Михаил Белозеров - Золотой шар

– Спасибо вам, товарищ генерал, за выдержку и мудрость, – услышал генерал Лаптев в трубке до боли знакомый голос. – Побольше бы нам таких генералов. Мы здесь долго совещались в рамках Совета национальной безопасности. Принято решение Зону и Дыру не уничтожать, а исследовать комплексно на благо народов России. Благодарю вас за службу. – Генерал Лаптев, конечно, понял, что говорит с президентом, но представил его почему-то старше, с большой трубкой, набитой табаком «Герцеговина Флор», говорящим с грузинским акцентом. – Я читал ваше личное дело, – продолжал между тем Дмитрий Медведев. – Вас переводят с повышением в звании в академию ракетных войск, на преподавательскую работу.

– Служу России! – выпалил в трубку счастливый генерал, и глаза его третий раз за сутки стали мокрыми от искренних слез.

– Так что сдавайте дела. Съездите в отпуск. И на новое место. Успехов вам!

От этих простых и естественных слов генерала переклинило. Хотел он крикнуть в трубку что-то вроде: «Рад стараться!», да не нашел слов, а ответил не по уставу:

– Мерси! – и лишился чувств.

А когда очнулся на руках бойцов, то понял Божий промысел. Оказалось, недаром капитан Чепухалин сошел с ума, недаром он водил его по болоту, недаром план «Дыра» рухнул, не успев начаться. Зона таким образом защищала себя. Но и это было не самое главное. Самое главное заключалось в том, что все события логично вписывались в его генеральскую судьбу. Все произошло так, чтобы он пошел на повышение. Это был самый правильный маневр, который сделал генерал Лаптев в своей жизни.

«Хорошо, что я не разбабахал Дыру. Какой я молодец!» – сказал он сам себе, забыв, что обязан всем никому иному, как капитану Егору Чепухалину.

Где ты, наш славный герой? Где?

Вначале идти было легко. Костя и не думал расставаться с хабаром, тем более, что хабар, который должен был источать воду, почему-то источал то квас, то пиво, а иной раз и не очень хороший портвейн с привкусом железа, и Костя так часто к нему прикладывался, что в конце концов слегка окосел, и жизнь показалась ему страшно веселой.

– Брось камни… – советовал Бараско, отказываясь от дармового кваса, – брось…

– Хи-хи… – отзывался Костя. – Где твои немцы? Где?

Естественно, он не сообщил ни о каком пиве. Бараско снова повязал шею грязным бинтом и привычно ворочал ею, словно у него что-то болело.

– Брось, все равно не дотащишь.

– Не-а-а-а… – не сдавался Костя, все больше и больше отставая. – Расскажи лучше о немцах и о запутанном времени.

Постепенно ноги у него стали непослушными, а во рту пересохло. Квас и пиво больше не утоляли жажду. О портвейне даже думать не хотелось – во рту от него становилось очень гадко. «Чего бы солененького, – мечтал Костя. – Огурчика или помидорчика!» Он уже подумывал выбросить пачки три патронов, но когда на подъеме подвернул ногу, сгоряча выкинул камень, дающий квас, пиво и вино. От всего остального хабара он избавился проще: когда Бараско смотрел в другую сторону, опорожнял карман за карманом. Честно говоря, ему было немного стыдно. Ведь хотел же слушать умных людей, а слушал собственные чувства.

Между тем Бараско встревожился: на горизонте давным-давно должны были появиться знакомые очертания пригорода, а вокруг по-прежнему простирались песок да саксаул. Его взгляд все чаще задумчиво останавливался на Косте. А на лице застыл недоуменный вопрос: что происходит? Что? Если бы только Костя знал!

Сутки они кружили на одном месте. Провели ужасную ночь под открытым небом, клацая зубами от холода и ожидая каждую минуту нападения «дантая» или «рока судьбы». От страха сожрали все сало, тушенку и весь хлеб. А когда на следующий день вышли на странные следы, да еще наткнулись и на кучу хабара, Бараско понял, в чем дело:

– Ты все выбросил?.. – спросил он с величайшим подозрением.

– Все… – не очень уверенно ответил Костя.

– Точно?..

– У меня ничего нет, – сказал Костя, отойдя на всякий случай в сторону.

– Покажи! А ну покажи, кому говорят! – Бараско сделал по направлению к Косте угрожающий шаг.

Пожалуй, Костя с ним бы и справился, если бы выдержал первые секунд тридцать. Но проверять это предположение он не собирался. «Зачем бегуну меряться силами с боксером, все равно проиграешь, – подумал он, – пусть даже я и выносливее». Пришлось распахнуть телогрейку.

– А это что?!

– Полосатый камень… домой возьму…

Хабар действительно был красивым. Переливчатым, с красно-бурыми полосами всех мыслимых и немыслимых оттенков. Он был создан, чтобы прекрасно смотреться на книжной полке и удивлять девушек, которые забредали к Косте. Костя готов был сочинить любую фантастическую историю, лишь бы только завлечь их в свою берлогу, хотя мало-мальски грамотный геолог объяснил бы ему, что полосатость обусловлена различными окислами железа и других минералов и что такие камни образуются там, где столетиями просачиваются грунтовые воды.

Бараско саркастически рассмеялся:

– Не собирай в этой пустыне ничего. А если берешь, спрашивай у меня, – и выкинул полосатый камень в овраг.

– А зачем ты его выкинул! – возмутился Костя и готов был бежать за камнем. – Такой красивый!

– Это не просто красивый камень, а хабар, который морочит голову. Водит людей кругами по пустыне, пока они не погибают.

– Не верю! – уперся Костя.

– Ну иди посмотри, – усмехнулся Бараско.

Костя пошел и посмотрел. Самое удивительное заключалось в том, что камень вдруг сделался серым, невзрачным, как и другие камни. Совесть, видать, заела. Только какая совесть у хабара?

– Ну что, убедился? – спросил Бараско.

– Убедился… – вздохнул Костя и с потерянным видом стоял перед ним, как ученик перед учителем. – Я больше не буду…

– Ну слава богу, – терпеливо согласился Бараско. – А теперь идем в город.

Только он произнес это слово – город перед ними и открылся: заводские окраины, трубы, какие-то заводы и телевизионные вышки. В общем, индустриальный пейзаж. А за ним море – синее-синее, бескрайнее-бескрайнее, до самого горизонта. Море, которое еще никто не исследовал. Если бы Костя прибыл в Дыру не на бронепоезде и не насмотрелся на чудеса пустыни с ее хабаром, то и не поверил бы, что это Дыра. Скорее, все та же Зона – человеческая и понятная, правда, с морем, которого, естественно, в земной Зоне не было. Хотел он расспросить Бараско, да взглянув на его сердитое лицо, передумал.

Дальше они шли только с помощью гаек. Бараско зря не рисковал. И хотя после Зоны, со всем ее хитроумием, Дыра казалась им детской песочницей, Бараско терпеливо бросал и бросал гайки, пока не добросался: земля на перекрестке вздыбилась до небес в виде вихря, и бежали они без оглядки так, что засвистело в ушах. В довершение ко всему их обстреляли откуда-то из развалин.