Павел Дартс - Крысиная башня

— Па-ап… Нафига ты это им все зарядил? Ты что, не видел, что им это неинтересно?

— Видел… Но это ж, в определенном смысле, мой долг — хотя бы попытаться предупредить, пробудить… Ну, не удалось. Ну, значит судьба у них такой. Я сделал что мог.

— Пап. Может, ты зря загоняешься по этому «песцу»? Не будет ничего…

Олег промолчал.

— Может, это у тебя от общей неустроенности? Ну, от неладов с мамой, и в бизнесе? А?

— …Как тебе сказать, сына… Думал над этим. Я мог бы начать все с нуля. На ровном месте. Знаешь, как говорится: «Падая и поднимаясь, ты растешь!» Ну, нелады… Мне не впервой. Устроится куда-нибудь в серьезную корпорацию на низовую должность — и рубиться там на карьеру. Знаешь, у меня бы пощло… У меня нет иллюзий и большинства комплексов, которыми тешится офисный люд; я вполне работоспособен и предприимчив. Думаю, я бы пробился. Лет за пять — шесть. На вполне приличную, денежную должность. Служебная машина, совещания, секретутка…

— Плохо, что ли?

— Плохо. Первое: я не люблю и не хочу на кого-то работать…

— Ну так строй свой бизнес!

— … И второе: нет этих пяти — шести лет. Нету. Это главное. А и на построение внятного своего бизнеса нужно тоже никак не меньше пяти-шести лет; причем — сейчас не прежние времена, сейчас с «одной идеи» не начнешь, деньги нужны! Деньги и время. И связи, что по сути тоже время и деньги. И если деньги еще найти можно, — то времени уже нет. Таково мое убеждение. Все слишком быстро меняется. Это мне напоминает… Знаешь, давно, ты еще тогда не родился. Девяностые годы. Бывший Союз стал трещать и разваливаться, — времена изменились. Наиболее шустрые, держащие нос по ветру, кинулись создавать кооперативы, зарабатывать. А один мой знакомый, карьерист и чиновник по призванию, рванулся в КПСС карьеру строить… КПСС — это, Серый, тогда такая партия была, от нее все зависело, она всем рулила.

— Да знаю я.

— Вот. Он воспринял что время, когда люди ломанулись в новые, пока неизвестные и опасные сферы деятельности, в бизнес, — для него самое время сделать карьеру в КПСС, ведь стали освобождаться хорошие места, партию залихорадило, и крысы оттуда побежали. А он посчитал себя самой умной крысой — когда все бегут с корабля, наоборот, бежать на корабль — и занять место рядом с капитаном!

— И как — занял?

— Это я уже не знаю. Разошлись наши пути. Да это и не важно. Корабль-то утонул. А кто там на каком посту стоял-сидел, уже и не важно. Я это к тому, что для каждого дела — свое время. Сейчас вот, на мой взгляд, не время начинать карьеру делать. Или бизнес «с нуля» подымать. Потому что любой бизнес на первых порах — это затраты, огромные затраты и риск. Совсем не время…

— А чем тогда заниматься?

— Честно? Выжидать. Слышал? — я Игорю сказал, что «один из видов безделья — это делать „не то“»? Вот это как раз тот случай. Выжидать! И «смотреть по сторонам». Понимаешь, муха усердно и настойчиво бъется о стекло, тратя время и силы, — когда рядом открытая форточка. Но она ее не видит, — она слишком занята! Улавливаешь?… В 90-е тоже был своего рода «слом старой парадигмы», и торжество парадигмы новой. Но что это за «новая», — нужно было еще уяснить. И насколько это серьезно. И надолго ли. А уяснить нельзя не всматриваясь.

Сергей в полумраке от света лежащего под сводом палатки на прозрачной тканевой полочке фонарика завозился, стараясь увидеть лицо отца. Подумалось, что вот — батя-то по гороскопу Лев, но львы они, как мама говорила, только снаружи такие «цари зверей», а внутри — комплексанутые как никто, ранимые… Сказать — не сказать?…

— Пап, извини, а по-моему, ты просто отмазки лепишь, чтобы в жизни ничего не менять! Вон, у дяди Игоря все в шоколаде, а ты комплексуешь по этому поводу и выдумываешь отмазки! — бросил Сергей, и сам испугался своей дерзости. Но, в принципе, с отцом можно было говорить начистоту в такие моменты. Что до самокритики, то с этим у него было все в порядке.

— Это по-твоему. Я тебе сказал, как есть, как я думаю, а уж как ты оцениваешь… Веришь, — не завидую. Хотя бы потому, что тот же Игорь свою жизнь разменивает на тупую работу по добыванию денег, которые бездарно же спускает на говно, — вот как тот комбез, да и Лексус, если уж на то пошло…

— Комбез не говно. Он в нем на горнолыжном курорте отдыхал. Разве они не правы — зачем готовиться к песцу? Наверно, правильно, что они думают, что ничего не будет.

Олег помолчал и задумчиво ответил:

— «Готовиться…» Когда Титаник уже дал крен — тут уже не о «готовиться» надо говорить, а о том, кто в шлюпку попадет… Но зачем? Оркестр по прежнему играет, огни сияют, и шампанское по-прежнему восхитительно… Так все себя и ведут, в большинстве. А зачем учиться плавать? Или иметь аптечку в автомобиле, огнетушитель? Только потому, что «заставляют»? А почему «заставляют»? Задумайся.

С детской верой, что «если об этом не думать — то ничего и не случится!» Ты говоришь «Ничего не случится». «Они…» Они так не думают — они просто не хотят об этом думать, боятся. Они вообще не думают ни о чем — как растения. Это — отмазка. Никто не «объявит писец». Он случится сам собой. И даже умереть можно по-разному. А они просто подсознательно боятся об этом думать. И потому и на меня обижаются, — что внутри сидит червячком мысль, что может быть, я прав… А это… Это очень некомфортно для них, — если я прав. И, чтобы этого не знать, не думать об этом, они даже и доводы мои не стали спрашивать, — типа, им неинтересно. А ведь они…

Громко, отчетливо щелкнул выстрел капсюля на лесной дороге, совсем рядом, за кустами.

Олега и Игоря как подбросило.

Оба поняли, что сработала сигналка, натянутая леской в проезде на поляну, где они обосновались.

— Какая-нибудь ворона точно поперлась на сон грядущий в сторону озера, всего леса им мало! Предупреждал ведь! — раздраженно сказал Олег, соображая, стоит ли вылазить и перезарядить сигналку, или плюнуть и лечь спать. Настороженно заворчал Граф, устроившийся в ногах, и уже дремавший. Мысленно матеря тупых теток, не соображающих куда прутся и забывающих предупреждения еще раньше, чем их услышали, Олег поворочался, вжикнул молнией противокомариной сетки на входе в палатку, и высунул голову, ожидая услышать голоса женщин и смешки мужиков; но вместо этого на полянке звучали чужие мужские голоса. Совсем чужие.

Костер уже практически потух, только красным светили угли. Но луна и звезды, обычно незамечаемые за огнями большого города, здесь светили неожиданно ярко, достаточно чтобы ориентироваться.

Луч фонарика из палатки Тимура пробежался по полянке, осветив четверых субъектов, по-хозяйски расхаживавших между машин и палаток. Это были явно не отдыхающие — четверо не то парней, не то мужиков, теперь уже не таясь, не опасаясь разбудить, хозяйничали в лагере. Один из них звякнул посудой на столе, и, чавкая, стал жрать шпроты, таская их из коробочки по одной прямо пальцами. Кто-то приглушенно глумливо засмеялся.