не способствовали укреплению оного. Вот и второй боец, с густо измазанной кровью физиономией, с торчащими из ушей кусками марли, постоянно непроизвольно трясущий головой — последствие оглушения при взрыве, явно ведь встанет на сторону товарища; а ведь, черт побери, если бы он, Старший, не среагировал за секунду до взрыва — все бы там, на площадке и остались бы! Но поди им сейчас объясни! Вот падла, Вяхирев — не торопится!.. Но не самому же туда лезть! Он четко почувствовал, что давить сейчас — значит наткнуться на открытое противодействие, что с вооруженными отчаянными людьми может привести к непредсказуемым, но потенциально очень тяжелым последствиям; спустить же все на тормозах — значит дать понять, что дал слабину; а это аукнется, да, это неминуемо рано или поздно аукнется!